Politicum - историко-политический форум


Неакадемично об истории, политике, мировоззрении, регионах и народах планеты. Здесь каждый может сказать свою правду!

Солдат Победы

Солдат Победы

Новое сообщение ZHAN » 27 фев 2018, 10:45

Минский юноша Аркадий Бляхер, примерно ровесник Эриха Зобирая, был призван на войну в восемнадцать. После немецкого фронтовика, возможно, напрашивается брестчанин, но фронтовой параллели не получилось бы: здесь была чуть другая война. В силу двадцати польских лет молодые люди фактически разминулись с системой советского воспитания, в войну жили под оккупацией и с этой меткой пошли на фронт уже после освобождения.

Это сейчас мы неделимы, как замечательная фамилия Аркадия Моисеевича, а до «освободительного похода» Восточная Белоруссия была словно другой мир. В Минске имелась улица 11 Июля (1920 года - день освобождения столицы от «белополяков»), тогда как в Бресте нынешняя Пушкинская от переезда называлась «9 лютэго» - в честь занятия города польским отрядом майора Домбровского в 1919 году в ходе польско-советского противостояния...

Словом, как ни крути, лучшая фигура визави - Аркадий Бляхер, послевоенный брестчанин, родившийся-выросший в советском Минске и прошедший все ступеньки патриотического воспитания, - равно как молодой Зобирай впитал то, чем его потчевали в рейхе.
Изображение

В ночь на 22 июня 1941 года класс Аркадия встречал рассвет. Получив аттестаты, выпускники до утра гуляли по улицам, не подозревая, что в Бресте гремит война. Накануне, в субботу, был выпускной: актовый зал, танго, вальсы, фокстрот «Рио-Рита»...

О войне стране объявили в полдень - по радио выступил Молотов. Минская молодежь в это время собиралась на открытие искусственного водоема, Комсомольского озера. Оттуда, услышав весть, Аркадий и помчал в школу...

Он входил в группу самообороны, какие были созданы по всем организациям, предприятиям, учебным заведениям. Без конца проводились общегородские учения: под вой сирен в противогазах заклеивали накрест окна, устраивали светомаскировку, выводили людей в подвалы. Все напоминали об угрозе газовой атаки. Словом, держали порох сухим - и, как всегда, оказались не готовы.

Школьная группа самообороны действовала по инструкции. Аркадий провел в школе сутки, прежде чем был отпущен домой. На улицах уже зияли воронки. Ощущалось полное отсутствие контроля над городом, мародеры тащили мешки с продуктами. Брать было что: Минск снабжался по категории Москвы, Ленинграда и союзных республик, и в мирное время дядя Аркадия, приезжая в гости из Казани, набирал в обратный путь сумки продуктов...

Фамилия Бляхер - производная от профессии: отец и дед были жестянщиками. Отец работал на заводе имени Ворошилова, а после войны устроился в мастерскую при управлении правительственным жилфондом. Простому человеку что флагман станкостроения, что дома начальства - платили бы деньги, одна холера. На новой работе Моисей Бляхер ремонтировал, что скажут - от прохудившихся крыш до тазиков женам руководителей. Жены воспринимали услугу в порядке вещей: не то что рассчитаться, спасибо зачастую не говорили. Как-то после войны, году в 46-м, Аркадий бравым капитаном, грудь в орденах, приехал в отпуск из Германии. Со старшим братом, главным инженером СМУ, зашли к отцу в мастерскую. Дама, явившаяся забрать отремонтированное ведро, была крайне удивлена, увидев таких сыновей, и впервые полезла в кошелек...

Но вернемся в 22 июня. Отец побежал на завод и уже не вернулся, увиделись только в эвакуации. Забота о семье легла на мать. Через пару дней, когда начались бомбежки, она, как многие, решила уйти за город и в лесу переждать налеты. Взяла было трудовую книжку, но Аркадий возмутился: зачем, завтра вернемся! Товарищ Ворошилов не один год твердил, как перенесем войну на вражескую территорию, на удар ответим тройным ударом. И мать положила книжку обратно в сервант - а потом так и не смогла восстановить довоенный стаж, получала в старости мизерную пенсию.

Влились в реку беженцев по Могилевскому шоссе, а сзади стояло зарево пожара. Обратно в Минск уже не вернулись, пешком протопали до Смолевичей, там сели в товарняк, и не спавший две ночи Аркадий уснул так крепко, что не слышал бомбежек. Уже в эвакуации списались с казанским дядей и выхлопотали выезд в Казань.

Оттуда Аркадия и призвали.

Новобранцев отправили копать противотанковые рвы где-то между Казанью и Ульяновском. Зима была сумасшедшая, мороз ниже сорока. Стояли в селе по крестьянским домам, на манер рабочей команды. Три месяца орудовали лопатами и кирками. Полевой кухни не было, выдавали усиленный паек, 800 граммов хлеба в сутки. Это считалась большой нормой, но по приходе с работы съедали все до крошки, а утром поднимались ни свет ни заря и шагали на работу голодными. Час пешком туда, час обратно и весь световой день в проклятой траншее.

Работали тройками. Земля так промерзла, что ее не копали, а вырубали, как уголь: ставили клин и лупили молотом. Один держит, второй бьет, третий лопатой выбрасывает. В тройке Бляхера был здоровяк, он в основном и орудовал молотом.

В казармы в Казань вернулись в декабре, а в марте 1942-го Бляхера направили в артиллерийское училище, эвакуированное из Ростова в Сталинград. Здесь, по сути, и началась его война.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Солдат Победы. Курсант

Новое сообщение ZHAN » 05 мар 2018, 10:35

Куда несет эшелон, Аркадий не знал. Тут на гражданке человек - винтик, а в форме подавно: на фронт, не на фронт, не докладывали. Оказалось, в артиллерийское училище в тогда еще тыловой Сталинград.
Изображение

Эвакуированное из Ростова противотанковое артиллерийское училище размещалось в приспособленных помещениях бывшего колхозного рынка. Плацем служили улицы между домами. Распорядок армейский: в 6 утра подъем, построение, зарядка... Аркадию повезло, на его маленькую ногу нашлись сапоги, а большинству - ботинки с обмотками. Длинными, устанешь на портянку накручивать, а Бляхер прыг в кирзачи - и уже в строю. Позавтракали в бывшем Доме крестьянина - и на учебу.

Тактика, топография, матчасть, артстрелковая подготовка - десять часов классных занятий плюс вечерняя самоподготовка, за которую спрашивали.

Много политподготовки, куда без нее - по два часа ежедневно. Слушателям втемяшивали, что наши ресурсы неисчерпаемы, резервы неисчислимы. А потом появился приказ № 227, из которого следовало, что все имеет предел, и политруку пришлось менять пластинку. Но задача стояла прежняя, главная для любой войны - возбудить ненависть к врагу. Курсантам на ум не должно взбрести, что где-то под Кельном, или Дортмундом, или Берлином такие же парни тоже вскакивают по подъему, мотают портянки, ждут писем из дома, получают наряды, учатся наводить орудие и управлять огнем, только кричат не «Огонь!», а «Фойер!». Такие мысли под строгим запретом, не думать надо, а воевать, и выйдет яростнее, если в прорезь прицела видишь не Ивана и Ганса, а «унтерменша» (недочеловека) и «фашистскую гадину».

Теорию слушали в казарме по соседству с кроватями. Раз вышел казус: Аркадий прилег и уснул мертвецки на своем третьем ярусе. Хватились под занавес, черт дернул всхрапнуть. Командир отделения Моргунов, из довоенного призыва, так рассудил: «Выспался, будешь сегодня полы мыть, а то все подустали...»

Зато командир взвода лейтенант Ларов был очень расположен. В предыдущем выпуске было много евреев, студентов харьковских вузов, - все окончили училище на отлично. Лейтенант так проникся, что в новом наборе с лету объявил курсанта Бляхера помощником по учебной части.

В мае выехали в полевые лагеря, месяца полтора жили в палатках. На случай налета выкопали в твердющей желтой земле траншею и, опустив в нее ноги, сидели на занятиях по тактике, топографии, а в случае тревоги прыгали вниз. Аркадию, городскому жителю, топография давалась с трудом, долго не ориентировался на местности, но преподаватель был терпелив - старший лейтенант с фронта без правой руки по самое плечо. Зато артстрелковая шла у Бляхера на ура. Как орешки щелкал геометрические задачки, рассчитывая расстояния до цели. Между телеграфными столбами 50 метров, деления угломера в бинокле по 6 градусов, а дальше - считать...

Когда стал приближаться фронт, из учебной техники сформировали дивизион и отправили на подступы к Сталинграду. Но долго не пробыли, пришел приказ вернуть в училище и довести до конца. Но фронт приблизился еще, и в первых числах августа курсантам объявили эвакуацию в Молотов, нынешнюю Пермь. Имущество погрузили на баржи, а личный состав километров двести топал пешком до Камышина.

Там посадили на пароходы, набили полные трюмы. Шли долго, почти месяц пути, маявшихся в трюмах через два-три дня меняли с теми, кто на палубе. Бляхер в трюме сидел мало, слушал наверху репродуктор, а потом спускался ретранслировать. Классический политинформатор, ни слова отсебятины - ровно то, что услышал. Курсанты сами его отправляли, всех интересовало положение на фронтах. Из сорока человек среднее образование было всего у пяти-шести, у сверхсрочника старшины - четыре класса, никак не мог усвоить артстрелковую подготовку. Был один парень с незаконченным высшим образованием, Сережа Гаврилов, три курса московского института, Аркадий с ним сдружился. После войны заехал в Москве по адресу, открыла мать, и Аркадий по лицу все понял. Так и вышло, погиб на Курской дуге.

