Politicum - историко-политический форум


Неакадемично об истории, политике, мировоззрении, регионах и народах планеты. Здесь каждый может сказать свою правду!

История Испании (субъективно)

Оливарес, или всевластная импотенция

Новое сообщение ZHAN » 13 июл 2021, 18:11

С Филиппом IV, который являет собой редкую комбинацию бабника и святоши, Испания проживает долгий период жизни рантье – другими словами, инерционного существования за счет старых и при этом более счастливых времен. И это положение, чреватое крахом в самом ближайшем будущем, даст нам отсрочку еще почти на весь XVII век.

Престижем сыт не будешь – а у нас все более настойчиво возникала необходимость чем-то наполнить желудок, – но верно и то, что, глядя из исторического далека, матерый испанский лев все еще казался грозным и пользовался в мире уважением, поскольку миру было невдомек, что потрепанная дикая кошка мучается язвой желудка, да и зубы у нее уже совсем съедены.

Следуя весьма комфортной привычке своего папеньки, Филипп IV (который проводил время, каждый божий день чередуя театральных актрис с мессами и меняя койку на исповедальню) передал власть в руки фаворита, графа-герцога де Оливареса; фаворит же на этот раз, врать не будем, оказался министром с некоторыми идеями и умом, хотя труды по управлению этим огромным разноголосым хором для него, как и для любого другого на его месте, оказались непосильны. Оливарес, будучи не только спесивым упрямцем, но и субъектом смекалистым и прилежным, а еще трудягой, каких мало, стремился поднять все это предприятие, реформировать Испанию и сделать из нее современное государство по последней моде: что носилось тогда и еще должно было носиться пару веков и что сделало сильными державы, которые позже станут мировыми лидерами. Другими словами, стремился создать администрацию централизованную, могущественную и эффективную, а приложением к ней – по доброй воле или на поводке – всех подданных с привлечением их к общественно полезным делам, недостатка в которых явно не ощущалось.
Изображение

Закавыка была в том, что начиная от финикийцев, проходя через средневековых королей и мавров в их мавританских поселениях (как мы уже увидели в предыдущих постах), Испания живет по-другому. Здесь кофе, ясное дело, существует для всех, но кроме того и в то же самое время – черный, с капелькой молока, с молоком, большой, без кофеина, американо, турецкий, с бренди «Магно», а мне – с мятой. В общем, кофе а-ля феодальная раздробленность. Даже герцог Медина-Сидония у себя в Андалусии вынашивал тайные планы независимости. И тут уж, конечно, ни тебе Оливарес, ни Господь Бог не помогут. И штука эта вылезала на поверхность, на какую клавишу ни нажми.

С другой стороны, добиться того, чтобы общество, состоящее из идальго или тех, кто хочет ими казаться («Даже сапожники и портные прикидываются старыми христианами и разгуливают со шпагой на поясе», – пишет Кеведо), взялось за работу в поле, на скотном дворе, в торговле, то есть занялось тем, что уже служило источником обогащения в самых модернизированных государствах Европы – это ж было как попросить у быка молока, у судебного писаря – чести или у инквизитора – милосердия.

Не больше повезло нашему другу Оливаресу и с финансовой реформой. Именно Кастилия – вернее, ее дворянство и высшие классы – получала доходы от Америки, но в то же время не кто иной, как она, оплачивала весь банкет – все налоги и все войны – людьми и деньгами. Граф-герцог хотел привлечь и другие земли короны, предлагая им теснее интегрироваться в общее дело в обмен на барыши и разные махинации; но ему сказали, что ничего не попишешь, что фуэрос неприкасаемы, что родина-мать – она у нас одна, а тебя, Оливарес, мы в гробу видали. Кастилии и дальше пришлось тянуть этот воз в одиночку, получая как пироги и пышки, так и синяки и шишки, а все остальные – как сидели раньше по углам, так там и остались, окопавшись в своем огороде, вместе с сарданами, паэльями, арагонскими хотами и тому подобным.

Хорошо понимая, что именно стоит на кону в этой игре, Оливарес не захотел давить сильнее, чем было принято в те времена, и, вместо того чтобы сломить парочку хребтов и ввести унификацию силой, как это происходило в других странах (Франция Ришелье полным ходом шла по этому пути, обеспечивая Людовику XIV абсолютное и безоговорочное единство государства), ему пришлось действовать точечно и щипчиками. Однако, поскольку в Европе уже шла Тридцатилетняя война и Испания под влиянием своих австрийских кузенов – которые нас потом кинут – оказалась в эту войну втянута, Оливарес добивался того, чтобы каталонские, арагонские и валенсийские кортесы проголосовали за чрезвычайную субсидию на военное дело. Арагонцы и валенсийцы после долгих боданий все же сдались, а каталонцы сказали, что ни фига подобного, что не всякое лыко в строку и что ни одного гребаного дуро не дадут они ни на войну, ни на мир. Кастилия нас грабит.

Ну и чтобы жизнь совсем малиной не казалась, подошло к концу перемирие с голландцами, и война во Фландрии возобновилась. Занадобились терции и звонкая монета. Так что хочешь не хочешь, а пришлось Оливаресу, чтобы вовлечь в дело Каталонию, прибегнуть к грязному трюку – атаковать французов со стороны каталонских Пиренеев. Но получилось нездорово, потому как королевские войска и прикрепленные к земле крестьяне не поладили – мало кому понравится, когда угоняют скот и зажимают в углу благоверную, – и все полетело в тартарары. О чем я подробнее расскажу ниже.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Гражданская война в Каталонии

Новое сообщение ZHAN » 14 июл 2021, 18:30

К середине XVII века, и все еще с Филиппом IV у руля, начался обратный ход, как в танго. Однако на этот раз, для разнообразия, спусковым крючком послужила другая гражданская война – война с Каталонией.

Фокус в том, что начиналось-то все для Испании как раз неплохо – войной с Францией. Там-то у нас все шло отлично, да еще и терции кардинала-инфанта, подоспевшие из Фландрии, прописывали лягушатникам ту еще ижицу. И в итоге испанские войска – об этой детали как-то сейчас редко вспоминают – дошли практически до Парижа, обнаружив то, в чем немцы несколько позже будут иметь возможность убедиться еще раза три-четыре: французские дороги густо обсажены деревьями, чтобы, двигаясь по тенечку, противник с комфортом мог захватить Францию.

А проблема заключалась в том, что если при взгляде сверху все шло просто прекрасно, то, глядя в корень, выяснялось, что все просто ужасно. Эксцессы со стороны солдатиков – частично тех же каталонцев, кстати, – что творились на местности, а также весьма слабое желание способствовать ратным успехам и прежде всего крайняя неуклюжесть, проявленная министром Оливаресом, министром слишком модерновым для своего времени – до применения подобных методов оставалось еще века полтора, – по отношению к региональным привилегиям и фуэрос все вконец запутали. Хватало и раздоров, и мятежей, и срывов, которые Испания, в самый-то разгар Тридцатилетней войны, позволить себе никак не могла. А репрессии приводили к еще большим возмущениям.

И вот в 1640 году крестьянское восстание перекидывается на Барселону, где убивают вице-короля. Оливарес, избрав твердую линию кнута без пряника, сильно облегчил задачу всяким там кабальеро де Тамарит, каноникам Кларисам (у нас тут каноник – каждой бочке затычка) и прочим экстремистам, которые, то ли по велению сердца, то ли прислушиваясь к звону в кошельке, уже и в те времена, со счетами в Андорре или без оных, с удовольствием ввязывались в разные сепаратистские проекты и другие заварухи. Так что восстание стало всеобщим, и за двенадцать лет кровопролитной войны Испания потеряла половину Каталонии: отступающая ожесточенная королевская армия – для начала и мятежные войска, крушившие все, что пахло испанским духом, – на закуску. А за перебитые горшки в лавке платили, как всегда, другие – те, что оказались промеж дерущихся, а их-то больше всего и было.

И то обстоятельство, что Испания по уши увязла в европейской войне, развязало мятежникам руки. Но когда прилетела обратка и терции взялись за Каталонию, мятежное правительство тут же позабыло о независимости, ну или отложило ее до лучших времен, и без малейших угрызений совести ушло под протекторат короля Франции, объявив каталонцев его подданными (есть у меня одна книга, изданная в Барселоне, с посвящением: «Его Христианнейшему Величеству Королю Франции», просто умереть – не встать). После чего, с еще меньшими угрызениями, провозгласило французского короля графом Барселонским – наивысший титул, поскольку королями искони были только правители королевства Арагон. Тем самым сменив, с поразительной зоркостью, не до конца абсолютную испанскую монархию на монархию Людовика XIV – самую жесткую и централистскую из тех, что возникали тогда в Европе (лучшее доказательство чему вы можете получить сами: сравните сегодня, четыре столетия спустя, степень автономии испанской Каталонии с таковой у Каталонии французской).

Однако новым подданным французского короля вся эта затея вышла боком, поскольку освободительная армия, прибывшая защищать своих новых соотечественников, оказалась еще более жестокой, чем испанские оккупанты. Что есть, то есть – в силу этой промашки Каталония и в конечном счете Испания навсегда лишились Руссильона – сегодня он является Каталонией французской. К тому же из тыла, в спину, был нанесен удар воюющей в Европе Испании, посреди ее войны против всех – войны, где на кон было поставлено очень многое. А Франция, которая спала и видела, как бы перехватить у нас статус мирового гегемона, извлекла для себя из ситуации максимально возможную выгоду, ведь Испании пришлось воевать на несколько фронтов: Португалия поднялась, англичане продолжали грозить нам в Америке, а этот сукин сын Кромвель намеревался превратить Мексику в британскую колонию.

К счастью, Вестфальский мир положил конец Тридцатилетней войне, оставив Испанию и Францию разбираться друг с другом. Так что появилась возможность собирать камни. Решив покончить с этой язвой, Хуан Хосе Австрийский, незаконнорожденный сын Филиппа IV, затеял новую реконкисту – огнем и мечом, с позиций насаждаемого испанизма – это слова историка, не мои, – и начал он с провинции Лерида. А между тем жестокость и бесчинства французов привели к тому, что каталонцы уже по горло насытились своим новым монархом. Так что приверженцев антииспанизма, имея в виду то, что мы под этим обычно понимаем, в Каталонии уже днем с огнем было не сыскать. Так всегда и бывает. Барселона сдалась, и барселонцы встречали вошедшие в город войска как своих освободителей от французских угнетателей – примерно так же, как в 1939 году они принимали – взгляните на фотографии – войска франкистов.

Такие вот гримасы корчит нам История. Местная буржуазия снова открыла свои лавки, местные фуэрос были восстановлены, а кто старое помянет – тому глаз вон. И Каталония снова в стойле – на следующие полвека.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Солнце заходит во Фландрии

Новое сообщение ZHAN » 15 июл 2021, 18:38

И вот так, капля за каплей, приближался тот день, когда Австрийская империя Габсбургов или, точнее, испанская гегемония во всем мире с ее железной поступью и победами в финале всех лиг стекли в сточную канаву. Века за полтора примерно.

Если пораскинуть мозгами, то процесс длился даже слишком долго, имея в виду такой уровень некомпетентности, такое бездарное управление, такое количество народу – священнослужителей, монашек, монахов, дворян, идальго, – которые не работали, столько гнусностей и столько промашек. Принцип многих королевств при единстве закона на том этапе оказался совершенно неудобоваримым для региональных властей, более чем за столетие накрепко привыкших к сохранности и неприкасаемости своих фуэрос и привилегий. Так что столь ожидаемое преобразование этой затянувшейся несуразицы, этого вечного дня сурка, в единую и спаянную нацию окончательно пошло к черту. Стало понятно, что с той Испанией уже ничего не поделать, а будущее ее, если все так и пойдет, совершенно невозможно.

Филипп IV сказал графу-герцогу Оливаресу, что тому пора на пенсию и шел бы он лучше выращивать капусту, так что из нашей попытки трансформироваться в современное с точки зрения экономики, политики и военной сферы государство, сильное и централизованное (то есть ровно то, что делал Ришелье во Франции, выводя ее в новые арбитры Европы), вышел пшик.

Над Испанией, находившейся в состоянии войны с половиной Европы (и под опасливо-ревнивым взглядом другой ее половины), обескровленной в результате Тридцатилетней войны, войны с Голландией и войны в Каталонии, крыша потекла сразу повсюду, как решето: восстание в Неаполе, сепаратистские поползновения герцога Медины-Сидонии в Андалусии, герцога де Ихар в Арагоне и Мигеля Итурбиде в Наварре. А финальным ударом стала война и отделение Португалии. Война эта, поддержанная Францией, Англией и Голландией (ни одной из трех стран совсем не было интересно, чтобы Полуостров снова стал единым), пробила нам в тылу еще одну брешь.

Буквально по самую макушку наевшись испанской катастрофы, сидя на обочине, задушенные налогами, с попранными правами и так же страдавшие от пиратов, противников Испании, в своих заморских владениях, имея собственную колониальную империю, ресурсов которой теоретически им бы еще на какое-то время хватило, португальцы в 1640 году решили вернуть себе независимость – после шести десятилетий жизни под испанской короной. «А идите-ка вы куда подальше», – сказали они. И провозгласили королем Жуана IV, до того момента – герцога Брагансского, с чего и началась долгая, не меньше двадцати восьми лет, война, которая закончилась тем, чем и ожидалось.

А началось все с того, что они устроили неслабый всеобщий гон испанцам и испанофилам – государственного секретаря Васконселоса, например, просто-напросто вышвырнули из окна. Однако сама война представляла собой длинную череду локальных зачисток, засад и набегов, и все это – пользуясь тем, что Испания, занятая на других фронтах, не имела возможности послать в Португалию достаточного количества войск. Война была локальная, но жестокая и полная ненависти, как любая склока между соседями, – с рейдами, грабежами и повсеместными убийствами; война, основной урон в ходе которой, как это часто и бывает, понесли крестьяне, особенно те, что жили вдоль границы и в Эстремадуре. И война эта, которую испанская сторона вела в высшей степени некомпетентно, подошла к завершению после целой серии поражений – битвах при Монтихо, Эльвасе, Эворе, Сальгаделе и Монтеш-Кларуше – с разгромным для испанского оружия счетом. Это если коротко.

В результате чего в 1668 году после подписания Лиссабонского мира Португалия вновь стала независимой, завоевав свой суверенитет с оружием в руках. От всей ее империи нам осталась только Сеута, которая и до сих пор при нас.

А тем временем на европейской войне дела у испанцев продолжали идти из рук вон плохо. В конце концов (мировые соглашения, компромиссы и потери оставляем в стороне) Испания осталась в непримиримом противостоянии один на один с рвущейся вперед Францией, во главе которой стоял юный Людовик XIV. Военные поставки шли по знаменитой Испанской дороге, позволявшей перебрасывать во Фландрию войска через Геную, Милан и Швейцарию, и дорога эта удерживалась ценой неимоверных усилий, так что испанские терции при поддержке итальянских и фламандских солдат-католиков продолжали отчаянно сражаться на нескольких фронтах, куда утекали и все деньги, и испанская кровь.

Наконец было дано сражение. Победа в нем досталась Франции, и, хотя сражение это и не обладало трансцендентальной значимостью, как говорится, – после него были еще и другие победы и поражения, – оно навсегда останется символом испанского заката. Это битва при Рокруа, в ходе которой наши овеянные легендами старые терции, полтора столетия вгонявшие в трепет всю Европу, молча и бестрепетно дали разбить себя на поле брани, верные своей репутации и своей легендарной славе.

Вот так оно и вышло, что после нашего господства над доброй половиной мира (в течение последующих двух веков с хвостиком у нас еще оставался неплохой кусок, но игра была уже сыграна) во Фландрии для нас закатилось солнце.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Империя идет с молотка

Новое сообщение ZHAN » 16 июл 2021, 17:29

На сцену явился Карл II. Говоря коротко: Испания – в положении лежа на гребаном полу. Никогда еще, до его прапрадеда Карла V, ни одна из империй – возможно, за исключением Римской – не поднималась столь высоко и никогда же, до жалкого Карлитоса [уменьшительный вариант имени Карлос], не падала столь низко. Монархия обоих полушарий оказалась не гармоничным, процветающим и хорошо управляемым сообществом испанских королевств, а полным крахом, о чем Эспронседа сказал так: истощенная Кастилия, периферия, где спасались, кто как может и кто во что горазд, и заокеанские владения, на которые всем было плевать, за исключением заботы о регулярных поступлениях золота и серебра, коими при этом разбрасывались все, кто только мог.

А экономический кризис на дворе вел к тому, что кораблей строилось все меньше, господство на море существенно сократилось и пути сообщения с Америкой оказались сильно подпорчены английскими, французскими и голландскими пиратами. Сама Испания теперь уже войн не объявляла, это ей их объявляли.

Нашим на суше, не считая заокеанских владений, оставались: Иберийский полуостров – уже, ясное дело, без Португалии – плюс земли в Италии, нынешняя Бельгия и еще кое-что по мелочи. Мы лишились практически всего. Конечно, не скажешь, что Испания полностью выпала из международного сообщества, но в ряду европейских держав, достигших высшей точки развития или близких к тому, имеющих централизованные и сильные правительства, старая и потрепанная Испанская империя стала государством второй и даже третьей категории.

С другой стороны, не то чтобы без всякой причины: три эпидемии за одно столетие, а также войны и голод сократили население до полутора миллиона душ; ущерб от изгнания трехсот тысяч морисков был более чем значителен, а вдобавок ко всему половина Испании устремилась в мужские и женские монастыри, где можно палец о палец не ударять, но при этом сладко кушать. Потому как католическая церковь была той единственной силой, которая и не думала ужиматься, скорее наоборот. Ее влияние на каждодневную жизнь было огромно: еретиков время от времени еще поджаривали на кострах, король Карлитос не ложился спать без присутствия в опочивальне одного духовника и двоих священников, которые призваны были защитить его от дьявола, а первые ростки интеллектуального расцвета, что худо-бедно стали проклевываться к 1680 году, были загублены теми же руками, которые каждую ночь орошали святой водой и заговаривали латынью монаршее ложе, дабы поспособствовать появлению наследника.

Дело в том, что кардинальным вопросом, занимавшим умы испанцев конца XVII века, было вовсе не то, что скоро все к чертям развалится (к чему дело и шло), а совсем другое: родит или не родит королева – или королевы, поскольку супруг у Карла II было две. Вообще-то, король был хилый, болезненный и наполовину чокнутый. Удивляться здесь нечему, учитывая, что его отец и мать приходились друг другу дядей и племянницей и что пятеро из его восьми прадедов и прабабок были прямыми потомками Хуаны Безумной. Так что можете себе представить клиническую картину. Кроме того, он был так страшен собой, что только держись.

Но, несмотря на это все, раз уж он был король и вообще для нас свет в окошке, ему подыскали благоверную. Первой была француженка Мария Луиза Орлеанская, но она, так и не родив, умерла молодой – от отвращения и скуки, наверное. Второй стала немка Мария Анна Нейбургская, взятая из семьи, где женщины рожали обильно, как кролики. Эту королеву мой добрый друг Хуан Эслава Галан, с обычной для него психологической тонкостью и глубиной, мастерски определил как женщину
«честолюбивую, расчетливую, высокомерную, наглую и сексуально неудовлетворенную, которая в наше время идеально подошла бы на роль руководительницы клуба садомазо».
К этой безукоризненной характеристике добавить совершенно нечего, разве лишь то, что немка эта, несмотря на все свои усилия – страх берет, как только о них подумаешь, – тоже не понесла, хотя и имела при себе некоего иезуита в качестве фаворита и советника, так что Карл II так без потомков и помер.

