Австрийцы торжественно отпраздновали победу при Колине, но воспользовались ей не в полной мере.
Фридрих стоял в Лейтмерице, в Верхней Богемии; разбитые при Колине войска его отступили к Лаузицу. Принц Август Вильгельм, брат короля, совершил это отступление так неловко, что Фридрих, крайне строгий в подобном отношении, сделал ему строгий выговор, вследствие которого принц вышел в отставку. Ошибки его были очень выгодны для австрийцев, но те не умели и ими воспользоваться.
В наступившее лето не было уже ни одного большого сражения; единственным военным делом австрийцев была бомбардировка открытого города Циттау, после чего, укрепясь в хорошо выбранной позиции, они ждали приближения французов, русских и германской армии.
Из всей военной истории этого времени видно, насколько быстрота движений, порядок, уверенность, с которыми делаются все распоряжения, словом, высшее понимание дела, пронизывающее всех, от старшего начальства до последнего ефрейтора, уравновешивает численное превосходство неприятеля. Во все это время с австрийской стороны можно отметить лишь одно смелое предприятие: движение генерала Гаддика на Берлин с какими-нибудь 4000 человек. Он подошел к Шлезвигским воротам столицы 16 октября в 11 часов утра; но, узнав о приближении принца Морица, удовольствовался сбором 180 000 рейхсталеров и вернулся с этой жиденькой добычей и двумя дюжинами перчаток для своей государыни.
В этот самый день, 12 октября, государственный стряпчий, д-р Априль, предъявил в Регенсбурге тамошнему прусскому представителю в рейхстаге, Плото, правительственный приговор с требованием явиться для его выслушивания – «citationem fiscalem», как называла это канцелярщина на своем языке – и за такое приглашение был сведен с лестницы слугами Плото, к великой потехе всей протестантской и свободомыслящей Германии. Но ее ожидала еще большая радость.
К французско-имперской армии прибыло подкрепление в 15 000 человек, присланное герцогом Ришелье, и прусскому королю представился, наконец, случай к желанной им битве. В войске Субиза-Гильдбургаузена было теперь более 50 000 человек. Все, что можно было видеть на позиции Фридриха при деревне Росбах, не превышало 10 000 чел. В действительности же у него было здесь 22 000 чел., но и половины их не потребовалось для одержания победы. Без карты и специального описания трудно понять то, что произошло: соединенная армия допустила такие ошибки, основываясь на своих предварительных неверных расчетах, что сражение было выиграно прежде, чем началось.
Фридрих отдал приказания в 2 часа; в 3.30 Зейдлиц атаковал правый фланг неприятеля своей кавалерией, разогнал его в какие-нибудь полчаса, между тем как артиллерия Фридриха открыла огонь с высоты Янусова холма. Правое крыло пруссаков не вступало в бой, согласно часто применяемому Фридрихом принципу «косвенного строя». В то время как артиллерия и беглый пехотный огонь заставили поколебаться неприятельский центр, Зейдлиц собрал снова свою конницу южнее, у деревни Тагевербен, и напал в тыл злополучной армии. И в течение 3–4 часов, под вечер ноябрьского дня, 7 батальонов при 38 эскадронах выиграли сражение, потеряв лишь 165 человек убитыми и 376 человек ранеными, между тем как неприятельские потери равнялись 3000 убитых и раненых и 5000 взятых в плен, между ними были 8 генералов и 300 офицеров. Знамен, пушек и вьюков было брошено больше, чем можно было подобрать. Союзной армии, в собственном значении слова, более уже не существовало; она надолго лишилась всякой способности к действию.
Бедные имперцы – «бондари» (Fassbinder), как называл их в насмешку народ, – претерпели более других, и не на шутку, но происшедшее вызывало в более глубоких умах радостную, патриотическую, национально-немецкую гордость: французское высокомерие было принижено, старое превосходство германской отваги над галльской, под предводительством «настоящего» короля, было доказано.
Вольтер, получив известие о деле при Росбахе, написал с досадой:
«Теперь он (прусский король) добился всего, к чему стремился: понравился французам, осмеял их и поколотил их же».