В Молотове доучились месяца полтора и подошли к выпускным экзаменам. Бляхер считался в батарее лучшим, а тут вышел казус: первым по алфавиту сдавал огневую подготовку и растерялся. Не смог построить из орудий сосредоточенный веер, когда все бьют в одну точку. Экзаменатор полковник Нечаев, по слухам царский офицер, врезал двойку.

Старшина посоветовал: попроси пересдать. Так и сделал, получил разрешение, построил все веера и получил пятерку.

После разгрома кадровой армии в начале войны катастрофически не хватало командиров, для того и организовали ускоренные курсы. Кто, как Бляхер, сдал итоговые на отлично - получал лейтенанта (два кубика на петлицу), с четверками - младшего лейтенанта, с тройками - сержанта. Несколько человек оставляли в училище командирами взводов для следующего набора. Кто-то хотел остаться, кто-то нет. Комвзводов периодически меняли, отправляли на фронт, шла ротация. Чувства зависти к оставляемым Аркадий не испытывал.

Всех обмундировали, объявили присвоенные звания и пункты назначения. К Аркадию подошел преподаватель по тактике:
- Ну, куда?

Ответил, что на Донской фронт.

- Самое пекло...
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Солдат Победы. Походно-полевая жена

Новое сообщение ZHAN » 12 мар 2018, 14:54

Аркадий Моисеевич Бляхер тем хорош как рассказчик, что в наших беседах всегда следовал уговору: без прикрас. Если сегодняшний пост кого заинтересует лишь налетом скабрезности - у каждого свой аршин. Там были другие мерки - на страшной войне.
Изображение

Они осаждали военкоматы и рвались на фронт - наивные девчонки, слабо представлявшие войну. Грязь, холод, вошедшая в обыденность смерть - и сотни огрубевших от грязи, окопов и пуль, изголодавшихся по женскому теплу самцов.

После войны без конца пересказывали пошловатую байку, как собрали по стране сто пятьдесят девушек-снайперов, а до передовой дошли наименее ликвидные две... Каково было жить вернувшимся под такие смешки.

Они без того натерпелись на фронте, где само пребывание было для девушки пыткой. И часто спасением - бытовым и духовным - была любовь.

Как-то по экранам промелькнул фильм, оценить подоплеку которого могли фронтовики. Две девушки делили тяготы с доброй сотней солдат. В выпадавшие мирные дни к ним подкатывались, шли и шли с предложениями, и одна всем отказывала, а другая - соглашалась. Эту вторую отозвал командир: слушай, выбери ты себе одного. Ответом было: «Так остальных жалко!» Такой была режиссерская попытка осмысления психологии войны.

Реальность, по рассказам фронтовиков, чаще была другой: девушки становились походными женами командиров. Преимущество командира в том, что у него имелась своя землянка, и зацепиться за эту походную жилплощадь для женщины означало снять с себя часть ежечасного груза.

Аббревиатура ППЖ была на фронте естественной, а правда другого щемящего фильма - «Военно-полевого романа» Тодоровского - в том, что солдатам обычно не доставалось ничего.

На снимке - сослуживцы Аркадия Бляхера командир первой батареи Николай Сумцов и санинструктор Рая Бречко, из походно-полевой жены ставшая после войны законной. Так случалось далеко не со всеми: чаще девушек комиссовали в тыл по беременности, приравнивавшейся в первой половине войны чуть ли не к членовредительству, - и привет. Вернуться с фронта одной с ребенком было пятном.

Рае судьба улыбнулась. Командир батареи - неплохой покровитель, но тут была не физиология - любовь. Бойцы относились не как к командировой зазнобе, она была их спасительницей, перевязывала раны и таскала с передовой.

Так было по умолчанию: спи хоть с гвардии майором, но пропуск в землянку не освобождал от прямых обязанностей. В первую голову ты санинструктор и должна идти в бой. А бои были разные, первую батарею всегда и совали в бой первой, на прямую наводку. На Одерском плацдарме у Сумцова погибли все командиры орудий и наводчики, а Николая и Раю судьба сберегла.

Вне боя они были неразлучны и остались вместе после войны. «Расписались на Рейхстаге, а потом и на бумаге» - песенка в точности про них. Но под Берлином жизнь едва не разлучила. Вскоре после Акта о капитуляции стали демобилизовывать девушек, и Раю отправили на сборный пункт. Сумцов переночевал одну ночь - и отправился на поиски. Разыскал и забрал свою Раю, командование их расписало.

В полку, где служил Бляхер, таких сложившихся пар было четыре-пять, у каждой своя история. Начальник штаба полка покровительствовал полковому фельдшеру Кате. Но в какой-то момент на девушку стал претендовать командир полка, возник конфликт. Катя сделала выбор в пользу начштаба и пошла за него. Фронтовые условия подорвали женское здоровье, но он ее не оставил. Попросили у многодетной сестры младшенькую, удочерили и так жили.

Еще одна девушка, Аня Пономарева, попала на войну 19-летней. Два месяца ускоренной подготовки на курсах связисток-морзисток - и в эшелон, бить врага. Но, доложившись о прибытии, первое, что на фронте услышала, - предельно конкретное предложение с указанием штабного дивана. Она вспыхнула, возмутилась, не затем рвалась на фронт, а штабник лишь прищурил глаза: «Воевать хочешь? Ну повоюй...» - и отправил на передовую.

Такого она в своей жизни не видела ни до, ни после. Все рвалось и гудело, на деревьях клочья изорванных гимнастерок, а она стояла в оцепенении, пока какой-то солдат не толкнул в воронку от бомбы. В воронке уже кто-то был, и она так пролежала на нем весь первый бой, от страха не дыша и моля об одном: пусть лучше убьет, чем ранит. Когда кончился бой, подошел командир: «Ты откуда такая?» - «Меня прислали... работать».

Так начался ее фронт и длился больше двух лет, они всё с полком куда-то шли, ночевали в землянках, в случайных сараях вповал, сколько войдет, умудрялись дремать на марше, на поворотах валясь в сугроб, уже не боялись прятаться за мертвых и научились мыться одним котелком, уделяя особое внимание волосам: девушке надо быть красивой и на войне.

Здесь она встретила свою любовь, лейтенанта-комсорга в стоптанных сапогах Володю Чабана. Подруги недоумевали: такие тузы ухаживали, а она... какого-то чабана.

А им было хорошо, любовь грела и защищала от пошлости войны. Когда полк шел в одесских краях, в случайном сельсовете они зарегистрировали брак - и прожили вместе 55 лет. Вскоре после сельсовета ее из армии демобилизовали, а полк пошел дальше в Бессарабию.

Ей повезло дождаться мужа, как до того - вернуться с фронта мужниной женой. К фронтовичкам на гражданке относились небрежно, на клейме ППЖ всякий рисовал свою фантазию.

«Я на фронте сигареты не выкурила, грамма не выпила - нам вместо спирта давали шоколад, но разве станешь доказывать. Были бедовые девчонки, говорившие, что война все спишет, а меня мама воспитала в строгости, после десяти вечера на улицу ни ногой...»

Проскитавшись после войны по гарнизонам, в конце 60-х они осели в Бресте, куда муж получил назначение в военкомат. Потом Владимир Кононович возглавлял автошколу, а осенью 1998-го в пожилом возрасте - с единственным ранением пройдя кошмары войны - трагически погиб под колесами автомобиля.

Кто-то из брестчан помнит эту приятную, душа в душу жившую пару. После войны такие фронтовые браки не были редкостью. Связанным одним прошлым, этим людям было что ценить в жизни...
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Солдат Победы. На фронт

Новое сообщение ZHAN » 18 мар 2018, 15:44

В предписании был указан населенный пункт на Дону, станица Клецкая. Туда направили человек пятнадцать выпускников училища - в мотострелковую бригаду 4-го танкового корпуса. Посадили в Молотове в теплушку и перецепляли в дороге от эшелона к эшелону. Нары в два яруса с матрацными подстилками, удобств никаких, но с едой в пути следования.
Изображение

Кормили в специальных столовых при станциях. Представитель комендатуры сообщал, где продпункт и столько стоянка. На группу имелся продовольственный аттестат, из которого вырезали талоны. Столовые работали круглосуточно, в них обслуживали только военных.

Еда не курсантская, по сути водичка: похлебал и забыл. Раз на станции Рузаевка после такой еды у Аркадия схватило живот. Приземлился между вагонами, а узел огромный, вагонов тьма-тьмущая. Поднялся, туда-сюда - нет теплушки! И документов при себе нет, все у старшего группы, пойти в комендатуру - под какую вожжу попадешь. И тут обнаружились прицепленными к маневровому паровозу, втянули обрадованного в вагон.

Ехали через Казань, откуда Аркадия призвали в эвакуации. Состав остановился на перегоне километрах в восьми от города. Вроде застряли на полдня, но могли и тронуться.

Аркадий рискнул, рванул в город. Мама натолкала в вещмешок, что попало под руку - старые перчатки, носки из разных пар, хлеб... Вернулся на перегон, и минут через двадцать поехали. Повезло: пришили бы дезертирство.

На конечной станции пополнение ждал грузовой студебеккер. Старшину батареи, дядьку с усами, дернуло проверить на содержимое сваленные в кузове вещмешки. Дошел до Бляхерова: что за дребедень? - и давай вытягивать по носку на свет божий. Аркадий постеснялся признаться, что это его, так старшина все и вычистил.