Испания, как мы уже говорили, стала к тому времени державой второразрядной, но неким весом все-таки еще обладала, а ее американские владения, попади они в хорошие руки, обещали блестящее будущее. Как это и было продемонстрировано миру англичанами на примере их северных колоний, где они действовали ровно так, как это свойственно англосаксам: не оставив в живых ни одного индейца, но обеспечив весьма успешный плавильный котел. Так что последние годы жизни доходяги Карлоса были скрашены самыми разнообразными интригами и заговорами, которые затевались королевой с ее приближенными, церковью – всегда готовой снять сливки с любого дела, – французским и австрийским послами, мечтавшими посадить на этот трон нового монарха, а также испанским, насквозь коррумпированным правящим классом, который проживал царствование Карла II, напиваясь под самую завязку и беря взятки, очень довольный жизнью и в том и в другом случае.

И вот в ноябре 1700 года, в последний год того самого века, который мы, испанцы, встречали хозяевами всего мира, последний из Габсбургов, словно в стансах Хорхе Манрике, сходит в хладную могилу, трон пустеет и Испания в очередной раз, чтобы навык не терять, стоит на пороге еще одной чудной гражданской войны. Похоже, наши мышцы уже застоялись и просились размяться.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Крах – военный и дипломатический

Новое сообщение ZHAN » 17 июл 2021, 12:51

Итак, Карл II, как мы уже упомянули, умер в 1700 году, и все завертелось по новой. Прежде чем отойти в мир иной – бездетным, в обстановке, когда каждый, кто имел доступ к королевскому уху, с жаром нашептывал в него советы относительно того, кому именно следует оставить трон – французским Бурбонам или же, наоборот, австрийским правителям, – король подписал документ: «оставляю Бурбонам» – и отдал концы.

Везунчиком, который выиграл в лотерею испанский престол – хотя это всего лишь оборот речи, потому как дитя-то получило тот еще подарочек, – оказался паренек по имени Филипп V, внук Людовика XIV, приехавший сюда через не хочу, поскольку чуял, что добром это не кончится. С другой стороны, отвергнутый претендент, эрцгерцог Карл, воспринял решение о престолонаследии с огромной обидой; а еще хуже была реакция его семейства – императорского дома Австрии.

Англия в розыгрыше призов не участвовала; однако, верная своей неизменной политике не подыгрывать ни одной могущественной державе и ни одному сильному правительству в Европе (именно по этой причине англичане, уже значительно позже, сначала влезут в Европейский союз, а потом постараются разрушить его изнутри), заключила союз с Австрией с целью воспрепятствовать чрезмерному усилению Франции путем присоединения, на правах родства и союзничества, Испании и испанской части Америки.

Так было положено начало Войне за испанское наследство, которая продлится двенадцать лет и станет европейской войной высшей пробы, поскольку публика-то играла и за наших и за ваших. И хотя в это корыто совал свое рыло каждый, в конце концов по счетам, как всегда, заплатили все мы: австрияки, англичане и голландцы слетелись, как стервятники, жаждая отхватить кусок, заграбастали наши владения в Италии, разграбили андалузские побережья, атаковали наш флот – средство связи с Америкой – и высадились в Лиссабоне, чтобы завоевать Полуостров и посадить на трон австрийского чувака. Борьба была долгой, дорогой и жестокой, потому как большей частью велась на испанских землях, а ко всему прочему еще и местное население разделилось – кто за кого, как это чаще всего и бывает, в прямой зависимости от того, к какому боку ближе лежал – или казалось, что лежал, – собственный бумажник.

Кастилия, Наварра и Страна Басков записались во французскую партию Филиппа V, а Валенсия и королевство Арагон вместе с Каталонией высказались за австрийского эрцгерцога.

Австрийским войскам удалось оккупировать Барселону и Мадрид, чему предшествовало несколько сражений, среди которых битва при Альмансе, Бриуэге и Вильявисиосе. Как бы то ни было, Испания Бурбонов и союзная ей Франция войну эту выиграли; но к тому времени мы были уже настолько жалки в военном и дипломатическом отношении, что побежденные получили от этой войны больше, чем мы, и победа Филиппа V обошлась нам слишком дорого. Утрехтский мирный договор оказался выгодным для всех, кроме заинтересованной стороны.

Франция упрочила статус ведущей мировой державы, а вот Испания потеряла все европейские владения, которые у нее еще оставались: Бельгию, Люксембург, Сардинию, Неаполь и Милан; а на закуску – Гибралтар и Менорку, удержанные англичанами в качестве морской базы для своей средиземноморской эскадры. Кроме того, у нас оставались и внутренние проблемы – каталонский вопрос.

Дело в том, что в ходе войны каталонцы выступили за эрцгерцога Карла, а одной из причин этого решения была память о французском нашествии полувековой давности, когда война на территории Каталонии при Филиппе IV научила каталонцев ненавидеть французских освободителей: они теперь слишком хорошо знали, куда засунул каталонские фуэрос и прочие их привилегии Людовик XIV. А тут как раз, ко всему прочему, Филипп V, вознамерившись превратить этот многовековой дом терпимости в современную централизованную монархию, издал декрет, в котором заявил:
«Считаю целесообразным (в соответствии со стремлением привести все мои испанские владения к единству законов и практике их применения в каждодневном использовании и в судах, руководствуясь равным образом и повсеместно законами Кастилии) упразднить и считать полностью утратившими силу все фуэрос».
Так что то, что поначалу казалось всего лишь особой позицией Каталонии при выборе между королем из дома Бурбонов и королем австрийским, со ставкой – тут уж просто не повезло – на проигравшего, стало локальной гражданской войной, еще одной страницей в нашем пухлом архиве домашних безумств. И когда Арагон, вернувшись к национальной покорности, смирился и вся Испания признала королем Филиппа V, Каталония и Балеарские острова с этим не согласились.

Поначалу Барселона рассчитывала на помощь англичан, однако помощь эта так и не пришла (прежние союзники, напротив, теперь помогали блокировать город с моря), и покинутая всеми, осыпаемая бомбами Барселона в своей героической и трогательной обороне упорствовала одна. Проиграла, конечно. Сегодня трехсотлетний юбилей тех событий.

А когда проигрываешь, приходится платить по счетам. Филипп V в виде наказания отобрал у каталонцев все их фуэрос и привилегии – оставив их, за лояльность Бурбонам, баскам и наваррцам. И все это добро каталонцам не удастся вернуть себе вплоть до Второй республики.

Тем не менее, хоть и побежденные, но дьявольски верные самим себе, они на следующий же день после поражения засучили рукава и вновь взялись за дело, дав старт тем самым (благодаря декрету, который аннулировал фуэрос, но давал другие преимущества, как, например, возможность торговли с Америкой) трем столетиям мощного экономического роста, в котором и утвердилась та трудолюбивая и процветающая Каталония, какую мы сегодня знаем. Или знали.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Иностранщина и тлетворные взгляды

Новое сообщение ZHAN » 18 июл 2021, 12:20

Филипп V, первый из Бурбонов, для нас тоже оказался еще тем подарочком. Под конец у него съехала крыша, и он отрекся от престола в пользу своего сына Луиса I, который вышел у нас оторвой и бабником, но, к счастью, рано, восемнадцати лет от роду, умер, и Филипп V снова взялся царствовать, но чисто номинально, поскольку управление всей нашей братией взяла на себя королева, Изабелла Фарнезе.
Изображение

Правила она, ясное дело, по собственному разумению, но с опорой на поддержку двух своих фаворитов, одного за другим: кардинала Альберони и барона де Рипперда. Все могло с чрезвычайной легкостью полететь в тартарары, но на этот раз повезло, потому что времена уже изменились: Европа медленно разворачивалась к благоразумию и будущему, и через дверь во Францию, которую распахнула перед нами новая династия, стало приходить кое-что интересное.

Как выражался мой уже неоднократно упомянутый учебник по истории для второго класса средней школы (еще раз: nihil obstat от цензора, каноника дона Висенте Тена),
«на нашу родину проникли иностранщина и тлетворные взгляды».
Однако верно другое: они проникли не в той степени, в которой требовалось, – вот если бы их проникло побольше! Но кое-что появилось, и не так уж мало.

Сопротивление самых твердолобых церковников и испанских аристократов не могло навечно перекрыть ход Истории. По всей Европе галопом скакали новые идеи, появлялись просвещенные, прозорливые и умные люди, которым было гораздо интереснее изучать «Математические начала» Ньютона, чем обсуждать вопрос, является ли чистилище твердым, жидким или газообразным; люди, которые собирались использовать достижения науки и прогресса, чтобы в конце-то концов модернизировать этот темный воровской притон, расположенный к югу от Пиренеев. Мало-помалу вызревали благоприятные условия для некоторого прогресса, и по мере того, как век двигался вперед, это становилось заметно.

В течение двух царствований Филиппа V, связанного с Францией семейными обязательствами, Испания оказалась вовлеченной в несколько европейских конфликтов, из которых, совершенно ожидаемо, не вынесла ничего, кроме головной боли. Однако внутри страны дела в первой половине XVIII века существенно улучшились или хотя бы начали двигаться в этом направлении: в Испании – впервые – были разделены религия и правосудие и проведено разграничение между грехом и преступлением. Или по крайней мере, такая попытка была предпринята.

Во власть пришла интереснейшая плеяда просвещенных чиновников, министров и даже военных, которые читали книги, получали знания, прислушивались в первую очередь к ученым и философам, а не к духовникам и больше беспокоились о спасении человека в этом мире, чем в ином. И вот эта страна, в которой население не превышало шести миллионов, с пятой частью нищих и еще одной пятой монахов и монашек, идальго, рантье и разных праздношатающихся, с растраченной казной и лежащим в придорожной грязи международным престижем, – начала поднимать голову.

Дела пошли еще лучше после 1746 года, с приходом нового короля, Фердинанда VI, сына Филиппа, который сказал решительное «нет» войнам и продолжил практиковать полезную привычку назначать компетентных министров: людей со способностями, людей просвещенных, с желанием работать и видением будущего – тех, кто, несмотря на противоречия и колебания во власти и в политике, сделал наш XVIII век, по-видимому, самым исполненным надежд и ожиданий за всю мучительную историю Испании. В первой половине того столетия оказывалось покровительство наукам и искусствам, был создан новый, современный и компетентный, морской флот и при поддержке со стороны короля и государства были основаны Академии – языка, истории и медицины, а также Национальная библиотека.

И вот стали появляться эффективные менеджеры и блестящие министры, такие как Патиньо или маркиз де ла Энсенада. Последний, кстати, вообще из ряда вон: образованный, компетентный, энергичный – эталон просвещенного министра, он общался с самыми выдающимися учеными и философами Европы, способствовал развитию сельского хозяйства в масштабах всей страны, при нем были прорыты оросительные каналы, он улучшил транспортную систему и коммуникации, восстановил Королевскую армаду и покровительствовал всему, что имело отношение к искусствам и наукам. Короче говоря, это был один из тех великих людей, перед кем Испания и испанцы в неоплатном долгу и имя которого, понятное дело – нельзя же отступить от обычаев, – неизвестно сегодня испанским школьникам.

Однако ни один из этих прорывов, ни одно из усовершенствований не проводились в жизнь без того или иного противодействия. Ожесточенное сопротивление тому, чтобы устремленная к прогрессу и будущему Испания расправила крылья, оказывали две силы. Одна из них, внешняя, – Англия: худший и подлейший наш враг в XVIII веке. Другая была внутренней, но не менее изобретательной по части низости используемых методов, – это было наиболее экстремистское и реакционное крыло католической церкви, которая узрела в Просвещении вотчину сатаны. Но об этом мы поговорим ниже.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Изыди, Просвещение

Новое сообщение ZHAN » 19 июл 2021, 18:39

Итак, мы остановились где-то посреди XVIII века, во время правления Фердинанда VI, направляясь к Карлу III, в окружении европейского контекста просвещения и модернизации, в то время, когда Испания потихоньку выкарабкивалась из ямы, когда создавались экономические сообщества радетелей отечества и науки, а культура и прогресс входили в моду. Но вот что касается прогресса, то он тем не менее натыкался на препоны ультраконсервативной части католической церкви, вовсе не намеренной выпускать ручку той самой сковороды, в которой она долгими веками томила нас на медленном огне в святой водице. Используя кафедры и исповедальни, радикальные круги этого общественного института стремились подорвать доверие к безбожной модернизации, призывая на нее все муки ада.

К счастью, и среди самого сообщества священнослужителей встречались образованные и начитанные люди передовой мысли, новаторы, служившие некоторым противовесом. И это ситуацию понемногу меняло. Суть же проблемы заключалась в том, что наука, новый бог этого века, в немалой степени подтачивала устои религии, так что теологи и инквизиторы, не желая терять свое влияние, защищались с яростью бенгальского тигра. Соответственно, в то время как в Англии и Франции люди науки пользовались вниманием и уважением, здесь они не осмеливались ни голос поднять, ни поглубже копнуть, ведь, позволь они себе предпочесть научные основания и пренебречь догматами веры, по их души сразу же могла заявиться инквизиция.

Это привело к тому, что на уста ученых легла печать молчания из предосторожности, типа «лучше себе жизнь не портить, коллега». В частности, это приводило к разного рода аберрациям. К примеру, Хорхе Хуан и Ульоа, два наиболее блестящих ученых и мореплавателя своего времени, по возвращении из экспедиции, в ходе которой им удалось измерить дугу меридиана в Америке, в некоторых своих формулировках вынуждены были прибегнуть к самоцензуре, чтобы избежать конфронтации с теологами.

И вот мы и дошли до жизни такой, что в некоторых научных трудах появлялись забавные предупреждения типа: «Несмотря на то что это положение представляется доказанным, полагаться на него невозможно, поскольку оно противоречит католическому вероучению». Неслабо. :D

Собственно, именно по этой (среди прочих) причине в то самое время, когда другие страны получили своих Локка, Ньютона, Лейбница, Вольтера, Руссо или д’Аламбера, а Франция уже обзавелась «Энциклопедией», здесь максимум того, что мы имели, – сборник трактатов «Универсальный критический театр» отца Фейхоо. И на том спасибо, потому как каждый дрожал от страха, что на него укажут пальцем те самые мыслители – теологи и моралисты, – что зубами вцепились в затхлое наследие Аристотеля и схоластику, царившие в университетах и на амвонах (страшно подумать, сколько талантов, надежд и будущего было удушено в этой гнусной безвыходной западне). И значит, как писал Ховельянос, в то время, когда за границей как на дрожжах росли физика, анатомия, ботаника, география и естественная история,
«мы ломали себе голову и перекрикивали друг друга в аудиториях, дискутируя по вопросу: является ли сущее актом существования или актом аналогии».
Это дуракаваляние увело нас в сторону от реального прогресса и сильно затруднило продвижение по тому пути, который люди ученые и подчас отважные – а справедливости ради нужно признать, что некоторые из них были весьма достойными священниками, – выбрали верно, несмотря на путы на ногах и окружающие опасности. Как в тот раз, когда правительство решило ввести в университетах изучение ньютоновской физики, а большая часть ректоров и профессоров встретила эту инициативу в штыки или когда Совет Кастилии поручил капуцину Вильяльпандо внедрить в университет новинки науки, но доценты новые книги отвергли.

Так что неизбежную дорогу к прогрессу и современности Испания проходила медленнее других, прихрамывая, бедняжка, и зачастую из-под палки. Почти все важнейшие тексты той эпохи фигурировали в «Списке запрещенных книг», и для тех, кто намеревался вытащить нас из колодца и заставить взглянуть в лицо будущему, было всего лишь два пути. Один – встроиться в сеть передачи корреспонденции и книг, циркулировавших среди образованных элит Европы, и, как только выпадал случай, привозить в Испанию специалистов – признанных научным сообществом изобретателей, инженеров, преподавателей и ученых. Другим путем был отъезд за границу – получить образование или просто попутешествовать, объехать главные столицы Европы, где развивались науки и творился прогресс, а потом вернуться, привезя с собой свежие идеи и желание претворить их в жизнь.

Но это было доступно очень немногим. Подавляющая масса испанцев из простонародья оставалась неграмотной, апатичной, неотесанной, такой далекой от тех двух элит, или идеологий, которые только еще проклюнулись в XVIII веке, но скоро навсегда определят будущие черты нашей расхристанной истории: Испании консервативной, посконной, самым радикальным образом приверженной традициям трона, алтаря, родной почвы, и другой Испании – просвещенной, стремящейся распахнуть двери разуму, культуре и прогрессу.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Коварный Альбион

Новое сообщение ZHAN » 20 июл 2021, 17:54

Худшим врагом Испании в XVIII веке – а количество их явно превышало единицу – стала Англия. К британской заботе о том, чтобы не допустить в Европе сильных государств, следует добавить ее соперничество с Испанской империей, основной ареной которого являлось море. Испанские владения в Америке выглядели лакомым куском, а переток богатств через Атлантический океан был слишком соблазнителен, чтобы за его счет не поживиться.

Невзирая на многочисленные признаки восстановления, Испания не имела промышленности, практически ничего своего не производила и жила, покупая все необходимое на золото и серебро, которое добывали в шахтах порабощенные индейцы и исправно и в больших количествах доставляли целые флотилии галеонов. Вот это и было тем самым пунктиком. Немало состояний лондонского Сити было сколочено на отнятом у Испании и ее колоний, – одним словом, мы стали биссектрисой в Бермудском треугольнике, куда все кому не лень слетались за добычей.

Испанская монополия на торговлю с ее американскими колониями не пришлась по вкусу британским торговым домам, которые насылали на нашу голову своих корсаров (грабителей с королевской лицензией на грабеж), пиратов (грабителей на свой страх и риск) и контрабандистов. За место в этой очереди хищников толкались и пихались, оттесняя слабаков в конец («а ты, чувак, грабишь последним!»), вплоть до того, что все это стало напоминать птичий двор с дракой гусей за место у кормушки, или поилки, или как там эту штуку ни назови.

На всем на этом, ясное дело, нагревали руки британские колонии в Северной Америке, чья преуспевающая буржуазия, наживаясь и на своем, и на нашем, в промежутках между истреблением то тех, то других индейцев, уже подумывала об отделении от Англии.

Испания же, хотя с Бурбонами она и стала восстанавливаться и залечивать раны – инфраструктура, научные достижения, почта, коммуникации, – после катастрофы времен прощания с Габсбургами развернуться по-настоящему пока еще не могла, несмотря на все старания деятелей Просвещения направить ее в будущее. И здесь свою роль сыграли министры и другие заметные личности, такие, например, как маркиз де ла Энсенада, который, имея намерение оказать достойное сопротивление Англии на море, реформировал Королевскую армаду, укомплектовав ее отличными судами и великолепными офицерами. И хотя поезд уже ушел и Испания не смогла бы вернуть себе статус ведущей мировой державы, эта политика позволила нам сохранить уважение к себе на море до конца столетия.