По прибытии выстроились в очередь у штабной землянки командира бригады. Вызывали и разбрасывали по батальонам, представители тут же и забирали. Большинство попали в стрелковые подразделения на 45-миллиметровые пушки, а несколько стоявших в конце, в том числе Бляхер, - в отдельный артдивизион.

По калибру Аркадий понял, что, кажется, повезло: 76-й однозначно лучше, чем 45-й. Чем крупнее калибр, тем с большего бьет расстояния. Корпусная артиллерия - еще дальше от передовой, но и дивизионная ничего - все-таки не прямой наводкой по танкам.

Согласно статистике, за войну сменилось пять составов пехоты, а под Сталинградом среднее пребывание бойца на фронте составляло сутки. Комбат на передовой в среднем жил месяц, ротный - неделю, взводный - три дня, а рядовой - одно наступление.

У богов войны цифры мягче, артиллеристов сменилось 80 процентов, но в выжившие двадцать еще надо было попасть. Когда в 1943 году, оправившись после ранения, Бляхер вторично попал на фронт, из девяти командиров батальона до Берлина дошел лишь один, по фамилии Железный. Ротация не знала конца: убит, ранен, убит...

Аркадия назначили командиром огневого взвода. В батареях был взвод управления и два огневых, имевших дело с пушками. На эти два взвода Бляхер был на батарее старшим. Командир батареи подавал команды с наблюдательного пункта, а Бляхер дублировал на орудия.

Командный голос отработали еще в училище: построят взвод на расстоянии, и подавать ему команды метров за сто.

«По пехоте гранатой, взрыватель осколочный...» - и заряжающий готовил снаряд. Взрыватель легко вывинчивался, фугасный и осколочный были заменяемы. Осколочным били по пехоте, фугасный был рассчитан на прямое попадание - для уничтожения дотов, блиндажей. Бронебойные - это по танкам: одна и та же пушка могла бить разными снарядами.

В землянку заглянул парторг дивизиона. Познакомился и объяснил порядок: после первого боя, если нормально себя покажешь, принимают в партию.

Предшественник Аркадия погиб: перед прибытием пополнения шли ожесточенные бои. Теперь поутихло. Взвод обслуживал два орудия. Личный состав был, на счастье, молодой, и девятнадцатилетнего выпускника училища восприняли как командира. А бывали другие примеры: в пехоту попал лейтенантик, лицо молоденькое, еще не брился. Солдаты в полтора раза старше, на его команды хохочут. Чревато так идти в бой...

Аркадий к обстановке довольно быстро привык и даже подъелся: фронтовая норма больше курсантской. Персональная землянка на батарее возле орудия, режим не казарменный: хоть внутри, хоть на воздухе... Одна беда, для всех общая: подглох у орудия.

Стрельба для артиллериста - уже бой, но первый серьезный случился через месяц после прибытия. 19 ноября 1942-го началось наступление, а немцы, большая группа, пытались выйти из окружения - взвод Бляхера лупил по ним прямой наводкой. Орудия стояли метрах в тридцати друг от друга и били в одну точку, а задачей взводного было определить исходные данные.

Бляхер вспомнил учебный полигон, как прикидывалось расстояние по телеграфным столбам, и чуть не первый снаряд положил в гущу немцев. Не попал бы - не страшно, для того и пристрелка.

После боя подошел парторг: «Пиши заявление, рассмотрим на собрании!»

В мирное время - три рекомендации, мурыжили с кандидатским стажем, а здесь просто. Задали вопрос: не струсил в бою? Санинструктор батареи Шура, ласково Шурупчик, поднялась: я видела, не струсил...
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Солдат Победы. Первая кровь

Новое сообщение ZHAN » 25 мар 2018, 16:39

30 ноября 1942 года, на вторую неделю сталинградской наступательной операции, 19-летний лейтенант Бляхер получил тяжелое ранение с контузией.
Изображение

Его выволокли на ПМП - передовой медицинский пункт, приспособленный в школе на одном из хуторов. Санинструктор спросил, как болит, и велел грузить в кузов полуторки, отправлявшейся в медсанбат.

Шофер долго плутал по ночной степи с выключенными фарами, и Аркадий прилично продрог, хоть был в валенках и меховом жилете. Мерзну - значит живой, мелькнуло в голове.

Его повозили по госпиталям, пока определились с местом лечения. Зафиксированный в гипс с закрытым переломом поясничных позвонков, лишенный всякой возможности вставать, раненый взирал на этот поиск пристанища.

В тыловом эвакогоспитале Камышина, одной из перевалочных точек, соседом Бляхера оказался полулежачий младший лейтенант. Начфин выдал обоим жалование по тыловой норме, без 25 % полевой надбавки и 50 % гвардейской. На фронте набежало бы еще столько же, а здесь голый оклад на руки и ничего на счет. Аркадий даже аттестат на родителей не успел оформить, недолго воевал до первого своего ранения.

Оклад командира взвода 675 рублей - негусто с учетом того, что на толкучке буханка хлеба стоила полтысячи. Но к Новому году деньги кстати: взяли в долю третьего соседа и попросили сестричку достать «сырец».

Было это уже 1 января, медицинское начальство распитий не приветствовало, поэтому дождались конца обхода и вмазали уже перед обедом...

Вчерашний выпускник относился к спиртному настороженно, фронтовые сто грамм в себя вливал, чтоб не быть белой вороной. И теперь, подняв стакан, собирался с духом. Как в воду глядел: камышинский «сырец» принес не хмель, а неведомую раньше одурь.

Фронтовики постарше это дело любили больше и с нетерпением ждали фронтового «подвоза». Когда счастливилось попадать на цистерны со спиртом, простреливали и подставляли котелки. Такие предания смаковали, передавая из уст в уста.

Аркадий был молод и непривычен, и в другом госпитале в Калаче сестричка, в приливе чувств принесшая неучтенного спирта, была сильно удивлена отсутствию восторга. Употреблять наравне с другими Бляхер научится только после Победы во время оккупационной службы в Германии.

Лечение затянулось почти на три месяца, из них два в гипсе. Думать о фронте не хотелось. Золотые деньки: постель, чистота, никаких тебе вшей, санитарочки... Шефы с предприятий, дети с концертами. По вечерам иногда кино, натягивали простыню на шведскую стенку: палата размещалась в школьном спортзале...

Выписали Аркадия в конце февраля 1943-го, и он километров семь топал по льду до Саратова.
Определили в Чебаркуль на трехмесячные курсы командиров батарей, и вот там Бляхеру захотелось на фронт - настолько отвратительным было питание.

Дотерпев до выпуска, получил назначение в переформировывавшуюся под Воронежем 230-ю стрелковую дивизию на должность начальника разведки дивизиона и по прибытии понял, что рвался сюда не зря. Когда желудок сыт, то и солдат доволен.

Война Бляхера возобновилась в августе 43-го. Обновленную дивизию перебросили на реку Миус в Луганскую (тогда - Ворошиловградскую) область, и отсюда началось наступление на Донбасс. Так вышло, что вскоре Аркадий взял в плен немца.

Все перемешалось, фронт был как слоеный пирог: немцы, наши, немцы, наши. Аркадий передвигался пешком в компании командира дивизиона. Устали как черти, уже потеряли свою пехоту, сели у ручейка на привал, и напарник для развлечения давай лупить по лягушкам из пистолета.

Сзади раздался шум, пехота теснила группу немцев, и один откололся и побежал прямо на Бляхера. Аркадий заорал: «Хэндэ хох!» - напарник смеялся, никогда не слышал такого голоса.

Перепуганный немец поднял руки, и Аркадию достался бельгийский парабеллум. Удобный 15-зарядный, и Аркадий не выдержал, стал трофеем хвастать. Через несколько часов оружие оказалось у комполка. Пришел посыльный:
- Где парабеллум?
- Вот.
- Давай сюда, приказ командира!

Трофей - не просто память о бое, это его осязаемый результат, будь то оружие, бинокль или бытовая штучка из ранца. Носить трофейный ранец вместо привычного мешка было не принято, но инвентаризировать - с полным основанием. Чему-то находили новое применение, как пластмассовым баночкам оранжевого цвета с завинчивавшейся крышкой. Предназначались для сливочного масла, но им давали другую жизнь - под махорку. Ценили и плоские свечи, удобные в блиндажах. Наши мастерили светильники из малых снарядных гильз: наливали горючее, фитилек из кусочка шинели и чем-нибудь затыкали...

А были трофеи такие, что не дай бог. Заняли станцию Катык в Луганской области, Аркадий забрел в помещение, а там развал книг на русском языке. Не сразу понял, куда попал - на немецкий пропагандистский склад. Поднял одну книгу и, едва вчитавшись, отбросил, чтоб никто не заметил. Что-то про репрессии, Ягоду, а называлась «В подвалах ГПУ».

Наступательная операция вышла стремительной. За участие в освобождении Донбасса и его административного центра Сталино (Донецка) трем стрелковым дивизиям, в том числе 230-й, было присвоено наименование Сталинских. Одна из них - 50-я гвардейская - после войны дислоцировалась в Бресте.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Солдат Победы. Сын полка

Новое сообщение ZHAN » 02 апр 2018, 10:07

Когда по окончании командирских курсов Аркадий Бляхер прибыл в новую дивизию под Воронеж, внимание привлек мальчик в форме, ходивший с форсом широкими шагами с ППШ на плече. Хотел выглядеть взрослым, а было от роду 13 лет.
Изображение

Бляхера назначили начальником разведки дивизиона, и тут выяснилось, что Володя Тарновский, так звали мальчика, числился разведчиком в этом самом третьем дивизионе. Аркадий был шокирован: из трех подчиненных - один ребенок. Но мальчик оказался не робкого десятка и вел себя так, что скидку на возраст делать не пришлось.