Доказательством того, что Энсенада шел в совершенно верном направлении, служит как раз то, что англичане без конца ставили ему палки в колеса, строя заговоры и подмазывая кого надо, пока им не удалось-таки добиться, чтобы король отстранил его от дел (в конце концов, Испания продолжала оставаться Испанией, а в Лондоне нас уже досконально изучили). И ничто не свидетельствует в пользу этого министра лучше и не является более для нас постыдным, чем направленное в Лондон письмо английского посла, в котором он радостно описывает падение министра:
«Великие проекты, направленные на усиление Королевской армады, остановлены. Впредь корабли в Испании строиться не будут».
В любом случае, с Энсенадой или без него, наш XVIII век стал в первую очередь веком испанского морского флота и продолжит им быть ровно до того момента, пока все не пойдет прахом в битве при Трафальгаре.

Проблема заключалась вот в чем: хотя у нас были и корабли – мощные, отлично сделанные, – да и офицеров высшего класса с превосходной научной и практической подготовкой хватало, однако явственно ощущался недостаток в хороших корабельных командах. Система набора была просто позорной, жалованье моряков – копеечное, а те, кто возвращался из похода больным или увечным, были обречены на нищету. В отличие от британских моряков, получавших свою долю трофеев и пользовавшихся другими привилегиями, испанские команды не видели ни одного чертова дуро, и каждый моряк с опытом старался избежать кораблей Королевской армады, отдавая предпочтение торговым и рыболовным судам либо, как и сегодня, иностранным военным флотам. Однако же, как всегда и во всем, даже там попадались патриоты и храбрецы, и, несмотря на то что администрация Армады была кошмарной и коррумпированной до тошноты, некоторым выдающимся морякам и кое-каким героическим командам не раз и не два удавалось навести того еще шороху на море и на суше, как следует надрав задницу англичанам. Что, принимая во внимание общий уровень моряков, флаг, под которым они служили, и практически нулевую благодарность соотечественников, имеет двойную ценность.

Железный Блас де Лесо задал перцу командору Вернону в сражении при Картахене, Веласко дрался как тигр возле Гаваны, Гальвес – герой в Соединенных Штатах, неизвестный в Испании, – обессмертил свое имя взятием Пенсаколы, а корабли, подобные славному «Глориосо», умели заставить англичан заплатить очень дорого, прежде чем сами спускали флаг.

Даже великий Горацио Нельсон (деталь, о которой британские историки стыдливо умалчивают) потерял руку, когда хотел за здорово живешь взять Тенерифе, а местные жители, пока еще не привычные к туризму, оказали ему такой прием, что мало не показалось. Проучив за позерство и дурость.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Кое-какие хорошие люди

Новое сообщение ZHAN » 21 июл 2021, 20:08

Мало того что Карл III превратил Мадрид и другие места в довольно-таки приятные уголки, он и вообще был, учитывая время и контекст, королем симпатичным. Не как человек – этот шутник Бурбон ничего особенного собой не представлял, – а с точки зрения намерений и манер. Явился он к нам из Неаполя, где в силу всяких династических перипетий тех времен был королем, и оттуда же привез увлечения, идеи и манеры, в немалой степени приблизившие его к современности.

В Испании, естественно, все это сталкивалось с традиционным мороком наиболее реакционных слоев общества, продолжавших тянуть в строго противоположную сторону. Однако за двадцать девять лет царствования этот монарх с добрыми намерениями сделал все, что мог.

Будучи человеком образованным, король окружил себя людьми компетентными. Если взять в библиотеке подшивку «Мадридской газеты» его времени, то челюсть отвиснет: столько справедливых и своевременных законов, с помощью которых этот в высшей степени достойный Бурбон пытался приоткрыть окна и развеять затхлую атмосферу старой ризницы, в которой он очутился. Оказывалась поддержка разного рода изысканиям и науке, проводилось заселение обезлюдевших районов, а действенные законы, восстанавливающие справедливость и помогающие обездоленным, сокрушали окаменевшую неподвижность цехов и корпораций средневекового извода, позволяли жить за счет честного труда детям и открывали путь в профессиональную сферу женщинам, доступ которым туда прежде был закрыт.

В общем, возникало впечатление, что другая Испания вполне возможна.

И правда, эта другая Испания успела пустить корни, породив надежды, которые никогда уже не исчезнут. Но одними радостями все не ограничивалось. Военные дела, например, шли довольно неважно. Семейные пакты с Францией и поддержка мятежных колоний Северной Америки в их борьбе за независимость (весьма дальновидно: мы поддержали тех, кто позже обдерет нас как липку) втянули нас в парочку войн с Великобританией, в которых нам, как всегда, пришлось заплатить и за битые тарелки, и по счету: мы потеряли часть своих владений и вернули себе другие, но вот Гибралтар обратно так и не получили.

Что же касается религии, то реформаторски настроенное и образованное окружение Карла III упорствовало в своем стремлении подрезать крылышки католической церкви, продолжавшей играть роль петуха в курятнике, и просветить народ – с похвальной целью отвадить его от предрассудков и всяческих стародавних завихрений мозгов. В те времена могущественное общество Иисуса, то есть иезуиты, воплощали в себе все то, что просветители презирали: они обладали интеллектуальным могуществом, поддержкой папы, широкой сетью колледжей, в которых воспитывались дети аристократов и богачей, влиянием на королей и королев в качестве их духовников и исповедников и так далее и тому подобное.

Воспользовавшись в качестве предлога народным возмущением против министра-реформатора Скилаче (итальянца, который понятия не имел, в какой стране он решил поставить на кон свое состояние и собственную шею) и бунтом, к которому иезуиты не то чтобы совсем были не причастны, Карл III своим указом вышвырнул их из Испании. Тем не менее католическая церковь в целом (другие религиозные ордены – тоже ведь испанцы – были страшно довольны, что их соперникам-иезуитам укоротили руки) так и продолжала сидеть, окопавшись в своих привилегиях, за кафедрами и в исповедальнях.

Инквизиция тоже отметилась, да еще как, – арестом и процессом над министром Олавиде, известным прогрессистом, проводившим в жизнь реформы, порученные ему королем. А когда ринулись на него черные вороны, министра оставили все, в том числе и король – в этой истории Карл III выглядит отнюдь не симпатично, – отшвырнув его в сторону, словно чертов окурок. Показательная порка, которой подвергся Олавиде, неслабо напугала всю компашку: реформаторы хоть и не сдались, но впредь ступали по этой земле с гораздо большей опаской. Потому значительная часть реформ осталась нереализованной либо они свелись к незначительным усовершенствованиям, если уж не кончились полным конфузом.

Была там одна интересная задумка: сделать из театра, самого популярного развлечения для народа в те времена – как телевидение сегодня, – некое средство воспитания, проводника реформы нравов и обычаев, а также дать пример деятельного и здраво понимаемого патриотизма через показ на сцене законопослушных граждан, неподкупных судей, трудолюбивых горожан, добропорядочных ремесленников, благоразумных отцов семейства. Но, как и следовало ожидать, попытку эту по достоинству оценили единицы. Наибольшей популярностью по-прежнему пользовались низкопробные оперетки с похабными сценками, гораздо в большей степени отвечавшие вкусам не только смиренного и необразованного народа, но и развращенного и часто безграмотного дворянства – той самой аристократии голубых кровей, преданной мессе и трону, которая отдавала предпочтение модам и манерам простонародья мадридского квартала Лавапьес или цыганского табора из Сакромонте, а не лучам разума, прогресса и хорошего вкуса, уже озарившим к тому времени Европу.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

И снова мы идем к черту

Новое сообщение ZHAN » 22 июл 2021, 19:38

В конце XVIII века, с уходом со сцены Карла III вместе с его просвещенными министрами, вновь пошла прахом надежда на то, что эта страна превратится во что-нибудь приличное. За плечами остались почти три десятилетия прогресса, инициатив в социальной сфере и науке, эффективной централизации по тем же самым лекалам, которыми тогда в Европе пользовались самые передовые нации. Осоловевшую Испанию с ее мессами, четками, быками и пьесками Рамона де ла Круса все еще тянула назад ее собственная лень, ее неспособность извлечь выгоды из своих обширных колоний, по-прежнему тормозила досужая аристократия и католическая церковь, яростно защищавшая свои привилегии.

Однако верно и другое: увлекаемая вперед людьми умными, с блестящими способностями, боровшимися со всем упомянутым, Испания постепенно поднимала голову. Никогда еще не была она и столь единой, и столь разнородной одновременно. Как и раньше, у нас имелась абсолютная монархия и всесильные министры, но в первый раз выгодополучателем от этого стала не только лишь королевская династия или три-четыре негодяя с титулом, а весь народ. Каталонцы, которые к тому времени уже имели право торговать с Америкой и быстро шли в гору, были чрезвычайно довольны, типа «да забери ты мои фуэрос, только дай песет». Баски, интегрированные в государственные институты, в управление, в коммерцию и в армию – в описании всех военных достижений той эпохи можно встретить баскские фамилии, – ни при каких обстоятельствах не подвергали сомнению свое испанство. Да и все остальные тоже.

Испания медленно, но верно начинала себя уважать, и, хотя как на Полуострове, так и в испанской Америке проблем еще хватало, будущее выглядело многообещающим. И вот тогда, прям-таки по какому-то странному, почти библейскому (или без «почти») проклятию, тяжким грузом лежащем на этой несчастной земле, где мы так любим взвалить на себя все, что под руку попадется, как раз в тот самый момент, когда на смену Карлу III пришел его слабоумный сынок Карл IV, во Франции вспыхивает кровавая революция, которой суждено изменить всю Европу, и у нас все, в который уже раз, летит к черту.

Этому четвертому Карлу, такому мягкотелому и апатичному говнюку, каких и свет не видывал, полученная в наследство Испания оказалась не по зубам. А в довершение всех бед его еще и женили на его же кузине, Марии Луизе Пармской, которая мало того что была самой некрасивой в Европе принцессой, так еще и отличалась невероятной легкостью поведения. Это сочетание и само по себе не обещало ничего хорошего, но в качестве приправы к получившемуся блюду из требухи прибавился еще и некий Мануэль Годой. Один придворный гвардеец – высокий, симпатичный и статный наглец (тот же типаж, что у Бертина Осборна), ставший не только фаворитом королевы, но к тому же сумевший понравиться королю, который сделал его универсальным министром – всего на свете. Так что Испания оказалась в руках пагубного треугольника, буквально – что само по себе уже невезуха, черт побери, – в тот самый момент, когда у руля корабля ей был бы надобен капитан со светлой головой и куда лучшей хваткой.

Потому как в соседней Франции к тому времени уже развернулась такая революция, что никому мало не казалось: гильотина работала без отдыха, отправляя к праотцам сначала аристократов, а потом уж кого ни попадя. Что тут говорить, даже короля Людовика XVI – еще одного мягкотелого слизняка в стиле Карла IV – вместе с супругой Марией-Антуанеттой выбрили по-сухому. Это вызвало реакцию во всей Европе: сначала – ужаса, а потом – агрессии, и все монархии, в полном согласии друг с другом, объявили Франции-цареубийце войну. И Испания тоже – а куда денешься? И нужно признать, к чести революционных лягушатников, что, громко распевая свою «Марсельезу», то бишь «сыны Отечества, вставайте!», в Пиренеях они всыпали нам по полной, взяв Бильбао, Сан-Себастьян и Фигерас.

А испанская реакция – из опасения, как бы революционный вирус не заразил население, – была такой: запереть наглухо границу и передавить всех, кто болтает о просвещении, модернизации и прогрессе. Католическая церковь и самые замшелые круги радостно потирали руки, и Испания, в очередной раз и к своему несчастью, превратилась в яростную защитницу трона и веры. Однако некоторые реформы было уже не остановить, и следует сказать, к чести Годоя, что хотя занимаемый пост оказался для него тоже высоковат, но совсем-то дураком он не был и прикрыл ученых, литераторов и просвещенных умников.
Но даже при этом торможение в области свобод и модернизации было повсеместным. Все, кто до той поры защищал политические реформы, оказались под подозрением и, зная особенности национального ландшафта, старались из осторожности спрятать голову под крыло и не высовываться – как бы на вертел не попасть.

Кроме того, наши новые союзники-британцы – счастливые, как всегда, что в Европе опять война и дым коромыслом, – которые и до этого целый век нас доставали, воспользовались поднятой суетой, чтобы продолжить надирать нам задницу в Америке, на море и где только могли. И вот тогда, дамы и господа, чтоб окончательно добить ту Испанию, которой она могла бы стать, но не стала, во Франции объявился чувак по имени Наполеон.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Наполеон покажет нам, где раки зимуют

Новое сообщение ZHAN » 23 июл 2021, 19:10

Годой был вовсе не дурак. Как я уже говорил, он у нас оказался смышленым и с огоньком, вот только одна беда: дело, которое он себе отхватил, усердно сминая простыни королевской постели, то есть управление Испанией, оказалось той еще задачкой.

Сами пораскиньте мозгами: королева – интриганка, король – недалекий добряк, окаменелый католицизм, некультурное и непрезентабельное дворянство, ужасающие эксцессы в виде увлечения гильотиной в ходе Французской революции и неграмотный народ, эдакий тюфяк, с гораздо большей склонностью к бою быков, опереткам в исполнении местных щеголей и куплетам в стиле «Спаси и сохрани» – да мы и сейчас такие, – чем к учению и труду, в которых лишь немногие из нас смогут послужить примером. При таких ингредиентах, ясное дело, каши из топора не сваришь.

А к этому нужно еще прибавить традиционное недоверие к Великобритании, с этими их коммерсантами, вечно жадно поглядывающими на наше добро в Америке и Средиземном море, которые со своим обычным английским цинизмом неизменно старались подгадить ровно настолько, насколько было в их силах. Что само по себе в разгар революционного кризиса в Европе, к тому же с нерешительной и дурно управляемой Испанией, оказалось проще пареной репы.

Штука в том, что Годой, несмотря на его добрые намерения (а он был юношей современным и покровительствовал людям просвещенным, таким как драматург Моратин), все время пребывал между Сциллой и Харибдой, то есть между англичанами, которые плевать хотели на все, что не писано пером, и французами, над которыми уже стоял Наполеон и которые становились совершенно невыносимы. В общем, мы вступали в различные альянсы и контральянсы, мотались отсюда туда и обратно, от борьбы с Францией до союза с ней в совместном противостоянии Англии, а по счетам платили, как всегда, в одиночку.

В итоге: удобная и легкодоступная война с Португалией – Апельсиновая война, попытка завоевания Тенерифе капитаном Нельсоном, где он потерял руку, да и вообще канарцы устроили ему, этому пижону хренову, разгром чемпионского уровня, а еще – Трафальгарская битва, уже в 1805 году. В ней, благодаря невеликому политическому чутью Годоя, мы оказались под некомпетентным командованием французского адмирала Вильнёва, а адмирал Нельсон хоть и погиб в бою, но сторицей воздал за свою потерянную на Тенерифе руку, заставив нас сжевать поражение, как пикадор шляпу.

Исход Трафальгарской битвы имел тяжелые последствия по самым разным причинам: мало того что мы остались без кораблей и нам уже нечем было защищать свои сношения с Америкой, так еще и Англия почти на полтора века сделалась полноправной хозяйкой морей, стерев нас в порошок, потому как именно там пошел ко дну испанский военный флот под командованием элитных офицеров, таких как Чуррука, Гравина и Алькала-Гальяно. Это были моряки и ученые, замечательные последователи и наследники Хорхе Хуана, которые читали книги, знали, кто такой Ньютон, и снискали уважение даже своих врагов. Трафальгар поставил крест на всем – на кораблях, людях и самом будущем, обеспечив состояние идеальной готовности к несчастьям, уготованным нам новым веком.

Как раз в тот момент, когда те две Испании, чьи очертания стали прорисовываться благодаря идеям модернизации и энциклопедизма (огрубляя, Испания – поборница трона и алтаря и та, что намеревалась то и другое сбросить), проявлялись все с большей и большей отчетливостью. Испания уже успела ощутить изменения к лучшему, и даже в реакционных кругах наметился отчетливый тренд к модернизации, явственный в том числе и в наших американских колониях, пока еще не ставивших под вопрос свою принадлежность испанской метрополии. Все это – и прогресс, и независимость колоний – еще могло быть достигнуто естественным путем: мирно, в ходе исторического развития. Но некомпетентная политика Годоя и высокомерие Наполеона подстроили нам смертельную ловушку.

Под предлогом завоевания Португалии, на тот момент уже император французов, Наполеон ввел свои войска в Испанию и низложил королевскую семью, показавшую величайший в нашей истории пример низости, сервильности и гнусности. А после того как восстание в Аранхуэсе (организованное наследным принцем Фердинандом, ненавидевшим Годоя) снесло с вершин власти фаворита, Наполеон отправил во французскую Байонну (формально погостить, а на самом деле – пленниками) старичков-королей и наследника, которые устроили там такой цирк шапито деградации и семейных склок, что вспоминать до сих пор совестно.

Под «дружественным нажимом» Наполеона Карл IV отрекся наконец в пользу Фердинанда VII, но все это было скорее для отвода глаз. Полуостров был уже оккупирован французскими войсками, и император, не имея ни малейшего понятия, с какими подданными ему предстоит иметь дело, принял решение окончательно отставить Бурбонов от испанского трона и провозгласить королем члена своей семьи.

«Народ, которым правит духовенство, – записал он, уверенный в своей правоте, – не способен сражаться».
Слова тонкого психоаналитика.

Но штука-то в том, что если как полководец и император Наполеон был мастером на все руки, то вот в пророчествах он явно ни черта не понимал.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Дни и годы ярости

Новое сообщение ZHAN » 24 июл 2021, 11:05

А вот теперь – трагедия. Поскольку были такие люди, для кого все это неизбежно стало душераздирающим и ужасным.

Попробуйте залезть в шкуру испанца умного и культурного. Представьте себе того, кто читает книги, кто склонен смотреть на мир критически, будучи убежден в том, что свет просвещения и прогресса, разливающийся по Европе, вытянет Испанию из глубокого колодца, в котором веками держат ее мало к чему пригодные короли, фанатичное духовенство и всякая вороватая и оппортунистическая нечисть. И представьте, что такой испанец доброй воли, заглядывающий за Пиренеи, приходит к выводу, что наполеоновская Франция, дитя Революции, уже несколько приутихшая под воздействием здравого смысла своих граждан и гения Бонапарта, есть не что иное, как источник того самого света. Маяк, что сможет побудить прогрессивно мыслящих испанцев стряхнуть с себя жалкую пыль и превратить свою родину в современное государство, устремленное в будущее: книги, наука, гражданский долг, ответственность интеллектуалов, критический склад ума, свободный обмен идеями и их обсуждение и так далее и тому подобное.