В дивизион он попал за несколько месяцев до Бляхера. Батарея стояла в его деревне на Украине, заживляла раны после тяжелых боев на Северном Донце, от полка осталась треть. Мальчишка-сирота прибился к батарее, помогал принести на кухню воды, дров... Отец погиб на фронте, мать расстреляли - у подростка не было никого. Когда пришло время сниматься, Володя со слезами просил взять с собой. Политрукам удалось уговорить командира взять мальчика сыном полка. Такой штатной единицы не было: чтобы обмундировать, поставить на довольствие, требовалась должность - и Володю сделали разведчиком.

Перед лейтенантом Бляхером стояли задачи, от выполнения которых зависели жизни, и он скоро перестал воспринимать Володю ребенком: в форме - значит солдат.

В функции начальника разведки входило взаимодействие с пехотой, с ней, как правило, и перемещались. Когда требовалась артиллерийская поддержка, вызывал огонь и его корректировал.

Риски одинаковые: вместе переправлялись, сидели под обстрелом, вели непрерывное наблюдение...

На левой стороне Днепра немцы несколько месяцев удерживали Никопольский плацдарм, рассчитывая рвануть с него в район Крыма и отрезать войска 3-го и 4-го Украинских фронтов. Ничего из затеи не вышло, но отделение Бляхера здесь застряло.

Разведчики располагались на передовом берегу, а батареи и тыловые подразделения - на противоположном. Артразведчики даром что с пехотой - снабжение отдельное. Но голод не тетка, и Володя пригодился здесь как нельзя кстати. На переправе все строго, на ту сторону только раненых, но мальчишка - в форме и сапогах...

- Тебе чего, пацан?
- Я из артиллерии, туда очень надо.
- Ладно, прыгай в лодку...

На той стороне шагал прямиком в снабжение. Уже знал, к кому обращаться и каким тоном - обратно тащил в вещмешке консервы и батарейки для радиостанции.

Долго тянулась позиционная война, прежде чем немцев сковырнули с плацдарма. Исходя из ситуации, отделению приходилось менять место постоя, и самыми памятными оказались три дня в селе Великая Лепетиха, где у Аркадия случилась романтическая история...

Остановились в хате, где жили с родителями две девушки. К одной из них, своей ровеснице, у Аркадия возникла симпатия. Они сидели на крыльце под звездами и говорили, говорили... На прощание Валя подарила свое фото, вырезанное из общего снимка, и они всю войну писали друг другу письма. Спустя какое-то время после Победы, находясь в оккупационных войсках, Аркадий написал, не хочет ли она переехать к нему в Германию. Но со своим предложением опоздал: вместо девушки ответила ее сестра: Валя вышла замуж...

В марте 1944-го немцев погнали. Преследовали почти без боев, шли и шли вперед. Стояла распутица, мокрый снег превращал дороги в месиво. Пехота не останавливалась, а артдивизион со своей техникой застрял. Когда чуть подсушило, приехали к Днестру. А там началось!

В апреле 37-я армия форсировала Днестр и ввязалась в затяжные бои за удержание стратегического плацдарма чуть южнее Тирасполя. На плацдарме собрали кулак из мехкорпуса и пяти стрелковых корпусов, и в августе произошел прорыв, Ясско-Кишиневская наступательная операция. Были окружены около двадцати немецких дивизий, и в те дни разыгралась сцена, позабавившая очевидцев.

Володя Тарновский с автоматом наперевес гнал впереди себя огромного немца. Мало кто мог сдержать улыбку, а «зольдату» было не до смеха. Володя вел гордо, косил по сторонам - так и доставил в штаб.

Из Бессарабии по железной дороге дивизию перебросили в Польшу - и начался ее путь на Берлин. Бляхера назначили начальником штаба первого дивизиона.

Володя Тарновский остался в третьем дивизионе, и они почти не пересекались. Уже через годы после войны Бляхер узнал от Тарновского берлинский эпизод. Володя заскочил в дом, и откуда ни возьмись немец с автоматом. Увидев Тарновского, опешил: «Киндэр!» - сделал шаг навстречу, а у Володи на груди ППШ. Нажал на курок, и немец медленно осел.

После войны Володя, как и все, расписался на Рейхстаге. Написал с ошибками. До фронта окончил четыре класса, да и то призабыл, на войне другая наука. В четырнадцать лет - ордена Красной Звезды, Славы 3-й степени, медаль «За отвагу». Но кончились бои, и юного героя под присмотром сопровождающего отправили на родину в детский дом.

В 21 год он окончил школу, учился в Одесском институте инженеров морского флота, распределился в Ригу и вырос в директора судоремонтного завода.
Аркадия Бляхера, с которым продолжали поддерживать отношения, неизменно называл «мой командир».

Аркадий Моисеевич, в свои девяносто пять последний хранитель фронтовой памяти, продолжает держать бастион. Потерял актуальность блокнот с телефонами однополчан: никого не осталось. Последним умер Володя Тарновский. Зимой 2013-го, за месяц до смерти, поздравил Бляхера с юбилеем, а 23 февраля Аркадий Моисеевич в свою очередь набрал Ригу - и узнал печальную весть.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Солдат Победы. На войне как на войне

Новое сообщение ZHAN » 08 апр 2018, 15:34

- Они на машинах отступали, мы пешком догоняли, - Аркадий Моисеевич про Донбасс. - Немцы все жгли на своем пути. Между стремительными такими маршами тянулись месяцы позиционной войны.
Изображение

Действительно интенсивная, без счета снарядов стрельба была на Зееловских высотах под Берлином, а так - больше перестрелки: полчаса в день, час...

- И 23 часа в сутки - просто маяться у орудий? Сдуреешь же! - пользуюсь возможностью узнать из первых уст.

- А как пехотинцы в траншее? Пока есть возможность, прислонятся к стенке и спят.

- Надо как-то время убивать?

- Его не убьешь. Война - штука монотонная.

- Может, томик стихов у кого был?

- Какие стихи! Единственное развлечение: изредка газеты привезут кипой. Читали в первую очередь статьи Шолохова и Эренбурга, Твардовского искали. Было даже распоряжение статьи Эренбурга на курево не рвать.

Бессарабия - правобережье Днестра с центром Бендеры, небольшой районный город в Молдавии. После войны здесь был слет ветеранов дивизии, Аркадий Моисеевич на него ездил. Выступавшие все путали и путали Бендеры с Бандерой, а курировавшие мероприятие партийные руководители терпеливо поправляли...

С этими местами у Аркадия Моисеевича связано много эпизодов - героических, курьезных, печальных.

Когда немцы сдавались в плен, иные вскидывали руку и кричали: «Хайль Сталин!»

После освобождения произошел трагический случай, невольным свидетелем которого оказался Бляхер. С пехотинцами вступил в перепалку красивый рослый парень, попавший в окружение в начале войны и проживший оккупацию в бессарабском селе. Слово за слово перешли на крик: мол, отсиделся, а он в ответ что-то обидное про отступление. Два пехотинца скрутили парня и подвели к командиру полка, тот, прислонившись к забору, отдавал распоряжения. Доложили, что этот сказал (что именно, Аркадий не расслышал). Комполка, не поворачивая головы, бросил-отрезал: «Расстрелять!»

Обескураженного красавца поставили на колени и влупили несколько автоматных очередей. Он инстинктивно вскинул руки, пытаясь заслониться от пуль, и медленно осел.

Дурных расстрелов хватало. Сталинградский случай: во время наступления мимо расположения дивизиона брел замученный солдат, уже в возрасте, небольшого роста. Командир дивизиона, старший лейтенант, спросил: откуда, из какой части?

- Отстал я, - безразлично ответил он.
- За это можно и расстрелять.
- Ну и стреляйте, мне уже надоело...

Так и сделали: отвели в сторону и расстреляли. Делились потом впечатлениями, что сначала не реагировал, а наставили ствол - как очнулся. Вынули документы, кому-то передали...

Еще эпизод из 45-го, когда дивизия шла по Польше. Молодой парнишка, солдат, забрал у поляка свинью. Всем подразделением ее оприходовали, а хозяин пожаловался. Парнишку за мародерство расстреляли, показательно перед строем и, видно, сообщили домой. А у родителей второй сын - Герой Советского Союза. Вроде написал письмо Сталину: брат плохо поступил, но стоит ли это жизни в конце войны? И командира дивизии, утвердившего приговор, разжаловали до командира полка в другой дивизии.

Чего только на фронте не случалось. За сбитую единицу техники полагалась серьезная выплата, и нередко на уничтоженный танк или самолет приходил добрый десяток актов. В одном из боев линия смялась, и со стороны немцев зашли наши танки. Артиллеристы приняли их за вражеские и открыли огонь. После боя батареи поспешили записать сбитые танки на себя, а потом оказалось, на них написано «За Родину!»...

И еще бессарабская картинка. Уже после боев наши вели пленных немцев, и в самом конце колонны, одна, опустив низко голову, шла модно по тем временам одетая русская девушка, а в ее адрес летели огрызки, арбузные корки, доносились проклятия... По-видимому, пыталась уйти на запад с отступающим врагом - и теперь с этими самыми немцами брела под конвоем через населенные пункты и получала свое...

Бляхеру запомнилось, как перед Никопольским плацдармом мужчин села Рубановка призвали на пополнение, даже не обмундировали. И в часы затишья на позиции приходили жены - кормить своих.

В освобожденных краях подгребали на фронт всех мужчин. Верхняя планка - 1926 год рождения, который воевал не весь: некоторые призывники прибывали в полк, когда боевые действия уже кончились. А нижней границей в 1941-м, на момент объявления всеобщей мобилизации, был 1905 год рождения - 36-летние. По мере течения войны этот возраст увеличивался. Один дивизион был на конной тяге, и среди ездовых встречались 1898 года рождения - 47 лет на конец войны, для Бляхера глубокие старики. Так было и по освобождении Бреста - чесали и юнцов, и немолодых: некоторых сразу на передовую, других - через учебку...

При фронтовых соединениях имелись специальные похоронные команды. Собирали после боев трупы, изымали документы, копали братскую яму.

В артиллерии, где служил Бляхер, столь массовых, как в пехоте, потерь не было - погребали по одному прямо на месте гибели, покрыв тело шинелью. О гробах речи не было, разве для высоких чинов. В середине войны говорили, что якобы вышел приказ раздевать убитых до нижнего белья для сохранения обмундирования, но этого на фронте не соблюдали.

Немцы к своим погибшим относились гуманно, погребали по одному. Впервые немецкое кладбище Бляхер увидел под Сталинградом: одинаковые кресты аккуратно в ряд, на каждого отдельная могила. Когда немцев выбили, наши эти кресты сломали - и в костер, грелись.

В наших частях был свой порядок: сведения о каждом убитом направлялись в штаб полка с приложением сколка с топографической карты - указанием места захоронения.

Аркадий, так сложилось, брал на себя написание письма родным погибшего - печальное бремя его школьной грамотности.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Солдат Победы. Кавалеры

Новое сообщение ZHAN » 18 апр 2018, 11:16

В Германии освободили рабочий лагерь, и бойцы рванули к женскому отделению. Красивая девушка, русская или украинка, твердила всем: нет, я таким не занимаюсь. И тут у Аркадия распахнулась шинель, и мелькнул орден Красной Звезды - девушка замерла завороженная: «Ой, звездочка...»
Изображение

Ничего такого в той истории не случилось, некогда, наступление, но было большее: девушка отдала Аркадию дневник, который вела, - весь остаток войны его потом таскал.

Из наградного представления и реляции:
«Бляхер Абрам Моисеевич, старший лейтенант, начальник штаба первого дивизиона 370-го артиллерийского полка 230-й стрелковой Сталинской дивизии, 1923 г.р., Минск, национальность - еврей, член ВКПБ с декабря 1943 года, Донской фронт с 15.10.1942 по 30.11.1942 года, Южный, 4-й и 3-й Украинские фронта с 1943 года по 1944 год, 1-й Белорусский фронт с 1.11.44 г., имеет ранение и контузию, ранен 30.11.42 г. на Донском фронте, ранее награжден орденом Красной Звезды, орденом Отечественной войны 2-й степени, представляется к ордену Красного Знамени».
«При подготовке прорыва усиленно укрепленной, глубоко эшелонированной обороны противника в районе западнее города Кюстрин в сжатый срок умело спланировал артиллерийское наступление дивизиона, своевременно довел всю документацию до каждого офицера, образцово организовал работу по привязке боевых порядков батареи, обеспечил полностью подвоз боеприпасов на боевые позиции подразделения и бесперебойное управление огнем дивизиона. Это дало возможность в день прорыва 16.04.45 г. полностью парализовать огневую систему противника. Обеспечил успешный прорыв обороны и всех наших войск к столице Германии Берлину. В уличных боях за обладание Берлином с 22.04.45 по 1.05.45 г. умело расставил артиллерию дивизиона, обеспечил неразрывные действия с поддерживающей пехотой, танками. Умело управляя огнем дивизиона, обеспечил успешное форсирование реки Шпрее, поддерживаемое пехотой. За период с 16.04.45 по 1.05.45 г. дивизионом уничтожено две артиллерийские батареи, шесть отдельных орудий, пять минометов, 20 пулеметов, 2 самоходных орудия, 2 зенитные установки, бронетранспортер, разрушено 10 укрепленных огневых точек, уничтожено 180 немецких солдат и офицеров и 46 взято в плен».
Это все большей частью художественный свист, признается Аркадий Моисеевич. Так было в большинстве реляций: в мотивационной части представления к награде составитель прилично фантазировал. Ходил даже анекдот про то, как начальник штаба фронта докладывает командующему: «Согласно наградным листам, на нашем фронте остался один немец. Прикажете взять живым или уничтожить?» :lol:

Бляхер сам через это прошел, когда писал наградные листы, недолго замещая раненого командира дивизиона, в частности, на Володю Тарновского. В статуте ордена Славы 3-й степени в частности значилось: «Рискуя жизнью, спас в бою командира» - но в реальности жизнь командиру дивизиона Щебалову не спасли, он вскоре умер. Роль Володи была в том, что бежал на наблюдательный пункт сообщить о ранении командира и вернулся с подмогой для его переноски. Но в реляции чуть подтянули, подвели под статут, и получил юный разведчик награду.

Но вернемся к реляции на Бляхера. Под ней стоял вывод: «Достоин награждения орденом Красного Знамени». По итогам Берлинской операции к такой награде представили начальников штабов трех дивизионов, но, когда бумаги принесли к комполка, на представлении Бляхера он написал: «Орден Александра Невского».

Непонятно, в какую сторону выделил: начальнику штаба дивизиона орден Александра Невского по статуту не полагался. В наградном отделе поступили просто: заменили на орден Отечественной войны 1-й степени, за который полагалась такая же сумма наградных, но было обидно: орден Красного Знамени, который получили коллеги, считался второй по значимости наградой Родины.

Орден Александра Невского хоть и котировался тогда ниже, был наградой редкой, и Бляхер от такой экзотики тоже не отказался бы. А орден Отечественной войны считался обыденным: достаточно сказать, что в случае гибели награжденного был единственным, который отправлялся родственникам. Остальные ордена возвращались в наградной отдел ЦИК.

Чем руководствовался командир полка, который, по идее, должен был знать статут назубок, поднять хотел или подставить, он так и не понял.

Быть в фаворе у начальства - мечта многих серостей, не только в военное время услужающих и в глаза прыгающих: на этом повороте можно рвануть. У штабных канцеляристов чего только на груди не сияло, но фронтовики по каким-то своим признакам цену наградам разгадывали.

Различали даже ордена, полученные в начале войны и в конце. В начале войны награждали за какой-то конкретный поступок, а позже наградная политика поменялась, появилась практика по совокупности действий. Даже летчикам для присвоения звания Героя необходимо было иметь определенное количество боевых вылетов и сбитых самолетов. В наземных войсках появилась формулировка: «За образцовое выполнение заданий командования и проявленные при этом мужество и героизм...»

И на вопрос, за что получил эту награду, а эту, а эту, порой ответить было не так просто: конкретно не скажешь и наградной лист не будешь читать.

По внутреннему фронтовому счету, медали и ордена, полученные в 1941, 1942 годах, ценились потом выше. Вручали их тогда много реже, не до того было, время критическое. По мере наступления в войне перелома число наград возрастало. Самое массовое награждение было связано с Днепром. Две с половиной тысячи Героев Советского Союза - больше, чем за всю предыдущую историю награды - получили звание за форсирование Днепра. Среди фронтовиков, вспоминает Аркадий Моисеевич, даже гуляло ироничное определение «днепровские герои».

Сослуживцы рассказывали, у одного из днепровцев на встречах спрашивали: «Иван Иванович, за что вы получили звание Героя?» Он отвечал: «А я не знаю». Вначале так было, а потом стал рассказывать, как что-то там оборвалось, а он связист, нырял, под водой связал... Вошел во вкус.

В июне 1944 года Президиум Верховного Совета СССР ввел порядок награждения орденами и медалями за выслугу лет. Это была серьезная девальвация. Указ предусматривал награждение медалью «За боевые заслуги» за десять лет безупречной службы, орденом Красной Звезды - за 15 лет, орденом Красного Знамени - за 20 лет и орденом Ленина - за 25 лет службы. Награждения боевыми наградами за выслугу лет приняли массовый характер. К примеру, орден Красного Знамени за выслугу лет был вручен около 300 тысяч раз.

В статуте каждого ордена определялись ежемесячная сумма и льготы. За орден Ленина - 25 рублей в месяц, звание Героя Советского Союза - 50 рублей, за орден Красного Знамени (в мирное время - Трудового Красного Знамени) - 25 рублей, за орден Отечественной войны 1-й степени - 20 рублей, Красной Звезды - 15 рублей, медаль «За отвагу» - 10 рублей, «За боевые заслуги» - 5 рублей.

В 1947 году наградные отменили. Группа трижды, дважды и просто Героев Советского Союза и полных кавалеров ордена Славы обратилась в Верховный Совет с предложением: учитывая тяжелое положение народного хозяйства, отменить выплату орденских денег. Когда один из первых подписантов обращения героический летчик Александр Покрышкин в тот год приехал в Новосибирск, откуда баллотировался в депутаты Верховного Совета, он был встречен на вокзале градом яиц и матом безногих инвалидов...

С отменой выплат и льгот ордена обесценились. К тому же была инициирована кампания за скромность в ношении наград. Фронтовики перестали их надевать и отдавали детям, ордена стали как значки...
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Солдат Победы. Вот она, проклятая!

Новое сообщение ZHAN » 23 апр 2018, 09:34

Наступление было стремительным. С Вислинского плацдарма за три недели протопали до тогдашней германской границы. Среднесуточный темп 25 километров, в отдельные дни проходили и 45.
Изображение

Бойцы шли обозленные, насмотревшиеся всего, что натворили немцы в России. Расстаралась и пропаганда: «Добьем фашистского зверя в логове», «Вот она, проклятая Германия» - ну и началось.