И подумайте о том, что именно по указанным причинам этот испанец, человек, безусловно, хороший, радостно встречает новость о том, что Испания и Франция – союзники, что отныне они пойдут рука об руку, и он понимает, что именно благодаря этому союзу чудесным образом откроется та дверь, через которую его родина, ставшая уже к тому времени единой нацией, вдохнет совсем другого воздуха, отличного от атмосферы ризницы и застенков. И вообразите себе, что этот испанец со всеми его надеждами и чаяниями видит, что союзнические французские войска входят в Испанию с наглыми замашками новых хозяев Европы. И что Карла IV, его благоверную, их жалкого сыночка Фердинанда и красавца Годоя, то есть всю семейку Телерин [«Семейка Телерин» – ежедневная вечерняя программа испанского телевидения, служившая границей между дневными (в том числе детскими) и ночными (для взрослых) передачами; первый ее выпуск вышел в 1964 г.] скопом, вывозят во Францию то ли как гостей, то ли как пленников, а Наполеон к тому же принимает решение посадить в Испании королем своего брата. Некоего Пепе [Речь идет о старшем брате Наполеона Хосе Бонапарте. Пепе – уменьшительная форма имени Хосе]. И что проглотить все это народ не может и растет ропот, сначала тихий, себе под нос, а затем – в полный голос, когда французские вояки начинают задирать нос, таскать сабли по театрам, на корриду и по кафешкам и лапать за филейные части танцовщиц фламенко.

И вот тогда, из-за недостатка такта с их стороны, происходит именно то, что с неизбежностью и должно было произойти в стране драки и навахи, а именно самая неграмотная, жестокая и дикая шантрапа, которой терять нечего – чик-чик и ножичком по яйцам, – устраивает 2 мая 1808 года классную заварушку в Мадриде. Вначале, правда, на улицу – мочить лягушатников – выходят только доходяги, фраера из нищих кварталов и девицы из района Лавапьес, а вся остальная публика, именуемая порядочной, сидит дома и выжидает.

Власти же при этом кивают на французов, так что обстановка накаляется, Мюрат (командир злодеев) приказывает стрелять без жалости, дальше – больше: мирные люди приходят в волнение, духовенство тоже выступает против французов – разносчиков либеральной идеи; мятеж распространяется, как подожженный сухой порох, и вот уже с оружием в руках встает вся Испания. Хотя – что есть, то есть – на наш особый манер: каждый сам за себя, а кто не спрятался – сам дурак, и все это – в масштабах всего Полуострова.

И вот тогда-то и наступает наиболее драматичный момент для самых просвещенных и образованных. Для тех, кто точно знает, что Испания ошиблась врагом, не на того поднялась, потому как эти захватчики, которых мы колем и режем, – это и есть будущее, и, напротив, те силы, что защищают трон и алтарь, – это, в общем, и есть самое закоснелое бескультурье и самое замшелое прошлое.

Так что попробуйте оценить глубину трагедии интеллектуалов: знать, что тот, кто несет модернизацию, стал твоим врагом и что твои соотечественники воюют за неправое дело.

Отсюда и дилемма, и душевный раздрай: что выберешь – быть патриотом или стать «офранцуженным»? Поддержать пришедших в твою страну с риском, что тебе голову оторвут свои сограждане, или же пойти вместе с ними воевать, потому как лучше не плыть против течения?

Или же исходя из совсем другого соображения: будь ты хоть семи пядей во лбу, но, когда захватчик твоей земли убивает соседа и насилует золовку, ты не можешь остаться дома книжки читать.

Таким образом, многие из тех, кто знает, что, как бы то ни было, французы – это надежда и будущее, оказываются в конце концов под ружьем – из чувства чести или под давлением обстоятельств, воюя против своих же идеалов в формированиях типа тех, что были у Панчо Вильи. То есть в партизанских отрядах с крестами и ладанками на шее, вдохновляемых монахами, которые стояли на том, что французы – воплощение самого дьявола.

Так что в ходе этой войны, столь неудачно названной Войной за независимость (нам никогда не обрести независимости от самих себя), вся Испания превращается в западню, причем как для французов, так и для тех, кто – и это самое печальное – был убежден, что вместе с французами к нам наконец-то пришли свобода и просвещение.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Испанская мясорубка

Новое сообщение ZHAN » 25 июл 2021, 12:22

Упомянутое противостояние, окрещенное Войной за независимость, а в Каталонии – Французской войной, вылилось в бойню: жестокую, долгую и тяжелую, испанскую до мозга костей по методам, с нотками гражданской войны, особенно поначалу, когда противоборствующие стороны еще не были четко обозначены.
Изображение

Позже уже стало прорисовываться: масса патриотов – с одной стороны, а с другой – «офранцуженные» испанцы вместе с теми войсками, которые – волей или неволей – хранили верность французскому королю по прозвищу Пепе Бутылка. Этих было меньше, но они были на одной стороне с французами, обладавшими наибольшей силой.

Что же касается стиля, который, как я уже сказал, был в высшей степени нашенским, то лучший военный корреспондент всех времен и народов, Франсиско де Гойя, оставил в своей потрясающей серии «Бедствия войны» верное и очень жизненное свидетельство всего того, что творилось вокруг; так что если вы только взглянете на них – гравюры выложены в Интернете, – то избавите меня от долгих объяснений по поводу того, как действовали обе противоборствующие стороны.

Наполеон, который поставил на колени всю Европу, думал, что проблему можно решить парой-другой пушечных выстрелов; однако ж в местной ситуации он разбирался, как свинья в апельсинах.

Поначалу, когда восстание охватило уже всю Испанию, французам пришлось несладко, и в сражении при Байлене они потерпели оглушительное поражение, потеряв к тому же двадцать тысяч пленными. Взятие Сарагосы и Жироны, оборонявшихся яростно, огнем и мечом, также далось им тяжело: города были взяты в ходе кровопролитных и длительных осад. Дела обстояли так хреново, что Наполеон вынужден был явиться в Испанию собственной персоной, дабы лично командовать военными операциями, взять Сомосьерру и войти в Мадрид, откуда его братец Пепе, ввиду близости к городу патриотически настроенных испанских войск, сбежал с такой скоростью, что только пятки засверкали.

Наконец-то имперская армия стала на этой сцене играть первую скрипку, хотя и оставались еще города, куда французы войти так и не смогли или в которых они задержались совсем ненадолго. А Кадис был городом, куда нога француза так и не ступила. Расположенный в противоположном углу полуострова, со всех сторон окопавшись, этот город продержался всю войну, и именно там укрывались и патриотическое правительство, и остатки разбитых испанских войск.

И все же, хотя Испания, так или иначе, формально была под французами, верно и другое: бо́льшая часть ее территории в полной власти французов так и не оказалась, поскольку родилась такая специфически испанская форма борьбы, такая специфически наша, что теперь иностранные словари, упоминая ту партизанскую войну, так ее и называют – испанским словом «герилья».

Партизаны эти были несгибаемы и грубы: бандиты, крестьяне, контрабандисты и тому подобное – сливки общества, так сказать, особенно в самом начале. Отчаянные чуваки, они на дух не переносили лягушатников в принципе или же мечтали свести с ними счеты за сожженный дом, изнасилованную жену и тому подобные военные подвиги. Потом к ним стали присоединяться другие, в том числе дезертиры регулярной армии, которую французы практически всегда бивали в бою в чистом поле, потому что наши дисциплина и организация испокон веков были ни к черту. Но, разбежавшись после поражения по полям или укрывшись в горах, они потом объединялись и вновь шли в бой, – не зная усталости, мирясь с отсутствием армейского снабжения и структуры, шли в бой с той самой яростью, с той самоубийственной отвагой и той неискоренимой ненавистью, что душат испанца, когда что-то или кто-то застрянет у него в глотке.

Так что Война за независимость свелась в основном к череде военных поражений, на которые испанцам было как будто плевать с высокой башни, потому что они всегда оказывались в полной готовности к следующему.

Итак, с одной стороны – плохо организованные регулярные войска, малоуспешные, но упрямые до невозможности, а с другой – жестокие партизаны, наводнявшие поля и дороги и буквально кишки выпускавшие из лягушатников, отлавливаемых ими поодиночке. И находясь между этими молотом и наковальней, захватчики спали с одним открытым глазом и жили в постоянной тоске, расположившись небольшими гарнизонами в городах и фортах, из которых осмеливались выходить не иначе как целой гурьбой, оглядываясь на каждый куст и опасаясь всех и каждого. В общем, не жизнь, а чистый кошмар под музыку Пако де Лусии.

Только представьте себе состояние духа того верхового курьера, Дюпона, или как там звали этого несчастного: вот он, стало быть, скачет галопом один по ущелью Деспеньяперрос, цок-цок, цок-цок, цок-цок, опасливо поглядывает вверх, на вершины скал, потеет от страха, страстно желая добраться до Мадрида, вручить пакет, выпить липового чайку, а потом закатиться в какой-нибудь бордель к девочкам. И тут внезапно перед ним вываливается на дорогу ватага каких-то смуглых и низеньких чуваков, сплошь увешанных образками и ладанками, с бакенбардами, мушкетами, навахами и улыбкой а-ля Курро Хименес, и они ему говорят: «Слышь, малый, слезай-ка ты с кобылки – покалякать малость надобно». Ну и в лучшем случае лягушатника-то сразу кондрашка и хватит, и дело в шляпе – чтоб долго не мучиться. А то ведь крики некоторых по нескольку дней слышались.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Да здравствует Пепа!

Новое сообщение ZHAN » 26 июл 2021, 11:36

И вот так мы и жили-поживали, по уши увязнув в войне с французами: Испания, похожая на растревоженный улей, лежит в руинах, где поля усеяны трупами и надо всем нависла черная тень голода и нищеты, где войска – кто во что горазд, генералы друг друга и ненавидят, и норовят перегрызть глотки (фортели, что они промеж собой устраивали, были еще те – а представьте-ка себе нынешних политиков во главе войсковых подразделений), где есть командиры и пушечное мясо, где одно поражение следует за другим, но война все никак не кончается, чему способствует такое характерное для нас упорство – то ли убийственное, то ли самоубийственное, – когда все равно, к кому его приложить: к противнику или к соратнику.

Великобритания, заклятый враг наполеоновской Франции, прислала на Полуостров войска под командованием герцога Веллингтона, и он стал главнокомандующим союзных войск, что внесло в этот раскардашник некое подобие военного порядка. Состоялось несколько кровопролитных битв и сражений – от мелких до крупных, при Ла-Альбуэре и при Чиклане, например, – в которых англичане, неизменно верные себе по части отваги и эффективности, показали себя наилучшим образом.

В тех же сражениях, отметим справедливости ради, отличились и испанские войска, потому как, когда ими хорошо командуют и они организованны – хотя это случается нечасто, – дерутся с примерным упорством и мужеством.

Англичане же, отличавшиеся каким хотите высоким уровнем отваги, но и, по своему обыкновению, немалой надменностью и жестокостью, к испанцам относились с презрением, были себе на уме и не раз и не два, отбив какой-нибудь город у французов, например Бадахос или Сан-Себастьян, позволяли себе, словно находясь на вражеской территории, по отношению к горожанам еще больший произвол (включая грабежи и изнасилования), чем наполеоновские солдаты.

Ну и вот. Шаг за шагом, истратив немалое количество пороха и слюны, не говоря уже о пролитой крови, и проигрывая эту войну, французы отступали к Пиренеям, а вместе с ними ноги в руки взяли и многие из тех испанцев, называемых «офранцуженные», которые, руководствуясь самыми высокими помыслами или же в силу обычного оппортунизма, встали когда-то на сторону короля Пепе Бутылки и французского правительства. Уезжали они в первую очередь потому, что войска победителей, а вернее сказать, партизаны с энтузиазмом разделывали их под орех, как только представлялась такая возможность. А еще из всех щелей вылезали на помощь победителю, как обычно и бывает, свежеиспеченные патриоты, готовые настрочить донос на соседа из зависти, попользоваться красавицей, которая раньше не удостаивала их взглядом, засадить в темницу того, кто не понравился, или послать на расстрел своего кредитора.

И так вот оно и вышло, что самые ценные люди – ученые, художники, интеллектуалы – отправились в изгнание, той дорогой, которую в будущем не раз предстоит пройти многим испанцам; трагедия, которую можно резюмировать грустными словами письма, написанного Моратином из Бордо одному другу:
«Вчера приехал Гойя – старый, больной, ни слова не знающий по-французски».
Но все-таки, к счастью, не все просвещенные люди были настроены профранцузски. При поддержке британской эскадры, а также благодаря уму и мужеству своих защитников выстоять и не пасть под натиском французов удалось Кадису. В этом городе размещалось патриотическое правительство, и вот там-то, в отсутствие короля Фердинанда VII (он жил пленником во Франции, и об этом величайшем сукином сыне мы еще поговорим), попивая мансанилью и закусывая ее иберийскими тапас, политики-консерваторы и политики-прогрессисты, насколько можно было определить их в этих терминах в те времена, договорились друг с другом – неслыханная для испанцев вещь – и засели сообща писать конституцию, призванную начертать будущее монархии и национального суверенитета.

Конституцию с большой помпой обнародовали в разгар осады города французами, 19 марта 1812 года, – по этой дате ее и окрестили Пепой.

[19 марта – день почитания святого Иосифа. Испанский вариант этого имени – Хосе, с уменьшительным вариантом – Пепе, и его женским эквивалентом (по женскому роду слова «конституция») – Пепа.]

В ее создании принимали участие не только местные испанские депутаты, но и депутаты из наших американских колоний, которые уже начинали как-то шевелиться, хотя еще и не ставили под сомнение свое испанство. Отметим, что эта конституция (такая ладная и идеальная, что ее едва ли можно было применить в тогдашней Испании) ограничивала власть короля, и по этой причине наибольшие консерваторы ставили под ней свои подписи со скрежетом зубовным, но таки ставили. В числе прочего по той причине, что либералы, или прогрессисты, угрожали навлечь на их головы народный гнев. Так что замшелые ретрограды сжали челюсти и подписали, готовясь, однако, к тому, что при первом удобном случае бедняжка Пепа пойдет ко всем чертям и депутаты-прогрессисты своей кровью заплатят за те унижения, через которые им пришлось пройти. «Земля-то круглая – еще встретимся», – сказали они.

В общем, на медленном огне доводилось до готовности то варево, из-за которого в течение последующих двухсот лет две Испании будут рвать друг друга на части. В общем, как только французы окончательно сгинули, война закончилась, а в качестве сувенира на память Наполеон оставил напоенное ядом яблочко, вернув нашего короля – самого бесславного из тех, что помнит Испания. И для верных сторонников трона и алтаря настала пора сводить счеты. Сладкая пора мести.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Да здравствуют путы!

Новое сообщение ZHAN » 27 июл 2021, 13:04

«В марте 1812 года, после жарких дискуссий, в качестве основного закона была провозглашена злосчастная конституция…»
Эта цитата из школьного учебника, изданного через полтора столетия после описываемого события, в эпоху франкизма, фиксирует позицию консервативной части кортесов Кадиса и тот длинный след, который проложат в будущее реакционные идеи. Вместе с последствиями, конечно. Обернувшимися, в полном соответствии с нашим историческим стилем плахи и навахи, ненавистью и кровью.

Потому как после окончания войны с французами противостояние двух Испаний стало неизбежным. С одной стороны – так называемые либералы, вдохновители конституции, сторонники прогрессивных для того времени идей: ограничить власть церкви и дворянства и поставить монархию под контроль парламента. С другой – так называемые абсолютисты, или низкопоклонники, неизменные сторонники незыблемости алтаря и трона. Такой вот расклад. И каждый дует в свою дуду.

Против лихости и идеалистической храбрости либералов, тех славных малых, что перли вперед со скоростью, плохо совместимой с той реальной и такой непростой страной, где они ставили на кон и деньги, и жизни, поднялась такая волна запредельной злобы монархистов и всяких святош, ожидавших возвращения только что освобожденного Наполеоном юного Фердинанда VII, что возврат к прошлой расстановке сил стал невозможен.

А между теми и другими, как обычно, находился народ – необразованный, а часто и неграмотный, религиозный до суеверия, только что переживший войну со всеми ее страданиями, народ, восторги и одобрение которого одинаково легко возбуждались как либеральными воззваниями, так и проповедями с раболепных кафедр; и этот народ с равным энтузиазмом сегодня мог приветствовать конституцию, а назавтра, стоило лишь поманить его в другую сторону, вешать на фонаре либерала, попавшегося под руку.

В точности это и произошло, когда Фердинанд VII из династии Бурбонов – величайший сукин сын из тех, кому довелось в Испании носить корону, – вернулся из Франции (где он всю войну лизал зад Наполеону, в то время как его подданные сражались за него как последние идиоты) и с крайним энтузиазмом был встречен народными массами, должным образом настроенными с церковных кафедр, таким многозначительным лозунгом, как «Да здравствуют путы!» (вплоть до того, что при въезде короля в Мадрид народ-остроумец, не приученный за словом в карман лазать, впрягся вместо лошадей в королевскую карету, реализовав испанский лозунг текущего момента).

Столкнувшись с таким раскладом, самые дальновидные либералы, почуяв, что запахло жареным, предпочли глотать пыль на дорогах, уводящих их во Францию или Англию. А другие – те дурачины и простофили, которым грезилось, что Фердинанд проглотит ту самую Пепу, что ограничивает его полномочия и отстраняет от его уха епископов и каноников (его главным и пагубным советником как раз был некий падре по имени Эскоикис), – со всей своей наивностью, ботаны эдакие, предстали с ней пред королем. Ну тот и испепелил их в одно морганье: аннулировал конституцию, распустил кортесы, закрыл университеты и засадил в каталажку всех, кого только мог, – как сторонников конституционной монархии, так и тех, кто «офранцузился» при Пепе Бутылке. Даже Гойе, как мы уже говорили, пришлось срочно бежать во Францию.

Естественно, тут же началось сведение счетов по-испански: каждый первый поторопился объявить себя наивернейшим монархистом и бросился доносить на соседа. Репрессии пошли жесточайшие, и снова засверкало солнце корриды, мантильи и веера над страной, что вернулась к опереткам Рамона де ла Круса на фоне своих казненных, уехавших за границу или гниющих в тюрьме интеллектуалов, со своим монархом, щедро окропленным святой водой, над неизменной в своей подлости Испанией, вновь католической, апостольской и римской.

И если Маноло Эскобар не пел «Мою телегу» и «Поромпомперо», то исключительно по той веской причине, что великий Маноло в ту пору еще не родился, однако ядреный этот дух и тогда растекался во всю ширь нашей цыганской родины. Хотя, разумеется, попадались и хорошие люди: те, у кого были и идеи, и мужество, восставали против абсолютизма и монаршего бесстыдства путем либеральных заговоров. И в том полицейском государстве, в которое превратилась страна, они все без исключения закончились полным провалом.

Многие из этих людей были ветеранами Войны за независимость, как, например, экс-партизан Эспос-и-Мина, и они тоже с головой кидались в этот омут, говоря, что сражались шесть лет вовсе не для того, чтобы Испания так бесславно кончила. Однако каждая такая попытка с беспримерной жестокостью была потоплена в крови. Наша столь испанская по своей сути подлость была явлена миру и еще одним отвратительным примером: Эмпесинадо, один из самых популярных героев партизанской борьбы с французами, а теперь уже генерал и национальный герой, а также один из участников восстания либералов, был предан крайне жестокой и унизительной казни.