Чудовищный случай не заставил себя ждать. На берегу пограничной реки Нейсе лежала мертвая немецкая девушка, а в интимное место был вбит кол с указателем «До Берлина 60 километров».

Мимо двигались колонны бойцов и командиров, пешие и на транспорте, в разных званиях, кто-то отпускал шутки, а больше шли молча, но ни один не остановился, чтобы накрыть тело или сбросить этот проклятый кол.

В батарее Бляхера пушки тащили лошади. Где попадались, брали немецкие повозки, раз прихватили настоящую карету с лошадьми. Запрыгивали и сами, но зима, долго не высидишь - брели, держась за повозку, особенно ночью, спя на ходу.

Вообще полк был на механической тяге: в соседних дивизионах пушки тащили студебеккеры. Но часть машин выходила из строя, часть забрали в штаб управления дивизии, их не стало хватать, и дивизион, в котором служил Бляхер, перевели на конную.

Двигались быстро, впечатления получали на бегу. Еще в Западной Польше дивились укладу, но в Германии - все еще больше по-другому. Деревни мало отличались от города: мощеные улицы, тротуары, красивые особняки. Зашли в первую такую домину, а там уже полно охотников, перебирают шмотье. Вывернули в кучу из шкафов, комодов и перекладывают. Хозяин лет под шестьдесят, стоит ни жив ни мертв. Офицеры бойцов предупреждали, что брать на марше не стоит, все будет изъято, но руки сами тянулись.

В большинстве деревень - пустота, население ретировалось. В одну вошли - в домах горит свет, а людей никого, бежали, бросив все нажитое. Аркадий сам был в таком положении: с пустыми руками уходил с родителями из Минска.

Из таких оставленных немцами домов гребли наскоро, что попадало под руку. Бросали барахло на повозки, не разбирая, где чей трофей. А когда подошли к Берлину, вышел приказ: привести колонны в надлежащий вид, чтоб ни одной повозки. И, как ни жалко, трофейный обоз пришлось оставить, а в руках через войну что понесешь?

Остались только штатные повозки, тащившие всевозможную «боевую нагрузку» - их ездовые оказались в привилегированном положении. Один такой, лет сорока пяти, возил снаряды - ну и все, что прихватил по дороге. Под Берлином в повозку случилось прямое попадание, разорвало ездового на куски и разметало все шмотки. Потом между собой говорили: «Братцы, ничего не берите, плохая примета».

С гражданскими не церемонились. У одного пожилого немца нашли инструкцию к фаустпатрону. Командир дивизиона, бывший моряк, продолжавший ходить в морской форме, разбираться не стал: отвел в сторону, хлоп - и нет человека.

В другой деревне попали на небольшую группу отступавших немцев и стали преследовать. Те отстреливаться, пуля убила солдата, попала в щеку навылет. Ринулись за ними с криком «ура», одного поймали и потащили вешать. Приладили веревку на перекладину. Немец визжал и упирался ногами, но тянули несколько человек и, по сути, задушили. Такие самосуды не особенно пресекались, все было на эмоциях.

На марше между Вислой и Одером боев почти не было. На Висле применили огневой вал, который постоянно переводили так, чтобы бить впереди пехоты, прикрывая от противника. Для начштаба дивизиона штука ответственная - рассчитать с особой точностью, чтобы не влупить по своим.

Дальше стремительный марш, не встречали сопротивления до самого Одера.

И наконец - Берлинская операция. С момента переброса в Польшу дивизия входила в состав 1-го Белорусского фронта. О начале наступления узнали за полчаса. Бляхер сидел в подвале разрушенного дома под Кюстрином и срочно рассчитывал исходные данные для стрельбы. Заскочил начальник связи дивизиона: иди посмотри, сколько кухонь привезли! Вышли, всмотрелись - а это прожектора.

На рассвете 16 апреля на участках прорыва одновременно включили 143 зенитных прожектора - слепя и ошеломляя противника и указывая путь своим войскам.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Солдат Победы. Нелюбовь

Новое сообщение ZHAN » 30 апр 2018, 15:46

Как на всякой войне, самыми страшными для населения были первые дни после взятия, дни без тормозов, не подвластная командирам анархия. Разгоряченные вседозволенностью победителей, обозленные, голодные до женщин солдаты теряли самоконтроль. Принятые в обычной жизни нормы не действовали. Над сознанием хорошо поработала пропаганда, к тому же у многих были личные счеты, которые даже не требовалось подогревать.
Изображение

Была чужая, вражеская земля, куда шли мстить, война словно сдирала с людей культурный слой. Женщины и девушки поверженной Германии воспринимались как трофей. Там, где не было волевого, морального командира, случалось страшное.

Насилие не было прерогативой Красной армии: по данным исследователей, в западной зоне оккупации союзники изнасиловали порядка миллиона немок. Отличились и англичане, и американцы, а входившая в союзные войска марокканская дивизия вошла в историю чудовищным преступлением под Монте Кассино.
Впрочем, марокканские негры интересуют нас в малой степени. У нас свое.

В Берлине была сцена. Артдивизион стоял на краю площади, и с одной из улиц показалась большая группа женщин - видно, направлялись в убежище. Шутники-артиллеристы расчехлили орудие и открыли огонь над головами. Женщины завизжали, сбились в кучку, а потом, увидев, что бьют не по ним, пошли покорно. В середине прятались молодые девушки, закрывали лица, чтоб нельзя было определить возраст.

Молва катилась быстро, и немки хорошо знали, что может ждать. В Германии между боями старший лейтенант Бляхер насмотрелся всякого.

И водка делала свое. Собственно, не водка: фронтовые сто грамм - разведенный спиртовой напиток, доставляли его обычно в молочных бидонах. На вкус не очень, но хмеля добавлял, до скандалов доходило, когда перепьют.

Хватало и случаев добровольного подчинения. У берлинок потом ходила шутка: «Лучше русский на тебе, чем янки над тобой» - имея в виду ковровые бомбардировки. Очевидец свидетельствует: немки были настолько напуганы, что зачастую стоило лишь подать знак. В Берлине во время уличного боя заскочили в подвал, а там целая группа. Сержант, армянин, на этих женщин смотрел, смотрел... Показал на одну пальцем, она поднялась. Отошли, потом проводил на место...

Пока без боев шли по Германии, заходили в дома и порой дивились покорности. Понимая, что от нее хотят, женщина сама прикрывала дверь и держала ее плечом, а если стучался кто-то из домочадцев, спокойным голосом говорила: «Алес гут...» - тем, может, их спасала.

22 апреля вошли в Берлин. Личный состав всю дорогу предупреждали, чтобы не ели немецкого: отравят. А пригороды такие красивые, каждый особняк по особому проекту.

Спустились в подвал - в человеческий рост, с электроосвещением, на полках - заготовки, вино. У консервированной курицы задумались. Стеклянная банка, крышка с резиновой подкладкой на завесочках, вроде все герметично. Выглядела так, что слюни потекли, но вдруг чего подсыпано?

Поднялись наверх, поймали на улице пожилого немца, завели в подвал. Открывают бутылку, ему полстакана: «Данке, данке», - выпил. Вроде живой. Откупорили курицу, снова ему, он опять: «Данке, данке!» - всю готов проглотить, но кто же даст.

Приговорив проверенное, открывали новые банки. Немец уже показал, что сыт, но не тут-то было. «Жри давай!» - и на него трехэтажным. Он давился, правда уже не мог, вышел наверх - покачивался.

Накануне Гитлер обратился к своим солдатам с воззванием, обещая, что Берлин останется немецким, а наступление русских «захлебнется в своей же крови». В это уже мало кто верил. Фюрер потребовал расстрела на месте всех, независимо от чина и должности, кто будет отступать или отдаст такой приказ. Оставшимся в Берлине жителям, а их было не меньше 2,5 миллиона, запретили покидать город. Если Третий рейх все же погибнет, его участь, по мнению Гитлера, должны разделить все граждане.

В конце апреля, проезжая на велосипеде вдоль берега реки Шпрее, лейтенант Владимир Гельфанд увидел группу женщин, тащивших узлы и чемоданы, и поинтересовался, зачем они ушли из дому.

Из его опубликованного дневника:
«Они тыкали сюда, - объясняла красивая немка, задирая юбку, - всю ночь, и их было так много. Я была девушкой, - вздохнула она и заплакала. - Они мне испортили молодость. Среди них были старые, прыщавые, и все лезли на меня, все тыкали. Их было не меньше двадцати, да, да, - и залилась слезами».
В немецком архиве в синих картонных папках хранятся чудом уцелевшие данные об абортах с июня по октябрь 1945 года в Нойкелльне, одном из 24 районов Берлина. В Германии аборты были запрещены, но после войны был короткий период, когда женщинам разрешили прерывать беременность. Это было связано с массовыми изнасилованиями. С июня 1945 по 1946 год только в этом районе Берлина было одобрено 995 просьб об аборте. Одна из девушек округлым детским почерком пишет в объяснении, что была изнасилована дома, в гостиной, на глазах родителей.

Центр Берлина, каким его увидел Аркадий, лежал в руинах. Американские «летающие крепости» отбомбили его, почти как Дрезден. У янки иначе ценилась жизнь своего солдата (как, собственно, и у немцев в первой части войны): всегда несколько дней суровой бомбежки, прежде чем наступать. У нас всю войну было наоборот: сначала пехота и только следом - танки.

Под берлинскими развалинами много гражданских полегло. Потом, когда стояли оккупацией и Аркадий шел к своей Труди, из-под руин доносился трупный запах.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Солдат Победы. Знамя Победы

Новое сообщение ZHAN » 06 май 2018, 23:05

Это образ собирательный: в одной только 3-й ударной армии было заготовлено девять штурмовых флагов по числу штурмовавших Рейхстаг дивизий. Дивизия, в которой воевал Аркадий Бляхер, такого флага не получила, но инструктор политотдела стрелкового корпуса майор Никулина смастерила сама.
Изображение

Войти в историю могли многие, а попали отобранные - русский и грузин, сержанты Михаил Егоров и Мелитон Кантария. Что характерно, не Иосиф же Виссарионович на них указал - те, кто вождя чувствовали.

Сталин, собственно, со знаменем и придумал, произнес в октябрьской речи 44-го: «Добить фашистского зверя в его собственном логове и водрузить над Берлином Знамя Победы».

И закрутилось. На московской фабрике изготовили флаг из знаменного бархата, по краям орнамент, с большим гербом в центре полотнища и надписью: «Наше дело правое - мы победили».

Но тот флаг в войска не отправили, так и остался в Москве. Спохватились спустя полгода в Берлине. Сукно взяли в немецкой лавке, звезду, серп и молот художник набил через трафарет, на древка пошли карнизы.

Свой флаг Егоров и Кантария водрузили четвертыми. Три первых, установленных бойцами других частей, сбила немецкая артиллерия. Параллельно приказ своим разведчикам отдал полковник Зинченко, командир 756-го полка. Сопровождал разведку замполит батальона лейтенант Берест, не вошедший в легенду, путь на крышу расчищали автоматчики.

Прикрепили к колонне на тыльной, восточной стороне - но что за знамя, которое мало откуда видно! По воспоминаниям комбата, Зинченко решение забраковал: «Какая еще колонна?! Надо наверх, на крышу Рейхстага!» Егоров с Кантарией и Берест пошли опять. Ночь, без фонарика, не видно ни зги - сопровождавшие бойцы вернулись. Комполка матерился так, что дрожали стены. Со знаменосцами уже мысленно простились, но спустя час увидели наверху три фигуры.

Разведчики как-то поднялись по разрушенной лестнице и металлическим скобам, Егоров чуть не сорвался: спасла зацепившаяся телогрейка. Все теперь сделали как надо, установили на фронтоне главного входа, ремнями к конной скульптуре.

В лицо все запомнили Егорова и Кантарию, но сюжетно - фотографию правдинца Евгения Халдея. На ней другие персонажи - киевлянин Алексей Ковалев, белорус Алексей Горячев и Абдулхаким Исмаилов из Дагестана. Фотокор прибыл в Берлин подготовленным, привез из Москвы три полотнища, достал их из сумки уже на крыше.

Ковалев, Горячев и Исмаилов установили свой флаг в ходе штурма 29 апреля, а кадр смастерили 2 мая. Но тем страшнее на такой высоте, когда уже мир и все закончилось...

Была потом ретушеру работа: на запястьях поддерживающего Ковалева Исмаилова видим по циферблату. В газету такое не дать, обвинят армию в мародерстве, хотя в Берлине все бери не хочу, двери нараспашку.

Снимок Егорова с Кантарией публиковали подрезанным, и мало кто знает, что Егоров подпоясан трофейным ремнем: одевались кто во что горазд, а разведке особая вольница.

Сын полка из разведроты, где воевал Исмаилов, выменял на золотые часы мотоцикл, гонял на нем потом по Берлину. С харлеями другая беда: спирта больше, чем воды в Шпрее, и никаких на дороге правил. Первый комендант Берлина, легендарный командир 5-й ударной армии Николай Берзарин через месяц после Победы разбился насмерть на перекрестке Шлоссштрассе и Вильгельмштрассе.

Аркадий Бляхер в штурме Рейхстага не участвовал. Участком его дивизии была имперская канцелярия, флаг над которой водрузила майор Никулина - «товарищ Анна».

2 мая большинство оборонявших Берлин частей капитулировали. Немцы выходили из укрытий, бросали оружие и строились в колонны. О ходе переговоров Бляхер узнавал от начальника штаба полка майора Бромберга, отслеживавшего ситуацию в эфире. К слову, в 50-е годы Филипп Бромберг лет десять будет служить в Бресте в должности командира полка и начальника артиллерии дивизии.

3 мая, когда все окончательно успокоилось, личный состав стали организованно доставлять к Рейхстагу, символу Победы. По дороге из всех окон берлинских домов красноречиво висели белые простыни, наволочки, шарфы.

Артиллеристов привезли на студебеккерах. Стены были уже испещрены подписями. Бляхер нашел место на колонне и нацарапал камнем по штукатурке: «Аркадий. Минск - Сталинград - Берлин». От фамилии отговорил полковой остряк Вася Дементьев по прозвищу Василий Теркин: «Не пиши, Аркадий, фамилию, а то перепутают с Блюхером».
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Солдат Победы. Оккупация наоборот

Новое сообщение ZHAN » 14 май 2018, 01:27

После капитуляции встал вопрос, как Германию обустроить.
Изображение

На конференциях в Ялте и Потсдаме лидеры стран-победительниц предусмотрели отчуждение фабрик и заводов у нацистских бонз и крупных предпринимателей, служивших Гитлеру: читай, всех. Но цели стороны видели по-разному.

Советской оккупационной зоне достались не худшие территории: большинство этих земель были промышленно развитыми районами. По цифрам 1936 года на одного жителя здесь производилось больше промышленной продукции, чем в западных регионах Германии. Имея 24 процента населения, территория будущей советской зоны производила 31 процент продукции машиностроения и автомобилестроения, 33 процента продукции точной механики и оптики, 37 процентов текстиля. Оставшийся после войны потенциал стал перераспределяться, национализироваться и переводиться на социалистические рельсы.

Германия разделилась. Западные союзники свои зоны слили и вместе поднимали через план Маршалла. Советский Союз образовал по своему образцу ГДР. Два германских государства стали развиваться в противоположных направлениях.

Но это было позже, а пока, в сорок пятом, фронтовики ничем таким голову, понятно, не забивали - они обустраивались и праздновали Победу.

Полк, в котором служил старший лейтенант Бляхер, оставался в Берлине месяца три. Жили по квартирам рядом с Трептов-парком, район Кёльнише-Хайде. Владельцы отсутствовали, и постояльцы были полными хозяевами, пользовались всем, что видели.

Набрали себе трофеев. У Аркадия был полный планшет немецких орденов, нашел в каком-то доме. Запомнил табличку, переводившуюся примерно так: «Для мужчины дом - это мир. Для женщины мир - это дом».

Позже, когда дислоцировались в другом городе, проживали в доме с хозяевами, и из плена вернулся муж хозяйки. Здоровался всегда почтительно: наши были теперь оккупантами (так и звались: оккупационные войска), а немцы чувствовали вину.

Берлин разделили на четыре сектора, и полк перевели в оставшийся от немцев благоустроенный военный городок Крампниц под Потсдамом. Когда Сталин ехал на конференцию, войска выставили оцеплением вдоль автомобильной трассы от самого Берлина. Полку Бляхера достался участок лесной зоны, стояли плотно, с интервалом между бойцами метров пять.

А так обязанностей больших не было: чистка оружия, изучение устава, политзанятия и личное время, много личного времени.

Случай был, уже в Крампнице. Американцы, входя в Берлин, проезжали мимо военного городка. Колонны шли безукоризненно, на небольшой скорости, машина от машины на одинаковом расстоянии. Развлекались: бросят на ходу несколько пачек сигарет и щелк-щелк фотоаппаратами: у наших махорка, бежали подбирать. Потом это дошло до командования, выходить на дорогу запретили.

Американцы были хорошо обмундированы, англичане красиво смотрелись - у Бляхера были фотографии с ними. Но когда в пятидесятые в Союзе закрутили дело врачей и кампанию по борьбе с космополитизмом, супруга, у которой сидел отец, умоляла снимки уничтожить. Бросил в печку - до сих пор жалеет. Хорошие были снимки, живые: англичане рослые, Аркадий пониже, стоят в обнимку и хохочут.

Порядка не было, на ограничение передвижения внимания особенно не обращали, ездили пошататься по Берлину. 40 километров не расстояние, и офицеры частенько ездили посидеть в ресторане. В Берлине открыли три роскошных заведения: «Нева», «Москва» и «Волга». На базе бывших немецких ресторанов, но обслуживал советский персонал. Стоило очень дорого, но деньги были.

Платили столько, что месячного офицерского жалования хватило бы на автомобиль. Но это считалось роскошью, и в первые же месяцы мира все собственные автомобили было предписано сдать в войсковые автобазы. С конца 1945 года офицерам дозволили приобрести мотоцикл, а с мая 1946-го полковникам и выше - автомашину.

Оккупационные марки некуда было тратить, швыряли налево и направо. Советские деньги тем временем шли на книжку. Аркадий еще на фронте выписал на родителей аттестат - оформил половину своего жалования. И когда после войны отозвал, родители очень испугались. Потом рассказали: пришли в военкомат получать деньги, а аттестат прерван. Носили тревогу, пока не дождались письма от сына. Потом, по возвращении, Аркадий передал им все, что накопилось.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Солдат Победы. Фрау, а может?