Причем на глазах того самого народа, который еще совсем недавно встречал Эмпесинадо криками восторга, а теперь осыпал оскорблениями, пока тот ехал к месту казни верхом на осле с отрезанными ушами – в знак позора.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Абсолютный сукин сын

Новое сообщение ZHAN » 28 июл 2021, 11:28

В придачу к отвратительной внешности – его прозвали Носатым, – с лицом мрачным и каким-то рыхлым, Фердинанд VII в принципе был абсолютным воплощением злодея, таким совершенным, словно его в лаборатории создали – в качестве образца.
Изображение

Если бы у нас для того времени нашелся свой Шекспир, то он непременно создал бы портрет этого персонажа, на фоне которого Ричард III, например, показался бы заурядным шалуном и пройдохой, бледным подражателем нашего. Потому как наш Фердинанд VII мало того что лицом не вышел – в этом-то никто никогда не виноват, – но был еще труслив, низок, циничен, лицемерен, похотлив, подл, мерзок, нечестен, лжив, злобен и мстителен. Одним словом, это был сукин сын с пентхаусом, бассейном и гаражом.

Именно он своим неистовым абсолютизмом, своим извращенным предательством тех, кто с его именем на знаменах – наивные и геройские простаки – сражался с французами, думая, что борется за свободу, своим жесточайшим преследованием всего того, от чего хоть как-то попахивает конституцией, вбил гвозди в крышку того гроба, куда на два последующих века легла Испания. Гроба, который и по сей день никуда от нас не делся – так и стоит жутким напоминанием о том, что на этой проклятой земле, меченной каиновой печатью, бесчестие не умрет никогда.

Разумеется, Носатый (как обыкновенно и происходит у нас со злодеями) умер в своей постели. Но до того момента он успел поцарствовать – ни много ни мало – двадцать гибельных лет, и за это время отлично, доведя до нужной кондиции, подготовил нас к будущим несчастьям и гражданским войнам, которые в том веке, да и в следующем, станут нашим брендом. Нашей фирменной Испанией.

Будучи поддержан церковью и самыми мракобесными консерваторами, опираясь на клику неграмотных советников-конъюнктурщиков, этот Бурбон построил настоящее полицейское государство с единственной целью – выжить и править любой ценой. Естественно, либералы к тому времени уже слишком далеко зашли в своих идеях и делах, чтобы просто покорно молчать или уехать из страны, так что они плели заговоры, и немало. Испания проживала времена, на которых мог бы сделать состояние романист типа Дюма – Гальдос все-таки был из другого теста, – если бы он у нас нашелся. Масштаб-то каков: заговоры, разгрузка под покровом ночи кораблей, восстания, прекрасные и отважные дамы, украшающие своей вышивкой конституционные знамена… Всего хватало.

Два десятка лет выходил этот трагический бульварный роман, герои которого – классический испанский треугольник: образцовый кинозлодей, кучка хороших парней, геройских и бестолковых, и забитый народ, неграмотный и недвижный, который можно подбить на что угодно, поманив нехитрой приманкой – гулянкой с музыкой, боем быков, воскресной проповедью или же пламенной речью на главной площади с условием, что табак будут раздавать бесплатно. Либеральные восстания против королевского абсолютизма удавались плохо и с неслыханной жестокостью подавлялись.

До 1820 года, когда воинский контингент, что должен был отплыть в Америку для подавления восстания в колониях (о чем мы будем говорить), вдруг решил, что лучше стать либералами здесь, чем мертвяками в Аякучо, и пошел ва-банк, устроив то, что получило название «восстание Риего» – по имени генерала, его возглавившего. Королю это сильно усложнило жизнь, потому как движение распространилось до такой степени, что Носатый был вынужден, сжав зубы, принять ту конституцию, которую вышвырнул в корзину шесть лет назад. И произнес при этом слова, ставшие лозунгом двоедушия и бесчестья:
«Пойдемте же с чистым сердцем конституционным путем, на который я ступаю первым».
И началось так называемое «Либеральное трехлетие»: три года правления левых, если называть это современным языком – того правления, что оказалось халтурой, достойной Пепе Готеры и Отилио [«Пепе Готера и Отилио, халтура на дом» – комиксы Франсиско Ибаньеса (1966), повествующие о веселых приключениях двух рабочих, халтурщиков и неумех].

Хотя, справедливости ради, нужно признать, что неудаче этой способствовало как нежелание сотрудничества со стороны короля, который тихой сапой продолжал это дело саботировать, так и глупость либералов, которые своей демагогией и эксцессами создали прекрасную питательную почву для реакции. Времена-то были еще не те, чтобы преследовать священников и прижимать к стенке короля, чем немедленно вознамерились заняться разного рода экстремисты. Так что разумные голоса либералов («модерадос»), ясно видевших будущее, были перекрыты и задушены тем, что сегодня мы бы назвали правым и левым экстремизмом.

Хватило трех лет, чтобы весна свободы отправилась к черту: революционные эксцессы разобидели всех и каждого, управление превратилось в какую-то несуразицу, и многие из тех, кто искренне поддерживал революцию, вздохнули с облегчением, когда европейские державы Священного союза послали французскую армию – Сто тысяч сынов святого Людовика, – дабы вернуть абсолютную власть королю. Испания, естественно, вновь отреклась от самой себя: те, кто бился смертным боем с французами целых шесть лет, встречали их теперь радостными криками.

Ну и вот. Король, сидевший пленником в Кадисе, был освобожден. И Испания в очередной раз – для разнообразия – погрузилась в непроглядную ночную мглу.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Прощай, Америка

Новое сообщение ZHAN » 29 июл 2021, 11:52

Вот, значит, каковы были наши дела – с позорным Фердинандом VII у штурвала, – когда мы потеряли практически всю Америку.

В промежутке между Войной за независимость и 1836 годом Испания лишилась большей части своих колоний в Новом Свете, за исключением Кубы и Пуэрто-Рико. Но процесс начался гораздо раньше – с промашек в колониальной политике и отсутствия перспективы, с нежелания смотреть вперед, в лицо новому миру, который уже приближался. И хотя в работе Кадисских кортесов, а также в создании Пепы (конституции 1812 года) американские депутаты участие принимали, развод был уже неминуем.

Удобный случай для тамошних патриотов (то есть для местной креольской олигархии, искавшей, естественно, собственной выгоды, – а налоги Испании пускай Рита Кантаора заплатит) представился на фоне бардака в связи с войной на Полуострове, побудившей многих американцев начать действовать на свой страх и риск. А подспорьем этому делу стала та преступная неловкость, с которой король по прозвищу Носатый, вернувшись из Франции, отменил все свободы, включая и те, которые у них там уже успели появиться.

Но даже раньше имел место один красочный эпизод, а именно британские вторжения в Рио-де-ла-Плата. Англичане, всегда готовые стянуть то, что плохо лежит, и закрепиться в испанской Америке, дважды нападали на Буэнос-Айрес: в 1806 и 1807 годах. Но единственное, что им там перепало от совместных сил испанцев из Испании и местных аргентинцев, так это такая трепка, что небу было жарко, – одно из тех славных побоищ – как и тот отпор, что Нельсон получил на Тенерифе, – сведения о которых британцы, вечно старающиеся замести под ковер свои неудачи, озаботились из своей истории изъять.

Тем не менее одна эта ласточка весны не сделала. Чуть позже, воспользовавшись общеиспанским хаосом, англичане и северо-американцы запустили-таки руки в испанские владения в Америке, посылая туда наемников, подстрекая к мятежам и срывая свой куш. Крах, который переживала в тот момент Испания – после Трафальгара у нас даже кораблей в достаточном количестве не было, – привел к тому, что это оказалось – раз плюнуть.

И все же сопротивление роялистов борцам за независимость было долгим, напряженным и жестоким. К тому же – с признаками гражданской войны: спустя три с половиной века после Колумба добрая половина боровшихся как с одной, так и с другой стороны оказалась родом из Америки (при Аякучо, например, число роялистов, прибывших из Испании, не доходило и до девяти сотен). Дело в том, что начиная с восстания под предводительством Риего 1820 года испанские войска через Атлантику уже не отправлялись – солдаты просто отказывались подниматься по трапу на борт – и тамошним вице-королям приходилось обходиться тем, что было под рукой.

Как бы то ни было, до битвы при Аякучо (Перу, 1824 год) и при Тампико (Мексика, 1829 год) и испанского отказа от своих прав в Америке 1836 года (через три года после того, как наконец-то дал дуба Фердинанд VII) война шла своим чередом: сражения, расстрелы пленных и зеркальные меры, отличавшиеся крайней жестокостью с обеих сторон. Война эта, безусловно, симпатичной не была. И легкой тоже. С взлетами и падениями, победами и поражениями для тех и других. И даже роялисты (так по-испански!) время от времени принимались колошматить друг друга. Всего хватало: и беспримерного мужества, и трусости с предательством.

Хунты, созданные поначалу для того, чтобы заполнить вакуум власти, образовавшийся в Испании во время наполеоновских войн, потихоньку превращались в национальные правительства, поскольку из того долгого противостояния, из той жажды свободы и пролитой крови рождались новые испано-американские нации. Просвещенные ребята, такие как генерал Сан-Мартин, что успел сразиться в Испании с французами, или великий Симон Боливар, совершали полководческие подвиги и наносили испанской военной машине смертельные удары.

Первый перешел через Анды, что оказалось решающим для независимости Аргентины, Чили и Перу, а потом объединил свои силы с войсками Боливара. Того Боливара, кто поставил точку в освобождении Перу, потом освободил Венесуэлу и Новую Гранаду, основал республики Боливия и Колумбия и решительным ударом в сражении при Аякучо, выигранном его маршалом Сукре, окончательно умыл роялистов.

Боливару же принадлежит попытка создать, как и положено, испано-американскую федерацию типа Соединенных Штатов, но это оказалось слишком сложным на землях, где уже хорошо укоренились унаследованные от родины-матери отсутствие солидарности, зависть и неприязнь. Как говорится, своя рубашка у каждого льнула ближе к телу. Единства, стало быть, не получилось; а что получилось, так это новые государства, в которых, как это обычно и бывает, простонародье, индейцы и другой неимущий люд всего лишь получили вместо одних хозяев – других. С единственным реальным результатом: как из них раньше кровушку пили, так и продолжили. И за редкими исключениями дела до сих пор обстоят точно так же: все снится и снится прекрасный сон о свободе и справедливости, которому не суждено сбыться.

С одним уточнением: теперь они уже не могут винить в этом испанцев, потому как вот уже двести лет управляют собой сами.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Бог, отечество, король

Новое сообщение ZHAN » 30 июл 2021, 11:15

К стыду испанцев того времени, как, впрочем, и нашему, – ведь наследуются не только состояния, но и бесчестье, – Фердинанд VII отдал богу душу в своей постели, тихо и мирно. И оставил нам еще две трети XIX века, которые будут отличаться несомненным прогрессом в промышленности, экономике и политике (естественная тенденция для всех более или менее развитых стран Европы того времени), но станут провальными с точки зрения фактического положения дел и стабильности Испании, раздираемой внутренними конфликтами, да еще и с потерей колоний на закуску. Того века, влияние которого будет ощущаться еще очень долго, почти до самой середины века XX, а скорбными последствиями станут и Гражданская война 36-го года, и франкистская диктатура.

А началось все с регентства вдовы Фердинанда, Марии Кристины, взявшей в свои руки бразды правления, раз уж наследница престола, Изабеллита, была несовершеннолетней – трех лет от роду. Что и послужило началом конфликта, потому как брат покойного короля, дон Карлос (его, совсем юного, можно видеть на групповом портрете королевского семейства кисти Гойи [Имеется в виду «Портрет семьи Карла IV» (1800–1801), на котором дон Карлос изображен первым слева]), потребовал трон себе.

Это династическое напряжение между королевой-регентшей и претендентом на престол возбудило амбиции одних и надежды на лучшее управление страной или на социально-политические изменения у других. И вскоре дошло, как все и всегда в Испании, до привычной картины: две противоборствующие стороны с африканскими страстями – мы и они, ты за меня или против. Вот так и родились две партии: карлистская и партия Кристины, позже – Изабеллы.

Если обратиться к классической терминологии, то – партии консерваторов и либералов, хотя слова эти, произнесенные на испанский манер, играют множеством разнообразных оттенков. Либеральная партия, поддержанная передовой буржуазией и теми, кто понимал, что от либерализации зависит будущее, была довольно далека от единства (в противном случае это означало бы разрыв со старыми и глубоко укорененными испанскими традициями). Были среди них люди с целями невысокими, высосанными из пальца, приближенные к трону Марии Кристины и ее дочки, которых стали называть умеренными («модерадос»); но попадались и более серьезные граждане, даже революционеры – то спокойные, то радикальные, ставящие себе целью устроить в стране за считаные годы такие перемены, что в случае их успеха Испанию даже родная мама бы не узнала. Эти были названы прогрессистами.

А с другой стороны – и этого следовало ожидать – локтями толкались почвенники с традиционалистами – неискоренимо монархическая и фарисейская Испания. И именно там, вокруг карлистов, чей лозунг «Бог, отечество, король» (с Богом, возьмите на заметку, всегда на первом месте) и сведет их всех воедино, – сбилось все самое реакционное. Естественно, в эту партию ретроградов записалась и церковь (ну, или большая ее часть, для которой от любого либерализма и конституционализма по-прежнему разило серой). А также те, кто (в первую очередь – в Наварре, Стране Басков, Каталонии и в Арагоне) намеревался любой ценой сохранить свои фуэрос – региональные привилегии родом из Средневековья – и кто вот уже два века сопротивлялся любым унифицирующим поползновениям государства, закрывая глаза на то, что именно такого рода процессы в то время происходили в Европе.

В результате разразились Карлистские войны – о чем мы поговорим далее – и целая череда столкновений, стычек и переворотов, которые терзали Испанию весь период несовершеннолетия будущей Изабеллы II, а затем и в продолжение всего ее царствования, которое тоже выдалось еще то – оторви да брось. Одной из причин всех беспорядков послужило следующее: мать ее, Мария Кристина, столкнувшись с карлистской угрозой, вынуждена была опереться на либеральных политиков. И поначалу опорой своей она выбрала самых умеренных, вследствие чего радикалы, оказавшись не у дел, устроили выяснение отношений. И пошло-поехало: политический торг и перебранки, серьезнейшие общественные волнения с поджогами церквей и повешением священнослужителей, а в 1837 году все это кончилось рождением новой конституции, которая, по сравнению с Пепой 12-го года, получилась такой пресной, что по вкусу не пришлась никому.

Как бы то ни было, одним из наиболее сильных ходов, сделанных прогрессистской партией, стала «дезамортизация» Мендисабаля. Он, будучи главой правительства и набравшись смелости, устроил вот что: конфискацию государством церковной собственности, проку от которой все равно не было никому – а церкви принадлежала треть всех земель в Испании, – и продажу ее с аукциона. Так что прагматичная и предприимчивая буржуазия, как сказали бы мы сегодня, получила возможность купить церковные земли, пустить их в производство и начать с их помощью создавать общественное богатство. По крайней мере, в теории. Это, ясное дело, понравилось епископам не больше, чем горячая картофелина, засунутая под сутану, и еще сильнее разогрело ненависть к либералам со стороны самых реакционных кругов.

Приблизительно таким был политический пейзаж, на фоне которого мы, испанцы, с обычным для нас энтузиазмом вновь влезли в еще одну позорную, долгую и многосерийную гражданскую войну, из которой постепенно выросла та сила, которая будет обладать наибольшим политическим весом в Испании на протяжении следующих полутора столетий, – наша славная военщина. Другими словами, армия и ее генералы.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Саблисты, деньги и рисковые священники

Новое сообщение ZHAN » 31 июл 2021, 09:34

Карлистских войн на протяжении XIX века случилось три. Собственно, они и довели Испанию до нужной кондиции, подготовив ее к подобию четвертой Карлистской войны, вышедшей, правда, из берегов и превзошедшей жестокостью все прежние, то есть к войне 1936 года. А также к грязной попытке развязать пятую, коей в XX веке стал террор организации ЭТА [«Страна басков и свобода» – баскская леворадикальная, националистическая организация сепаратистов, выступавшая за независимость Страны Басков – региона, расположенного на севере Испании и юго-западе Франции. Существовала с 1959 по 2018 г.], чьи головорезы, вроде Санти Потроса, Пакито, Хосу Тернеры и иже с ними для некоторых недалеких басков, как мужчин, так и женщин, с духовенством в придачу, станут реинкарнацией карлистских генералов. Обо всем этом мы с вами еще поговорим, когда придет время, а сейчас мы пока что в 1833 году, когда все только-только начинается. То есть в тот момент, когда вокруг претендента на трон дона Карлоса собираются сторонники трона и алтаря, противники разрыва связки «церковь – государство», те, кого до чертиков достало стремление обложить их налогами, а также те, кто, особенно в Стране Басков, Наварре, Арагоне и Каталонии, жаждет получить назад привилегии-фуэрос, отобранные Филиппом V. А это ни много ни мало – весь север Испании, приблизительно до Валенсии, хотя города и на этих территориях продолжали оставаться либеральными.

Повстанческое движение охватило прежде всего деревню, распространившись в среде мелких разорившихся собственников и неграмотных крестьян, кого так легко было пустить в этот огород при содействии местного духовенства – тех деревенских священников, что каждое воскресенье поднимались на кафедру, чтобы начать склонять мадридских прогрессистов:

«Говорите по-баскски, – призывали они, вот только не вспомню, чье это свидетельство, Барохи или Унамуно, – ведь кастильский – язык либералов и самого сатаны».

Так что можете представить себе эту публику и всю панораму. Идеологический цимис.

С другой стороны, вокруг королевы-регентши Кристины и ее дочки Изабеллиты, которая вскоре подарит нам целое созвездие личных и публичных моментов славы, расположились в основном либерально и прогрессистски настроенные политики, высшие чины армии, городская буржуазия и сторонники индустриализации, развития общества и модернизации. То есть коммерция, сабли и деньги. А также (никогда не следует класть все яйца в одну корзину) некоторые высокопоставленные прелаты католической церкви, близкие к государственной власти; последние, хотя сердцем они и были скорее с приверженцами Бога, короля и отечества, все же не могли благоволить этим ничтожным приходским священникам, скандальным и небритым. Тем мятежным попам, что, натянув на голову красные береты, без долгих раздумий уходили в горы, подстрекали расстреливать либералов и засовывали себе в задницу миролюбивые пасторские наставления своих епископов – субъектов гораздо более спокойных, другими словами, бюрократов и приспособленцев.

Дело в том, что Карлистское восстание, читай (несколько упрощая, конечно) – противостояние деревни и города, фуэрос и централизма, традиции и изменений, святош и либералов, и так далее и тому подобное, – превратится в конце концов в кровавые разборки в нашем классическом стиле. В них две Испании, сплетенные в старой извечной Испании, стране насилия, доноса, ненависти и мерзейших преследований, столкнулись лбами и стали сводить счеты – безо всякой оглядки на занимаемую сторону конфликта во всем том, что проходит по части подлости и низости, отстреливая даже матерей, жен и детей своих противников.

А в это время в верхах, как обычно и бывает, то есть в окружении дона Карлоса, а также в окружении регентши и будущей Изабеллы II, и те и другие, то есть генералы и политики в беретах и без оных, тщательно маскировали одну и ту же цель – взять власть и установить лицемерный деспотизм, который подчинит испанцев все тем же извечным вождям. Ворам и мерзавцам, засевшим в мозге наших костей с незапамятных времен.

Кстати говоря, в одном из своих «Национальных эпизодов» об этом очень точно выразился Гальдос:
«И бедная, увязшая Испания продолжит свою суровую историю, примеряя к загривкам разных псов все те же золоченые ошейники».
Итак, к заключению. Поскольку этот карлистский эпизод оказался чрезвычайно важен для нашей истории, весь ход войны, Сумалакарреги, Кабреру, Эспартеро и всю эту компанию мы перенесем в один из последующих постов. А сейчас обратимся к еще одному писателю, также коснувшемуся этой темы. Это Пио Бароха, баск по происхождению, чья симпатия по отношению к карлистам может быть продемонстрирована всего на двух цитатах. Первая:
«Карлист – это животное с радужным гребешком, что обитает в горах и время от времени спускается в долину, где с криком „черт побери!“ нападает на человека».
И вторая:
«Карлизм лечится чтением, а национализм – путешествием».
А третье утверждение годится для обеих сторон:
«Европа кончается в Пиренеях».
С такими-то предпосылками становится понятно, почему в 1936 году Бароха вынужден был искать убежище во Франции, спасаясь бегством от карлистов, горевших желанием отблагодарить его за приведенные цитаты; хотя, окажись он в зоне республиканцев, пулю ему в лоб всадили бы другие.

Еще одна деталь – наша, до мозга костей: поскольку он равным образом критиковал тех и других, ненавидели его со страшной силой и те и другие. Ведь во всех билетах той лотереи, в которой разыгрывается самый испанский титул – «подлежит расстрелу», – текст одинаковый: да или да. То есть – да.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Очередное сведение счетов

Новое сообщение ZHAN » 01 авг 2021, 13:32

Итак, в очередной раз, не изменяя давней привычке, мы увлеченно дубасим друг друга в ходе первой карлистской войны. Войны, которая прибавила странностей в копилку нашей истории, выявив любопытный парадокс: претендующий на престол дон Карлос, большой любитель восьмичасовой мессы, намеревавшийся установить в Испании абсолютизм и централизм, был поддержан в первую очередь наваррцами, басками и каталонцами – то есть жителями тех регионов, где склонность к привилегиям и фуэрос, а также к политической и экономической автономии была, говоря современным языком, наиболее четко выражена.

Другими словами, бо́льшая часть карлистских войск, выступавших за то, чтобы скинуть либеральное мадридское правительство, сражалась на стороне именно того короля, который, приди он к власти и останься верен самому себе, засунул бы им их фуэрос в одно место. Но сама по себе логика, последовательность и разные другие финтифлюшки, имеющие отношение к слову «думать», всегда были, как мы уже имели возможность видеть в предыдущих постах этой красочной и поучительной истории, здесь не в чести. Важным было другое – сведение счетов; это занятие и по сей день – с гражданской войной на дворе или же без оной, с винтовкой в руке либо со словами «только после вас» – является нашим национальным видом спорта. И занялись им и те и другие, что карлисты, что либералы, с энтузиазмом, который мы, испанцы (футбол выведем за скобки), имеем обыкновение в делах такого рода проявлять.

Все началось с мятежа и партизанских вылазок – в чем мы так хорошо напрактиковались во время войны с Наполеоном, – а уже позже, в результате слияния отдельных групп, сформировались и войсковые соединения во главе с карлистскими генералами Сумалакарреги на севере и Кабрерой в Арагоне и Каталонии. Деревня, как правило, была за них; но города, где проживала зажиточная буржуазия с толстой мошной, да и вообще народ несколько менее зашоренный, оставались верны юной Изабелле II и либерализму. Будущему, с некоторыми оговорками, или же тому, что худо-бедно на него походило.

Дон Карлос, которому вынь да положь нужна была своя столица, был одержим идеей взять Бильбао; но город устоял, а Сумалакарреги во время осады погиб, превратившись тем самым в идеал павшего героя. Что касается другого героя, Кабреры, то он получил прозвище «Тигр из Маэстрасго», что говорит само за себя: это был дикий хищник. И когда правительственные войска расстреляли его мать по той единственной причине, что она – его мать (убивая, они были такими же злодеями, как и другие), он поставил к стенке офицерских жен противной стороны – око за око, зуб за зуб, – а потом выкурил в свое удовольствие сигару. Собственно, в этом и выражалась основная тональность всего дела, стиль этой войны: жестокость в ответ на жестокость, так все по-испански, что даже невольно вызывает нежную улыбку патриота. (Если кому-то из вас захочется познакомиться с картинками того противостояния, сделайте несколько кликов в Интернете и найдите работы Феррера-Далмау, бо́льшая часть которых посвящена именно военным эпизодам Карлистской войны.)

С другой стороны, не оставались в стороне и иностранные державы, поскольку они никак не могли упустить случая поживиться на чужой беде и угоститься нашим табачком: претендента дона Карлоса, как и следовало ожидать, поддержали самые ретроградные и авторитарные государства Европы, то есть Россия, Пруссия и Австрия; а либеральному правительству Кристины, позже ставшему правительством Изабеллы II, оказали поддержку, в том числе и военную, Португалия, Англия и Франция.

В качестве симпатичной фольклорной детали можно отметить, что каждый раз, когда карлисты брали живьем иностранца, воевавшего на стороне либералов, или же, наоборот, иностранец доставался другой стороне, то ему непременно показывали, где раки зимуют. Это приводило к дипломатическим протестам, особенно со стороны англичан, всегда очень близко к сердцу принимающих убийство своих сограждан; хотя вы, конечно, можете себе представить, куда посылались эти протесты здесь, у нас, в стране, о которой Ричард Форд, говоря как раз о Карлистских войнах, написал:
«Испанцы всегда отличались чрезвычайной жестокостью. Марциал называл их дикарями. Ганнибал, не столь прекраснодушный, назвал их в высшей степени свирепыми»;
и добавил, для пущей ясности:
«Каждый раз, когда им пригрезится, что может случиться нечто неожиданное, испанцы убивают своих пленников. И называют это „страховкой пленных“».
Так что вот. Именно в этой чудной атмосфере пройдет не одна, а целых три Карлистские войны, которые оставят свой след, и вовсе не к добру, в политической жизни Испании до конца того века да и в части следующего.

Первая из Карлистских войн закончилась после того, как либеральный генерал Эспартеро одержал победу в битве при Лучане, вслед за которой имело место так называемое «объятие в Вергаре». Это когда он и карлистский генерал Марото расцеловались взасос и «кто старое помянет, тому глаз вон, давай, кум, дружить; кстати, а что там слышно о моем деле?».

Вторая, более вегетарианская, случилась чуть позже, когда неудачей закончилась попытка выдать Изабеллиту II замуж за ее кузена, сына дона Карлоса.

А третья – снова полный ужас – вспыхнула уже гораздо позже, в 1872 году, когда уже случились падение Изабеллы II, революция и кавардак. Но до того момента произойдет еще целая череда событий, о которых и пойдет речь далее. Среди них есть и нечто фундаментальное: Карлистские войны в немалой степени вовлекли в политику военных. А как писал Ларра, обладавший зорким глазом:
«Не дай нам, Господи, оказаться в руках героев».
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

В руках героев

Новое сообщение ZHAN » 02 авг 2021, 09:46

Чтобы составить хоть какое-то представление о том, чем стал для нас XIX век, а также о том, как нам в нем не пришлось скучать, достаточно взглянуть на хронологию. Если в предыдущем веке мы терпели пятерых королей при той форме государственного устройства, которая плоха она или хороша, но была одной и той же, то в этом новом веке, суммируя все и вся – королей, регентов, королев, фаворитов королевы, фаворитов короля, президентов республики и генералов, проходивших мимо, – а также не забывая и о Карлистских и колониальных войнах, мы перепробовали восемнадцать различных форм правления: одна с другой внахлест, смешанных, противоположных, комбинированных или в режиме полупансиона. Этот век ознаменовался наиболее бесстыдной гонкой за властью из того немалого их количества, что знает наша история.

Знаменитая «дезамортизация», которая на бумаге выглядела просто замечательно, послужила исключительно тому, что земли и другая собственность перешли из рук священнослужителей в руки частных лиц, увеличив тем самым экономическую мощь олигархии, которая и заказывала музыку. Однако крестьяне все больше беднели, а индустриализация, добравшись до крупных городов, породила пролетариат – плохо оплачиваемый и полуголодный рабочий люд, пережевывающий, как жвачку, свое вполне обоснованное недовольство.

А тем временем в Мадриде далеко не такая гнусная, как ее отец Фердинанд VII – переплюнуть его было просто невозможно, даже в Испании, – однако законная наследница лицемерия и блудливости этого непревзойденного сукина сына, королева Изабелла II (Изабеллита – для друзей и тех любовников из числа военных или гражданских, что чередой проходили через королевскую опочивальню), не уставала покрывать нас славой. Дело-то не задалось с самого начала, то есть с момента заключения брака с ее же кузеном по имени Франсиско де Асис де Бурбон. Последний оказался не то чтобы обычным, рядовым так сказать, гомосексуалистом, а гомиком-рекордсменом, с цветком в петлице, прям до того, что в первую брачную ночь на нем оказалось больше шитья и кружев, чем на самой королеве.

При ином раскладе это не имело бы слишком большого значения, потому как каждый имеет право нацепить на себя столько кружавчиков, сколько захочет, – пусть хоть из ушей лезут; но в случае королевского брака, да еще и в донельзя расхристанной и несчастной Испании, этот вопрос породил длинный шлейф пересудов, устроил полный бардак и развязал огромный скандал. С одной стороны, по той причине, что король Пакито [уменьшительное от имени Франсиско] имел свою камарилью, дружков, фаворитов, а также собственные интриги и заговоры и все это наносило еще больший удар престижу монархии. С другой, потому что королевский брак предназначен прежде всего для того, чтобы обеспечить рождение наследников – залог продолжения банкета, двора, королевских финансов и всего королевского дома. В конце концов, еще и потому, что наша Изабеллита (вовсе не похожая на вялую императрицу Сисси, скорей наоборот) оказалась весьма расположенной к плотским утехам и кончила тем, что… вернее, довольно скоро начала заниматься пересечением своей королевской траектории с самыми разными особо статными молодцами; вплоть до того, что из одиннадцати рожденных ею детей – выжило у нее шестеро – два подряд практически ни разу не были от одного и того же отца. Что само по себе представляло проблему. И послужило – милая деталь – основанием для чрезвычайно элегантной характеристики нашей королевы со стороны папы Пия IX:
«Шлюха, но набожная».
Что помещает проблему в соответствующий контекст.

В числе всех этих отцов были (так, навскидку) придворные, несколько офицеров – королеве очень нравились генералы – и один особый секретарь. Упомянем, среди прочего, как некую техническую деталь с особой проекцией в дальнейшую перспективу, что будущий Альфонс XII (тот из «Куда идешь ты, печальный человек?» [Исторический художественный фильм испанского режиссера Альфонса Балкасара (1960) – продолжение картины «Куда идешь ты, Альфонс XII?» Луиса Сесара Амадори (1958). Сюжет разворачивается в Испании 1879–1885 гг., в эпоху царствования Альфонса XII, во времена его скорби по умершей супруге, Марии де лас Мерседес Орлеанской, его династического, без любви, брака с Марией Кристиной Австрийской и последующей смерти в королевском дворце Эль-Пардо в 1885 г.] и далее по тексту) был сыном красавца военного инженера по имени Энрике Пучмольто.

Следует учесть еще и то, что короли тех времен в смысле политики были не как нынешние: блюдя свой интерес, они ставили и снимали правительства. В этих делах Изабелла II, коль скоро девушка была слеплена из такого теста, увязала по самые свои королевские уши – когда в силу политической конъюнктуры, когда из пустого каприза. А для пущего бардака имелись еще и военные, прямиком с полей сражения в Карлистских войнах, – те самые герои, от попадания в руки которых предостерегал нас Ларра. На протяжении всей елизаветинской эпохи они не сходили со сцены, устраивая нам мятежи и отличаясь неповиновением и пижонством.

Первая карлистская война, кстати говоря, закончилась весьма необычным для Испании образом. Она стала единственной из наших гражданских баталий, в которой на формальном уровне не было ни победителей, ни побежденных: после «объятия в Вергаре» карлистские офицеры были интегрированы в национальные вооруженные силы с сохранением и денежного довольствия, и должностей, при взаимном уважении между недавними противниками. В рамках разумного и образцового примирения, которое, к несчастью, не повторится у нас вплоть до 1976 года – и которое в 2019 году, по всей видимости, мы упорно стараемся вновь порвать в клочья.

В любом случае, вирус милитаризма носился в воздухе. Герои-генералы принялись активно вмешиваться в политику. Среди них особенно выделялись трое: Эспартеро, O’Доннелл и Нарваэс (в честь каждого из них назывались улицы в Мадриде, пока кто-то не сменил эти названия на другие: «улица Человечных людей» или «улица Братства и отличного настроения»). О военных мы и поговорим в нашей неизменно страстной, прискорбной и такой испанской истории.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Олигархия держит нос по ветру

Новое сообщение ZHAN » 03 авг 2021, 11:03

Правление Изабеллы II представляло собой бесконечное потрясение: круговерть грязных денег под звон сабель. Водоворот отношений между малограмотной, капризной и увлекающейся придворными кобелями королевой, амбициозными мятежными генералами и коррумпированными политиками. Последним, хотя они и цапались частенько между собой, не исключая и генералов, все же удавалось за изысканными обедами в ресторане «Льярди» достигать соглашений по поводу того, как провернуть то или иное дельце.

«В одной пожарной команде, – говорили они, – на шланг никто не наступит».

Примерно это и произошло с одной задумкой, воплощенной в жизнь после долгих колебаний, военных и всяческих половинчатых революций (среди которых не было ни одной настоящей – с гильотиной или же расстрелом в Екатеринбурге для самых отпетых негодяев, как положено). Речь идет о проекте двух испанских вояк, Нарваэса и O’Доннелла, заручившихся согласием третьего, по фамилии Эспартеро: создать парочку партий – либеральную и умеренную, – дабы они ходили во власть по очереди. И все будут довольны, чередуясь во вкушении сладких плодов, и заживем так классно, что просто лучше не бывает. Приходит один, увольняет всех чиновников, которых раньше поставил у руля другой, – смещенные, так их назвали, – и обувает всех своих родственничков, дружков и кумовьев. Наступает очередь следующего, теперь он увольняет всех прежних, и к власти вновь возвращаются его люди. И так далее.

И вот таким чудным образом, с вазелинчиком, в течение какого-то времени эта шайка бесстыдников делила промеж себя Испанию. В игру в том числе входили большие люди из правительства, подкупленные иностранными банкирами, а также выборы-фарс – с купленными голосами и ударами по башке тому, кто против.

Время от времени те, кому не удавалось поживиться, а также честные люди, которых хоть и было гораздо меньше, но всегда хватало, – ставили на шпаги и седла в переворотах, мятежах и тому подобных штуках. Ответом на что служили репрессии, ссылки на север Африки, на Канары или Филиппины – кое-какие колонии еще оставались, – скованные цепью каторжники и другие не менее симпатичные меры. (О чем очень хорошо рассказали: Гальдос в своих «Национальных эпизодах» и Валье-Инклан – в серии «Арена Иберийского цирка»; обратившись к ним, вы избавите меня от необходимости входить в детали.)

А Европа между тем двигалась вперед, да и Испания, живописный аппендикс этой самой Европы, отставать не желала, так что экономика в целом или, по крайней мере, та ее часть, что была в руках тех, кто рулил и командовал, за эти годы в значительной степени выросла. Каталонская олигархия озолотилась за счет производства текстиля; а что касается восстаний и прочих инцидентов, то когда в Барселоне случились народные волнения, ее слегка побомбили и – будь здоров, не кашляй. К огромному облегчению высших кругов местной буржуазии – а тогда считаться испанцем было еще делом выгодным, – которая покамест не держала счетов в Андорре и Лихтенштейне и, ясное дело, начинала сильно нервничать, оказавшись лицом к лицу с потными рабочими. (Эспартеро выпустил тогда по городу тысячу снарядов; а Прим, каталонец по рождению, – пять тысяч.)

Баски же, со своей стороны, – тогда их край назывался Баскские провинции, – если не брать в расчет карлистские поползновения, сидели тихо; и поскольку пока еще не начались бредни безумного Сабино Араны с этой его мутью о добрых басках и злобных испанцах, а индустриализация, особенно в металлургии, давала и рабочие места, и достаток, никому не приходило в голову ни кричать о независимости, ни всаживать пули в затылки сторонникам испанства, жандармам и прочим txakurras [псы, собаки (баск.)].

В общем и целом, хочу я сказать, баскская и каталонская буржуазия и олигархи, точно так же как их коллеги в Мурсии или в Куэнке, были интегрированы в приносящие доходы сферы деятельности той Испании, которая хотя и спотыкаясь, но двигалась в сторону модернизации. Появлялись железные дороги, шахты и банки, крупные землевладельцы, финансисты и ростовщики снимали сливки, растущая буржуазия способствовала развитию среднего класса.

А под всем под этим – в чем и состояла мрачная сторона ситуации – массы неграмотных рабочих и крестьян, эксплуатируемые и манипулируемые их хозяевами и местными касиками, оставались на обочине, не попав на беспримерное национальное празднество; лишенные будущего, вынужденные отдавать на пушечное мясо в колониальных войнах своих сыновей, которые им и самим были нужны – пахать землю или приносить домой скудный заработок. И это порождало чудовищной силы недовольство, которым, хоть оно и было приторможено полицейскими репрессиями и продажными судьями, пользовались политики, разводившие демагогию и игравшие в свои грязные игры, совершенно не заботясь о том, что копятся нерешенные проблемы, растет несправедливость и клубятся черные тучи.

В качестве примера такого легкомысленного и почти преступного красноречия приведу одну цитату из текстов журналиста и чиновника Министерства внутренних дел по имени Луис Гонсалес Браво, известнейшего политического конъюнктурщика, гонителя свобод, могильщика монархии и карлиста, судя по признанию на смертном одре:
«Борьба мелкая, полицейская наводит на меня скуку. Да придет нечто великое, такое, от чего желчь вскипает. Вот тогда мы со всей решимостью сожмем в кулаке кинжал и сойдемся в ближнем бою не на жизнь, а на смерть».
Он произнес эти слова в одной из своих речей, даже не поперхнувшись. Вот так, запросто. Козел чертов, понятия не имеющий об ответственности.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Вихри народные

Новое сообщение ZHAN » 04 авг 2021, 10:41

В последние годы правления Изабеллы II деградация политической и этической стороны жизни Испании превратила конституционную монархию в гротеск и фикцию. В финансах беспрепятственно множились спекуляция, банкротства и аферы. Мэрии продолжали пребывать в руках продажных политиков при отсутствии свободы прессы. Правительства с высокой башни плевали на конституционные гарантии, население на каждом шагу предавалось: «народ, превозносимый до небес в час призыва к борьбе и забытый сразу же после победы», как выразился велеречиво и лицемерно один из тех самых политиков, кому случалось предать и народ, и даже родную маму. Засевшая в кортесах шайка-лейка, разогретая в героической борьбе за власть, превратилась в банду матерых политиков.

В период между 1836 и 1868 годами продолжался коллективный фарс – электоральный обман, основой которого служили, с одной стороны, нищие народные массы, а с другой – не знающие угрызений совести генералы. Они, спесивые, словно павлины, объединялись с политиками и банкирами, извращая само слово «демократия», и, будучи поставлены военными губернаторами в провинциях, поддерживали своими штыками действующую власть или же, наоборот, против этой власти бунтовали – кто во что горазд, в полном соответствии со своими вкусами, талантами и амбициями.

И никто не хотел слышать все более громкий глас народа, которому доставались лишь палки и демагогия, арестантские цепи и расстрелы. Сыновья обездоленных шли на войну, когда война случалась, богачи же своих чад могли откупить, чтобы вместо их сыночка забрили бедняка. А абсурдные военные кампании, которые вела в то время Испания за пределами своих границ (захват Марокко, Тихоокеанская война, Американо-мексиканская война, Кохинкинская кампания, а также Итальянская, в помощь папе), служили скорее поддержке чужих великих держав, чем собственным интересам. Со времени потери практически всей Америки Испания превратилась в бедного родственника за пиршественным столом сильных мира сего.

Успехи действительно славного генерала Прима (каталонца, который командовал каталонскими же войсками, о чем кое-кому вспоминать сегодня не хочется) на севере Африки и бессмысленный героизм нашей эскадры в Тихом океане были воспеты как военно-патриотические подвиги и затасканы – до степени рвотных позывов – прессой, проплаченной теми, кто стоял у руля. И это служит неоспоримым свидетельством того, что радикальный патриотизм – прибежище тех, кто всякий стыд потерял.

Но под слоем этого монархического, политического, финансового и солдафонского мусора что-то все же понемногу менялось. Исходя из убеждения в том, что выборные урны совершенно бесполезны при неграмотном народе и что приобщение широких народных масс к культуре – единственный путь к преобразованиям (а разговоры о республике как альтернативе монархии уже велись), некоторые поистине героические мужчины и женщины отдавали свое время и силы созданию системы народного просвещения. Письмо, чтение, прикладные науки с выходом в ремесла и промышленность, женская эмансипация – вот что предлагалось рабочим и крестьянам в практически подпольных образовательных центрах.

Делу народного просвещения способствовал также театр – чрезвычайно значимая вещь в те времена, когда не было еще ни радио, ни телевидения. Впрочем, широкое распространение печатного слова и книги также началось именно в те годы: на свет появились романы и самых разных жанров публикации, которым порой даже удавалось обойти цензуру. В моду вошли газетные приложения, и как буржуа, так и совсем простые люди, умевшие читать, встретили их с огромным энтузиазмом. Так сформировалось то, что историк Жозеп Фонтана определил как
«культуру, базирующуюся на критике существующего общества с сильным зарядом антимилитаризма и антиклерикализма».
Наряду с военными мятежами имели место и серьезные революционные эпизоды, как, например, восстание 1854 года, залитое свинцом, или мятеж казармы Сан-Хиль, закончившийся расстрелом – в этой борьбе народ остался один, как обычно, – и растущее рабочее движение, примером чего служит первая всеобщая забастовка в нашей истории, охватившая Каталонию. Над ней – провозвестниками будущего крушения – реяли красные знамена с лозунгом «Хлеба и работы!».

Репрессии начались и в сельской местности, и в городе, причем жесточайшие. И эти гонения, вдобавок к вековой, укорененной в Испании несправедливости, погнали в горы многих несчастных, которым суждено было стать бандитами а-ля Курро Хименес, однако менее симпатичными и без какого бы то ни было музыкального сопровождения. Все эти волнения чрезвычайно обеспокоили власть, что послужило толчком к созданию Гражданской гвардии – военизированной полиции, созданной, в общем-то, для охраны правопорядка в сельской местности, однако часто используемой в качестве силы подавления.

Монархия распадалась на куски; и политические силы, понимая, что только перемены помогут избежать того, что все предприятие покатится в тартарары, стали объединяться, желая несколько подновить фасад, – а все, что за ним, пусть остается как было. Изабелла II оказалась лишней, а слово «революция» зазвучало всерьез. Час пробил.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Амадей пришел, огляделся и ушел

Новое сообщение ZHAN » 05 авг 2021, 10:25

Слушайте-ка, странная вещь получается. Притом что царствование Изабеллы II висело на волоске, а проводимая в Испании политика вызывала гомерический хохот Эспронседы, наша страна продолжала оставаться единственной крупной европейской державой, не знавшей революции с целью свержения монарха. Так что традиционный образ непокорного и брутального испанца, столь любимый романтично настроенными путешественниками, был скорее мифическим, чем настоящим.

В Великобритании обезглавили Карла I, а французы выбрили посуху Людовика XVI: большей революции и желать невозможно. С другой стороны, Германия и даже католическая Италия тоже уже имели за душой интереснейшие республиканские эпизоды. А вот в этой Испании бескультурья, смирения и ежедневной мессы короли, как душегубы, так и попросту неумехи – нормальных-то почти и не было, – умирали в своей постели. То же – с Фердинандом VII, самым отвратительным из всех королей; однако с его дочерью, Изабеллой II, будет не так – в виде исключения.

Капризы и промахи этой дамы, лихие выходки военных, бесстыдство политиков, повязанных с банкирами или же купленных ими, да и финансовый кризис как таковой довели ситуацию до предела. Вся Испания просела до самой ватерлинии, и все это было уже не удержать на плаву даже девятидневными молитвами Деве Марии. Неуклюжая королева, имевшая привычку сажать в правительство своих любовников, настроила против себя абсолютно всех.

Кончилось дело тем, что солдафоны под командованием славного генерала Прима устроили переворот, опираясь на поддержку революционных сельских советов, в свою очередь опиравшихся на разорившихся крестьян и безработных поденщиков. Лояльные королеве силы ретировались после нерешительного боя на мосту Альколея; так что Изабеллита, отдыхавшая на севере страны вместе с Марфори – своим последним советником-сутенером, – быстренько собрала чемоданы и отправилась во Францию.

Понятно, что, как только революция одержала победу и народные массы (в деревенской простоте полагая, что грядут серьезные перемены) выпустили пар, сведя счеты с угнетателями в паре-тройке местечек, генералы первым делом разоружили революционные советы, объявив им следующее: «знамо дело, кум, твои слова да Богу в уши: „да здравствует революция!“ – и все такое, непременно. Но теперь ты пойдешь домой и будешь сидеть там тихо, а в воскресенье – на корриду, потому как ситуация в надежных руках. То есть в наших. А о республике мы не забудем, ни-ни; просто штука в том, что в такого рода делах спешка ни к чему, нужно все хорошенько обмозговать, парень. Сечешь? Так что пройдет время – посмотрим. А пока что, временно, подыщем другого короля». И так далее и тому подобное. Ну и взялись за дело. За поиски для Испании другого короля, дабы на этот раз навесить на него монархию еще более конституционную, с нотками прогрессивности и прочими смягчителями и освежителями. То же, что и было, но с чуть более современной витриной – женщина, разумеется, права голоса не имеет. А рядом – славные воины и их друганы с капустой, снимающие, как всегда, жирные сливки.

Дон Хуан Прим, генерал и каталонец, держал уже бразды правления в своих руках, и вот тут начались патетические поиски какого-никакого короля, чтобы посадить его на трон. Настаиваю на «патетических», потому как если в конце XVII века королевский трон Испании был буквально медом намазан, что и привело к Войне за испанское наследство, то на этот раз трон в Мадриде и даром никому оказался не нужен. «Идите-ка вы лесом, – говорили королевские дома Европы, – пусть этот геморрой ваш батюшка кушает».

Наконец Приму удалось охмурить сына короля Италии, Амадея Савойского, который – после пары рюмочек, полагаю, – купился на посулы. И явился к нам. И стали его поливать грязью все кому не лень, да так, что история такого не упомнит: сторонники Изабеллы II и ее сыночка Альфонсито – клея ему ярлык узурпатора; карлисты – обзывая тем же самым словом; республиканцы – поскольку понимали, что их облапошили; католики – по той причине, что Амадей был сыном короля, который в целях объединения Италии устроил неслабую взбучку папе; а весь народ – потому, что он людям просто не понравился.

На самом же деле Амадей был мальчиком добрым, либералом, с намерениями, похожими на те, которые выказывал Жозеф Бонапарт времен Войны за независимость. В принципе, хороший парень. Но – все понятно. В Испании навахи, насилия, зависти и вечного озлобления это ни в жизнь бы не сработало. Аристократия хохмила, герцогини отказывались быть придворными дамами и кутались в мантильи, дабы продемонстрировать свое почвенничество, и все вместе потешались над итальянским акцентом короля и его демократическими замашками. Кроме всего прочего, в того, кто его и пригласил, всадили добрую порцию свинца в аккурат перед тем, как Савойский – только представьте себе возможные рифмы с этой фамилией – принял полномочия.

Так что, наевшись нами досыта, Амадей собрал чемоданы и послал нас всех к чертям собачьим. Оставив на память в тексте своего отречения прозрачнейший диагноз общей панорамы, который не устарел и полтора столетия спустя:
«Если бы враги Испании были иностранцами, так еще куда б ни шло. Но нет. Все, кто шпагой, пером или словом усугубляет и длит беды нации, все они – испанцы».
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Взвалив Первую республику

Новое сообщение ZHAN » 06 авг 2021, 13:19

И вот тогда – там-парам-пам-пам, бим-бом! Дамы и господа, притом что Изабелла II пряталась у французов, наступила наша Первая республика. Она пришла, и именно в ней сидят корни всего последующего развития республиканской истории в той стране, в которой шестеро из каждых десяти жителей были неграмотны (во Франции таковых было трое из десяти) и где 13 405 членов городских советов и 467 алькальдов не умели ни читать ни писать. В той бедной Испании, подвластной генералам, епископам и финансовым спекулянтам, политика находилась в руках руководителей партий без членства в оных и без каких бы то ни было программ, а выборы были не более чем фарсом.

Народное просвещение потерпело оглушительный крах в силу преступного небрежения политиков: церковь сохранила огромное влияние в образовании, 6000 поселений не имели школы, и половина из 12 000 учителей, согласно переписи населения, официально характеризовались как обладающие «невысоким уровнем знаний». Занавес.

Во имя фальшивых либеральных завоеваний политико-финансовая олигархия, новая владелица собственности в деревне – право на которую она сама долго критиковала, пока та не перешла в ее руки, – разоряла крестьян, еще в большей степени ухудшая, что уж совсем край, то жуткое положение, в котором крестьянство находилось под властью церкви и дворянства.

Что касается индустриализации – вызов, на который другие европейские страны отвечали эффективно и с энтузиазмом, – то в Испании она ограничивалась Каталонией, Страной Басков и такими периферийными зонами, как Малага, Алькой и Севилья. Но и там осуществлялась в виде частной инициативы предпринимателей, которые, как указывает историк Жозеп Фонтана,
«не имели возможности повлиять на власти, которые не только не осуществляли поддержку индустриализации, но, напротив, относились к этому вопросу с крайним недоверием».
Эта опаска, в частности, была мотивирована страхом перед революцией. Фабрики и заводы с точки зрения правящего класса Испании представляли собой опасную пролетарскую среду, а она, с каждым разом все более щедро засеиваемая социальными идеями, бродившими по Европе, холодила олигархам кровь – в особенности после Парижской коммуны, завершившейся кровавой баней. Так что промышленная отсталость, удержание народа на земле и его бедственное состояние (контроль над народом осуществлялся руками местных касиков, обладавших правом на репрессии, банд погромщиков и Гражданской гвардии) являлись не исключительно следствием национальной отсталости, но и в том числе сознательно поставленной многими политиками целью в полном соответствии с идеей, выраженной за несколько лет до того Мартинесом де ла Росой, писавшем, что благодаря отсутствию фабрик и заводов
«зловредные доктрины, которые подбивают к мятежам низшие классы, распространяются, к счастью, исключительно среди других народов».
И именно при таких мало обнадеживающих обстоятельствах (задумайтесь об этом) была провозглашена, с 258 голосами «за» и 32 «против» (любопытно, что депутатов-республиканцев было всего 77, так что прикиньте число оппортунистов, которые вскочили на подножку этого поезда), та Первая республика, которую с первого момента ее существования взялись методично крушить все политические, военные, религиозные, финансовые силы Испании, а также ее народ.

Несчастная протянула всего одиннадцать месяцев. Была – и нету. Одни видели ее унитарной, а другие – федеральной; но прежде чем ситуация прояснилась, братва на свой страх и риск начала высказываться за федерализм. Притом что еще не была принята новая конституция, ничего еще не было ни организовано, ни даже детально прописано. Потому что для одних федерация была неким национальным пактом, для других – автономией регионов, для третьих – абсолютной децентрализацией, при которой каждый сам себе хозяин, а еще для кого-то – всеобщей социалистической революцией, по поводу которой, к слову сказать, никто не взялся пояснить, ни в чем она должна заключаться, ни кого первым вешать.

Кортесы представляли собой настоящий бордель, а народные массы, видя интриги политиков, теряли терпение. В Алькое вспыхнуло настоящее рабочее восстание – со стрельбой и прочими делами.

А сверх того, вишенкой на торте, на Кубе разразился сепаратистский мятеж, а дома – карлисты, неизменно готовые в самый трудный момент подставить ножку, внезапно усмотрев угрозу христианским ценностям, своим фуэрос и всей прочей мишуре, вновь бросились в горы, начав тем самым свою третью войну – которая станет ожесточенной и долгой – за Бога, отечество, фуэрос и короля.

Армия представляла собой ристалище амбиций и группировок, где военнослужащие и не думали подчиняться своим командирам; вплоть до того, что нашелся всего один генерал – по имени Турон, – в послужном списке которого не было ни одного упоминания об участии в заговорах и которого, естественно, коллеги-вояки клеймили трусом, пьянчугой и гомиком.

Так что нет ничего удивительного в том, что целый ряд мест и местечек принялись объявлять себя сторонниками федерализации и даже полностью независимыми на свой страх и риск. Началось то, что было названо Кантональным восстанием. Им мы насладимся в следующем посте.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Кантональная чехарда

Новое сообщение ZHAN » 07 авг 2021, 13:06

Первая испанская республика, в чем согласны как историки справа, так и историки слева, была настоящим домом терпимости. В течение одиннадцати месяцев ее существования друг друга сменили четыре разных председателя правительства на фоне того, что консерваторы строили заговоры, а республиканцы все перессорились.

За границей нас настолько не принимали всерьез, что пламенную республику признали исключительно Соединенные Штаты Америки – которые сами пока что были ничем – и Швейцария, а у нас тем временем разворачивалась новая Карлистская война, а также война на Кубе. И писалась новая конституция, так никогда и не вступившая в силу, в которой Испания объявлялась федерацией с «семнадцатью штатами и пятью территориями», но на самом-то деле их было куда больше, поскольку независимость провозгласили три десятка провинций и городов. Они вступили друг с другом в противостояние и даже дошли до проведения собственной международной политики, как, например, Гранада, взявшаяся враждовать с Хаэном, или Картахена, отважно объявившая войну Мадриду и Пруссии.

Эти разброд и шатание спровоцировали Кантональное восстание – тот коллективный шабаш, в котором схлестнулись федерализм, кантонализм, социализм, анархизм, антикапитализм и демократия, да еще и таким яростным, хаотичным и опасным образом, что даже председатели правительства удалялись от греха подальше за пределы страны и оттуда телеграфировали о своей отставке.

«Достали вы меня до крайности», – написал один из них.

Все сводилось к пустым словам, химерам и нереализуемым проектам, в очередной раз подтверждая, что в Испании никогда не говорят о том, что происходит, но, к несчастью, всегда в итоге происходит то, о чем говорят.

Депутаты не смогли ни понять, ни удовлетворить народные чаяния, поскольку им в основном было на чаяния плевать с высокой башни, и это привело к остервенению простого народа, необразованного и притесняемого, который в очередной раз обманным путем лишили истинной свободы и которому отказали в достоинстве. Протоколы заседаний тогдашних кортесов – ужасающее свидетельство сплошной демагогии, политического безрассудства и безответственности, к которым приложили руку как левые радикалы, так и самые ретроградные архиепископы, потому как на парламентских скамьях кого только не было; и как позже напишет в «Понятной Испании» философ Хулиан Мариас,
«там можно было сказать что угодно, при условии, что в этом не было ни смысла, ни контакта с реальностью».
Из плюсов – установление свободы вероисповедания (что привело католическую церковь в состояние разъяренного зверя), законности развода, а также отмена смертной казни, хотя бы только на время. Во всем же остальном в той расколотой на куски и нереальной Испании только и было что внутренние границы, народная милиция, флаги, демагогия и неразбериха. И некому было привнести в этот бедлам хоть каплю здравого смысла, да и правительства, с другой стороны, не решались применить силу: на военных смотрели косо – с полным на то основанием, имея в виду их прискорбное поведение в прошлом. Впрочем, им никто и не подчинялся.

Гаспару Нуньесу де Арсе, чей стиль отличается изысканностью и витиеватостью, удалось набросать отличный портрет того ландшафта в следующих выспренних стихах:
«Честна́я свобода торгует собой, / и гиены разносится вой / в Картахене, Монтилье, Алькое».
Что до Картахены, то именно она и стала самым активным и воинственным из всех мятежных кантонов – левее самой левизны. Дело дошло до того, что когда наконец было принято решение прижать к ногтю это разгуляй-поле мелкой шушеры, жители Картахены защищались, как львы «Метро Голдвин Майер». Среди других причин еще и потому, что Картахена – это город-крепость, который к тому же мог рассчитывать на поддержку эскадры, вставшей на сторону горожан. Кантональная война затянулась как раз там, а еще в Андалусии – до тех самых пор, пока очередное правительство не сказало: «хорош уже, козлы» – и не послало генералов Мартинеса Кампоса и Павию разобраться с этим вопросом силой, что они аккуратненько и сделали, задействовав артиллерию.

А тем временем, поскольку кортесы не стоили и гребаной кучи дерьма, депутатам, которые все равно не появлялись на заседаниях, дали каникулы с сентября 1873 года по январь 1874-го. А когда настал январь и они вновь собрались, генерал Павия («мужчина легкий на подъем и ума ограниченного», как характеризуют его историки) при поддержке правых консерваторов, своих войск и Гражданской гвардии взял здание в кольцо. Точно так же, как столетием позже, 23 февраля [Речь идет о провалившейся попытке государственного переворота в Испании 23 февраля 1981 г.], это сделает генерал-лейтенант Техеро – который в том, что касается ума, Павию явно не превосходил.

Ввиду такого бесчинства депутаты-республиканцы поклялись скорее героически погибнуть, чем предать отечество; но столь образцовая резолюция протянула лишь до того момента, как раздался первый выстрел в воздух. После чего все пустились наутек, в том числе прыгая из окон. И вот таким жалким и гротескным образом закончилась, едва успев родиться, наша несчастная Первая республика.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Вставай, проклятьем заклейменный

Новое сообщение ZHAN » 08 авг 2021, 12:58

Первая испанская республика – проба пера свободы, трансформированная в катастрофу усилиями неких бесчестных политиков и безграмотного и безответственного народа, провалилась ко всем чертям в 1874 году. Разочарование народных масс из-за крушения их надежд и чаяний, экстремизм некоторых руководителей и страх перед революцией всех остальных, а также общественные волнения, что поставили всю Испанию вверх тормашками и перепугали властную и финансовую элиту, позволили самым гротескным образом поставить точку в данном кратковременном эксперименте. Все это как нельзя лучше подготовило страну к периоду социальной летаргии, когда единственным желанием публики было спокойствие и минимум потрясений, супчик и наваристый бульон, невзирая на цену в виде потери свобод, которую придется за это заплатить.

Произошел отказ от многих важных вещей, и Испания (на тот момент – постреволюционная диктатура в руках вечного оппортуниста генерала Серрано) застыла в каком-то идиотском положении, отложив на неопределенное время необходимые реформы и амбициозные цели. Ни в малейшей степени не усвоив – что самое важное – урока тех страшных симптомов, что были явлены миру кантональными революциями и республиканскими беспорядками.

Мир менялся, обездоленные открывали глаза. Там, где образование и книги пробуждали умы, смирение мира голодных и рабов уступало дорогу требованиям уважать их права и борьбе. Пятью годами ранее появился до тех пор не существовавший институт – Международная ассоциация трудящихся, или Первый интернационал. В него вошли и испанцы.

Как и в других европейских странах, буржуазия продолжала подниматься на дрожжах неизбежного прогресса в экономике и промышленности. Параллельно этому процессу шел еще один: у рабочих, передающих друг другу книги и идеи, тоже рождалась организация, поначалу рудиментарная, целью которой было улучшение условий труда на фабриках и заводах (деревня от этого процесса оставалась в стороне). Проще говоря, обе тенденции левого движения уже проявились: социализм, претендовавший на достижение своих социальных требований мирным путем, и анархизм – «Ни бога, ни хозяина», – который верил в то, что стрельба из пистолета и динамит – единственно эффективное средство, способное избавить трудящихся от гнили буржуазного общества.

Так, слово «анархист» сделалось синонимом того, что сегодня мы бы назвали террористом, и в последующие десятилетия анархисты стали героями громких кровавых актов с большим количеством пиф-паф и неменьшим – трах-тарарах, выплеснувшихся в газетные заголовки, перепугавших правительства и повлекших за собой жесточайшие полицейские репрессии.

Немаловажная, кстати, деталь: в ходе индустриально-промышленного подъема того времени огромные деньги инвестировались в Баскские провинции, в Астурию и особенно в Каталонию, где такие города, как Барселона, Сабадель, Манреса и Тарраса, с их текстильными мануфактурами и приграничной близостью к Европе, все больше богатели, вследствие чего начали испытывать головокружение от успехов и чувство превосходства по отношению к остальной Испании. То есть там царила атмосфера пока еще не сепаратистская в современном смысле этого слова – 1714 год был уже слишком далеко, – однако с вполне явным предпочтением государства децентрализованного (возможность установления по-якобински сильного государства по французским лекалам мы к тому времени уже утратили на веки вечные), а также индустриально развитого, капиталистического и буржуазного, модного в Европе. Чувство, которое ввиду разброда и шатания в отечестве было вполне естественным, потому как Христос призывал всех стать братьями, но не двоюродными, то бишь не простофилями. И вот так, шаг за шагом, рождались современный каталонизм [Движение за автономию (или отделение) Каталонии] и его будущие последствия; картина, очень хорошо схваченная, кстати, в крайне любопытных и служащих нам предостережением словах каталонского политика – выходца из «hisendats», то бишь из семьи аристократической и при деньгах, – Прата де ла Рибы:
«Две Испании: окраинная – живая, прогрессивная – и центральная – забюрократизированная, дремлющая, бесплодная. Первая – живая, вторая – официальная».
Все то, что так четко отразилось в этой цитате, имело место в Испании потерянных со времени Войны за независимость возможностей, где сменяющие друг друга правительства оказались не способны включить слово «нация» в контекст общего движения вперед.

И в то время, когда Великобритания, Франция или Германия развивали свои патриотические мифы в школах, заботясь о том, чтобы учителя воспитывали чувства гражданственности и солидарности в будущих гражданах, испанское безразличие к вопросам воспитания со временем повлечет за собой тяжелейшие последствия: дискредитированная армия, дезориентированный и безразличный народ, образование, большей частью пребывающее в руках католической церкви, и полный конфуз вокруг слова «Испания», чье прошлое, настоящее и будущее расхищали без зазрения совести, манипулируя им, разного рода воры и мошенники.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Куда идешь ты, Альфонс XII?

Новое сообщение ZHAN » 09 авг 2021, 11:07

XIX век в Испании выдался таким сумасбродным, что мама не горюй: ужасная война с французами, жестокий и жалкий король-предатель (Фердинанд VII), некомпетентная, капризная и более похотливая, чем сучка в течке, его дочь (Изабелла II), король-заместитель (Амадей Савойский), поднятый на смех, потеря почти всех американских владений после борьбы не на жизнь, а на смерть, восстание на Кубе, кантональная война, Первая республика, закончившаяся в стиле репризы цирковых клоунов, государственные перевороты, до хрена военных мятежей с четырьмя-пятью словами на знамени («испания, нация, родина, централизм, федерализм»), по поводу которых мало того что никто не мог прийти к согласию, но и оборачивающихся, как и все у нас, в катапульту против политического противника или попросту соседа. В некий предлог для испанской зависти, ненависти и подлости, усугубленных всеобщей хронической безграмотностью.

Если посчитать, то нам и выпало-то всего пятнадцать лет для трудов на ниве демократизации против шестидесяти семи годочков карлизма, католицизма, замшелости, сабель и реакции. А когда дело доходило до выборов, то они оборачивались фарсом с фальсификацией результатов. Еще пару лет назад все политические перемены осуществлялись путем мятежей и переворотов. А в итоге публика, то есть люди простые, наелись всем этим по горло. Насытились хаосом, соглашательством и политическим авантюризмом. Публика жаждала стабильности, работы, нормальной жизни. Горячего обеда и чтобы дети росли в мире.

Так что некоторые политики, держа руку на пульсе народных настроений, начали рассматривать для себя возможность реставрировать монархию, и на этот раз – на достаточно серьезных основаниях. Выбор свой они остановили на Альфонсито из дома Бурбонов, находящемся в изгнании сыночке Изабеллы II, восемнадцати лет от роду, юноше приятном во всех отношениях: невысокого роста брюнете с бакенбардами, толковом и хорошо воспитанном.
Изображение

Вначале военные, сами привыкшие отдавать приказы, не были расположены к такому повороту; но один классный политик, по имени Кановас дель Кастильо, – без всякого сомнения, самый прозорливый и компетентный среди политиков своего времени – кого-то уговорил, кого-то переубедил, а под конец склонил на свою сторону всех. Метод, ничего не скажешь, не в полной мере демократический; однако при сложившихся обстоятельствах, в условиях полномасштабной диктатуры генерала Серрано и с бездействующими кортесами, сильно напоминающими птичий двор, Кановас и его единомышленники рассудили, и это было не лишено логики, что уже без разницы – тот метод либо другой. И гори оно все синим пламенем.

В итоге в декабре 1874 года в городе Сагунто генерал Мартинес де Кампос перед строем войск провозглашает королем Альфонса XII. Вот так просто – за красивые глазки. История эта была встречена с огромным одобрением, Серрано собрал чемоданы, парень из дома Бурбонов сел на корабль в Марселе, сошел на берег в Барселоне, прокатился до Валенсии, чтобы убедиться в том, что военные его и вправду поддерживают, и в первые дни 1875 года торжественно въехал в Мадрид под торжествующие крики тех же самых народных толп, которые за год с небольшим до того обзывали его мать шлюхой.

А весь фокус в том, что народ – вам наверняка знаком этот механизм – заглотит с жадностью все и не подавится, стоит только подать блюдо под правильным соусом, представив дело красиво, и он всему поверит (штука в том, что здесь сообща работают наивность, глупость и недостаток культуры). В общем, Альфонса XII приняли как должное, как вешний дождичек.

Да и то сказать, при сложившихся обстоятельствах оно и неудивительно. Во-первых, как я уже говорил, Кановас был политиком милостью Божией (с которого сегодняшним стоило бы брать пример – в том маловероятном случае, что они о нем слышали). С другой стороны, юный монарх был классным чуваком, или таковым казался (а то, что женщины ему нравились больше, чем мед мухам, вынесем за скобки). Но если закрыть на это глаза, то он был наделен здравым смыслом и умел себя подать.

Кроме всего прочего, женился он по любви – на дочери герцога Монпансье, политического противника его матери. Звали ее Мария де лас Мерседес (если хотите узнать о ней больше, то, кроме книг, посмотрите еще фильм «Куда идешь ты, Альфонс XII?», представляющий всю эту историю в сиропно-карамельном ключе, но неплохо), была она юной красавицей, немного полненькой, но этого оказалось более чем достаточно, чтобы завоевать сердца всех тогдашних простаков обоего пола. Приняли эту симпатичную пару с распростертыми объятиями, и страна испытала мощный всплеск оптимизма.

Процвели бизнесы, рванула вверх экономика. Все шло как по маслу, при ловко дергающем за нужные нити Кановасе. Даже в конце-то концов удалось покончить с Третьей карлистской войной.

Королю нравилось держаться с народом запанибрата, да и людям он пришелся по сердцу. Был, так сказать, свойским парнем, если вы меня понимаете. Кроме того, когда Мерседес безвременно умерла, трагедия короля, молодого вдовца – те похороны растрогали всех до невозможности, – склонила на его сторону все сердца Испании. Никогда еще ни один испанский король не был любим столь горячо. История давала нам еще один шанс.

Вопрос был в том, сколько времени нам понадобится на то, чтобы его похерить.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Скорее кумовья, чем свиньи

Новое сообщение ZHAN » 10 авг 2021, 11:14

С Альфонсом XII, век которого оказался недолог – он умер в 1885 году, почти еще мальчиком, процарствовав всего десять лет, – Испания вошла в полосу процветания, и даже в сфере политики (усилиями все тех же, это верно) был достигнут некий достаточно разумный баланс. Развивался бизнес: добыча полезных ископаемых, железные дороги; и буржуазия чем дальше, тем больше походила на европейские образцы своего времени. В общем, испанец мог отправиться в путешествие за границу, не опасаясь сгореть там со стыда. Этому положению дел способствовало несколько факторов, которые было бы скучно излагать здесь в подробностях – для этого дела существуют историки, и пусть они отрабатывают свой хлеб, – но которые следует хотя бы упомянуть.

Подхалимы величали Альфонса XII Умиротворителем, но это прозвище и вправду соответствовало действительности. Бедлам на Кубе подзатих, Третья карлистская война приняла нежелательный оборот для претендента дона Карлоса (которому пришлось сказать «чао, крошка» и пересечь границу), и даже старый козел и брюзга генерал Кабрера новую монархию поддержал из Лондона – своего эмигрантского далека. И никаких карлистских походов до 1936 года уже не будет. С другой стороны, трон Альфонса XII был подогрет астурийским углем, выкован из баскского железа и обит каталонским сукном: обожали его в основном именно на периферии; и не в последнюю очередь потому, что баскская – тогда еще не говорили euskaldún – черная металлургия развивалась с космической скоростью, а стоящая у руля каталонская элита, финансово подпитываемая за счет работорговли и коммерции на Кубе, на тот момент все еще испанской, имела свои верные три процента, или свои девяносто процентов, или что там им тогда причиталось, еще на довольно приличный срок.

Со стороны политики для сильных мира сего тоже все шло как по маслу: монархически настроенные парламентарии были чрезвычайно довольны королем, а большинство парламентариев-республиканцев после совсем недавнего безумного опыта ни на грош не верили в республику. В общем и целом, все были за династию.

В 1876 году была принята новая конституция (ей предстоит действовать полвека, до 1923 года), в которой вновь была заявлена попытка создать унитарную и патриотическую Испанию по новейшим европейским лекалам, а также сказано, что каждый испанец обязан защищать родину и участвовать в расходах государства, провинции и муниципалитета. Одновременно с этим провозглашалась – по крайней мере, на бумаге, потому что действительность была несколько иной, – свобода совести, мнений и образования, а также печати.

И вот здесь следует особо подчеркнуть один ключевой момент: во главе двух главных партий, значение которых трудно переоценить, стояли два политика чрезвычайного масштаба и ума, которым Педро Санчес, Мариано Рахой, Хосе Луис Родригес Сапатеро и Хосе Мария Аснар (назовем здесь только четырех председателей правительства нашего недавнего прошлого) и в подметки не годятся. Кановас и Сагаста: первый – лидер консервативной партии, а второй – либеральной, или партии прогресса. Два эквилибриста на проволоке, что пришли к взаимному соглашению по поводу мирного и конструктивного, насколько это было возможно, дележа власти, соблюдая при этом свои интересы и интересы тех, кого они представляли.

Возникло то, что получило название (долгого) периода чередования, или чередующихся кабинетов. Ни один из них не ставил под вопрос монархию. Какое-то время правил один, расставляя на должности своих людей, затем приходил другой, приводя своих, и так далее. Все мирно и с вазелинчиком. Ты – в Бостон, а я – в Калифорнию. Такая система, конечно же, плодила множество мошенников, но вместе с тем гарантировала стабильность и общественное спокойствие, помогала бизнесу и обеспечивала доверие по отношению к государству.

Проблема заключалась в том, что эти два умнейших чувака оставили за бортом реальность; или же реальность они сами и создавали, забывая о новых для политики действующих лицах, за которыми было будущее. Другими словами: поделив пирог, официальная Испания повернулась спиной к Испании реальной, которая криком кричала, требуя справедливости, хлеба и работы. К счастью для правительства и монархии, эта реальная Испания, республиканская и не без оснований раздраженная, все еще пребывала в пеленках, такая разрозненная – в смысле «брат на брата», какими мы, испанцы, обычно и бываем, – еще со времен Вириата. Но, заручившись терпением, да если еще и послюнить, так все и сложится.

Однако в дальнейшем левым силам – тем, что настоящие, которым еще только предстоит возникнуть, – придется считаться с объективно существующим «союзником» – католической церковью. А она, верная самой себе и глухая ко всему, от чего хоть немного веет прогрессом – к светскому образованию, к всеобщему избирательному праву, к свободе вероисповедания, к разводу, к освобождению семьи от диктатуры кафедры проповедника и исповедальни, – сопротивлялась всякой реформе. И это сильно испортит пейзаж, разжигая дикий антиклерикализм и накапливая счета, оплата которых в следующие полвека обернется настоящей трагедией.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Об урнах и неграмотных

Новое сообщение ZHAN » 11 авг 2021, 11:07

Альфонс XII умер молодым, от туберкулеза. Слишком рано. Времени ему хватило ровно на то, чтобы заделать сосунка своей второй жене, Марии Кристине Австрийской, прежде чем сказать «прощайте, парни». Скончался он, имея за душой всего двадцать восемь годочков, оставив после себя беременную вдову-регентшу, Кановаса и Сагасту, чередующихся при власти в порядке их парламентской хохмы бизнес-партнеров. А также Испанию – страну социального неравенства, далекую от нормальной общественной жизни и все еще слабо связанную идеей единой нации, сильно отстающую от достойного уровня развития образования, зависимую от той армии, что привыкла принимать решения в соответствии со своей горделивой волей, с олигархией в экономике, преследующей собственные цели, и католической церковью, что каждой бочке затычка, держа под своим контролем и жизни, и умы, и школу.

Государство, неспособное обеспечить достойную систему народного просвещения (откуда и пошло выражение «голодать хуже школьного учителя»), оставляло в руках церкви значительную часть воспитания, с последствиями, которых и следовало ожидать. Потому как основной целью – внимание! – было воспитание не хороших граждан, а добрых католиков. Бог превыше кесаря. И вот так, промеж цветов Деве Марии и вечерних молитв, для значительной части испанских детей, которым посчастливилось попасть в школу, порох пропадал зазря: они оказывались слишком далеко от принципов демократии, свободы и национального достоинства, чьи слабенькие корешки росли из либерализма Пепы – принятой в Кадисе конституции.

Таким образом, мы, испанцы, прихлебывая из чаши с цикутой, которая пополнялась с обескураживающей безответственностью («Испанцы – это те, кто не умеет быть кем-то другим», – мрачно пошутил как-то раз Кановас), снова и снова обнаруживали себя на задах Европы, держащей курс на современность. И прежде всего мы оказались не способны использовать нашу разнообразнейшую и нравоучительную историю, события и уроки прошлого, чтобы на этом фундаменте сложить такие необходимые для того времени речи для воспитания патриотизма, политической социализации и интеграции в мировое сообщество.

Наш патриотизм – если его позволено будет так назвать, – как общеиспанский, так и частный, по отношению к малой родине был вульгарным и дешевым, таким же элементарным, как механизм погремушки. Он был слеплен из фольклора и сантиментов, без опоры на разум, и вследствие этого – им мог манипулировать любой ловкач и мошенник. Всякий, кто не обременен совестью, но обладает талантом, хорошо подвешенным языком или финансовыми ресурсами. К этому нужно добавить и прессу, порой серьезную, хотя гораздо чаще – партийную и безответственную.

А ведь под сукном, несмотря ни на что, карты-то лежали хорошие. Буржуазное общество росло и клокотало, более чем живое. В моду вошла историческая живопись, да и литература проникала во многие дома – отечественными или переводными романами, настоящими бестселлерами. Началось даже издание монументальной «Библиотеки испанских авторов». Чувствовалась жажда – чтения, образования и памяти. Познания. Рабочие – некоторые из них – читали все больше, и очень скоро это станет заметно.

Но этого не хватило. Отсутствовал общий подъем, коллективный здравый смысл. В первую очередь ощущалась нехватка культуры и воспитания. Не было дальновидной и адекватной политики – на среднюю и дальнюю перспективу. В качестве красноречивого примера этой нерасторопности и отсутствия воли можно, кстати, вспомнить следующее. В то время, когда во французских школах в обязательном порядке читалась патриотическая книга «Путешествие по Франции для детей» (1877), а в Италии – чудесная книжка «Сердце» Эдмондо Де Амичиса (1886), объявленный в Испании в 1921 году конкурс на написание «Книги о Родине» для школьников не дал результата.

Тем не менее и на фоне этой апатии звучали разумные предложения о внедрении новых образовательных методик либерального толка, призванных воспитать поколение культурных и ответственных испанцев. Ключом, по мысли этих интеллектуалов, было следующее: Испании не удастся достичь успехов в экономике, не добившись вначале успехов в области образования. Короче говоря, урна для голосования ничего не стоит, если бюллетень в нее опускает неграмотный; и с тягловым скотом, безвольными овцами или довольными жизнью свиньями вместо граждан двигать страну вперед будет некому.

Все эти усилия честных людей, разнообразные и многотрудные, будут осуществляться во времена регентства Марии Кристины, царствования Альфонса XIII и Второй республики, вплоть до трагедии 1936–1939 годов. И значительная часть тех же самых интеллектуалов в будущем заплатит за свои усилия ссылкой, тюрьмой или жизнью. Взбалмошная старушка Испания, щедрая на злопамятство, никогда не забывает свести счеты. Однако не будем гнать лошадей, приближая трагедии, поскольку им предшествуют другие события (и их немало), которым еще только предстоит стать реальностью.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Пред.След.

Вернуться в Испания

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 1

cron