Новое сообщение ZHAN » 21 май 2018, 08:47

С последними боями закончились и пресловутые «три дня на шпагу». Солдат и офицеров привели в чувство: по данным Главной военной прокуратуры, только за январь-март 1945 года за совершение пьяных дебошей, краж, насилий и других преступлений на территории Германии и других стран Центральной Европы были осуждены 4148 офицеров. В июле прокуратура даже вынесла предложение создать систему военных крепостей для отбытия наказания осужденными офицерами. Сталин предложение отклонил и пошел по проверенному методу: несколько показательных судебных процессов с вынесением смертных приговоров.
Изображение

И горячие головы быстро поняли: нельзя.

С другой стороны, военачальники узрели другую опасность. Член Военного Совета 1-го Белорусского фронта генерал Телегин в докладе Маленкову 19 мая писал:
«В настоящий момент, в связи с переходом войск на мирное положение, наибольшую опасность представляет общение военнослужащих с немецким населением. В мирных условиях это общение будет значительно шире. Есть опасность, что наши люди будут сживаться с немцами, что в этой обстановке у военнослужащих может выветриться чувство ненависти к немецким поработителям».
А с другой стороны, в «Правде» уже поправляли бескомпромиссного публициста Илью Эренбурга с его «наукой ненависти». Статья называлась «Товарищ Эренбург упрощает». Она гласила, что нельзя согласиться с изображением Германии как единой «колоссальной шайки» и с утверждением, что все немцы одинаковы и всем им одинаково отвечать...

Вот такая была каша. Но в жизни не бывает все по написанному, она сама регулирует.

Аркадий Моисеевич вспоминает: с войной кончились и насилия, и со временем почти у каждого появилась своя немка. Хватало, конечно, любителей разнообразия, но в условиях свирепствовавших болезней спокойнее было иметь надежную постоянную фрау.

Жизнь диктовала свои порядки. В Германии было совсем плохо с продуктами и с мужчинами. Немцев в активном возрасте почти не было: порядка 7 миллионов погибли, почти 2,5 миллиона - в плену. И установился негласный паритет - как выразился Аркадий Моисеевич, чисто женские обстоятельства. Женщина по природе моногамна, и многие немки сами искали опору, чтобы не вязались случайные, - с постоянным другом-офицером были как бы уже под охраной.

Ситуации были разные. Где посидели за столом, где просто пересеклись взглядом - не на шею кидались, все деликатнее. После знакомства фройляйн или фрау могла привести в гости. Если дома родители - могли посидеть за столом, офицер доставал свой принесенный паек - консервы, колбасу, а потом дочь уходила с гостем наверх в свою комнату. Не из сегодняшнего времени судить те нравы, не побывав в условиях гулкой послевоенной пустоты.

Вернувшись в казарму, фронтовики делились впечатлениями: ёлы, зашел в дом, не успел разуться, она прыг - и уже в кровати. Зато приучили к аккуратности. После акта любви первое слово - «туалетэ», то есть сразу в ванную. А молодой, одним разом же не ограничивался. Сколько раз, столько и «туалетэ». И еще в одном - если уже установились отношения - подправляли. Гостю бы после этого дела на бочок и заснуть, а она иронично так: «Вахэн, вахэн унд шляфэн...» Дескать, надо еще и «шпрэхен» - поговорить.

Имелся еще один женский источник - фильтрационные лагеря для репатриированных. Таких в Берлине было полно, и офицеры туда похаживали. Для девушки это была надежда: а вдруг что-нибудь получится.

Аркадий в такой лагерь раз заглянул - зрелище не самое зачаровывающее. Барачное помещение, много-много людей, кровати. На веревках постиранное - трусы, бюстгальтеры, вокруг шум, ругань.

В плане удобства и аккуратности немкам они, конечно, сильно уступали, и мало кто из офицеров завязывал здесь длительные отношения.

Два друга-капитана, начальники из управления полка, Головкин и Пешехонко, ездили по воскресеньям в один дом в Берлине, еще не разделенном, накрывали стол, угощались... Аркадий как-то среди них оказался. Хозяйка была радушна, имела отношения с начальником артснабжения. Привела молоденькую соседку, для приятеля артснабженца как бы предназначенную, а Аркадий в общении был поинтересней... Они потом в Москве с этим другом встретились - много лет прошло, а не простил Бляхеру того поражения.

В общем, вклинился Аркадий, говорил немного по-немецки. «Я стал немножко острить, и она расположилась, а когда стали прощаться, ушла со мной. Я ее просто проводил, но адрес запомнил...»

Звали девушку Труди. 21 год, говорила по-немецки, по-польски и немного по-русски. Их дружба длилась несколько месяцев, а потом Берлин разделили на четыре зоны, она оказалась в английской, а полк Бляхера вывели под Потсдам. И она там его нашла! Говорила с печалью: жаль, что быть вместе нельзя. В СССР существовал запрет на брак с иностранцами, а то бы многие переженились, хватало в Германии романтических историй.

Это была их последняя встреча.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Солдат Победы. Хорошего понемногу

Новое сообщение ZHAN » 28 май 2018, 22:18

На втором году после Победы терпение командования лопнуло. В Группе советских оккупационных войск началась массовая замена офицерского состава.
Изображение

Аркадий Моисеевич признает, что дисциплины в Германии не было. Задачи стояли суровые: денацифицировать страну, переделать на собственный лад, построить правящую партию, организовать население, виновных изолировать в бывшие концлагеря, которые не уничтожили, а использовали по назначению, включая печально известные Заксенхаузен и Бухенвальд. Последний теперь звался спецлагерь № 2 и содержал 18 тысяч заключенных, прилично набили и № 1 в Мюльберге - 13 340 человек, а всего советских лагерей по Германии было десятка полтора.

А в войсках продолжалось празднование. Герои войны не знали, чем себя занять в поверженной Германии, и все отмечали Победу. А где много спирта, жди беды.

В подразделениях проштрафившимся сочувствовали: сами были не без грехов и могли так же попасть под раздачу. Сразу после Победы не боялись никаких командиров, пока не возникла угроза, что отправят во внутренние округа - а уезжать не хотелось. Из переписки с родными знали, какая дома жизнь, а тут отличное жалованье, снабжение - раздолье.

Была и другая причина замены состава: как написал ушедший в западную зону майор, любого советского человека, своими глазами видевшего Европу, можно было считать для государства потерянным.

Строки из рапорта: «Я прошел всю Восточную Пруссию и дошел до Берлина и повсюду видел полные закрома зерна, стада упитанных коров, лошадей, красивые кирпичные дома в деревнях. Что этим немцам было нужно у нас?»

Увиденное шокировало, злило, но заставляло задуматься.

Аркадий Бляхер вспоминает, как некто рядовой Ворон, напившись, понес на советскую власть: «Как же я вас всех ненавижу...» Что у трезвого на уме, у пьяного на языке. На рядового донесли, и через час его уже не было.

Любовь к Родине не обязательно размывалась западным достатком. Победителям просто хотелось пожить без ярма, но они не умели, не знали как. Хотелось и что-то заиметь.

В советской зоне ходили как старые немецкие марки, так и оккупационные, которые печатала администрация. По номиналу старые приравнивались к новым. В конце войны в руки попадало много трофейных марок, но никто не думал, что они будут ходить, и всерьез не воспринимали.

Среди начальства развилось барахольство: стягивали ковры, картины - чем побольше.

В Союз разрешали отправлять посылки до 50 килограммов. Берешь в домах, что под руку попадет, и раз в месяц отправляешь на родину.

Раз ординарец раздобыл Бляхеру отличный велосипед, такие в Союз не попадали. И тут старшина попросил, надо было куда-то ему съездить. Как не дашь?

- Бери!

Вернулся старшина на своих двоих: командир полка увидел и забрал. В порядке вещей было: начальник у подчиненного. Кто-то добычу прятал...

То, что войска надо призвать к дисциплине, а жизнь упорядочить - было очевидно. Семейные жили разумнее, и где-то с осени 45-го офицерам разрешили ввозить в Германию жен. Многие здесь и родили. Забавный случай: у немки, работавшей уборщицей в воинской части, появился животик. Она указала на башкира, оружейного мастера. Постукивала кулачком по животу и приговаривала: «Болшевик...»

У парторга полка Крылова была роскошная немка. Таких трофеев здесь не скрывали, напротив, хвастали в мужской компании. А после приехала жена - немолодая, щуплая, с вологодским акцентом. Поглядел он на немку и на свою благоверную - никакого сравнения. Но жена не Паулюс, сдаваться не стала. Ходила и жаловалась напропалую: на руках дома носил, а тут и смотреть не хочет! И что парторгу? В Союз на новое место уехали вместе.

С 1947 года за служивших в Германии фронтовиков взялись основательно. Развернулась ротация офицерского состава с внутренними округами. Приказ зачитали на построении без указания мотивов. Ряд старших офицеров отправили в Союз раньше, едва закончилась война. Командира дивизии полковника Портнова, месяца не прошло, сослали в Казань председателем татарского отделения ДОСААФ. Он боевой командир, до войны окончил артиллерийскую академию, но никуда не денешься, приказ.

А теперь пришел черед всех, и в их числе командира батареи Аркадия Бляхера.

В Германию стремились попасть: полевые доплаты, командировочные - все в марках. Офицеры из внутренних округов приезжали одни, на казарменное положение. Жуков взялся за ужесточение дисциплины.

Бляхера сменил капитан из Термеза (Узбекистан), а Аркадий отправился на его место в 360-ю дивизию - ту самую, что в 1979-м первой вступит в Афганистан.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Солдат Победы. Цензор

Новое сообщение ZHAN » 04 июн 2018, 10:22

В город на границе с Афганистаном капитан Бляхер прибыл в феврале 1948 года. В дивизии, к которой он был теперь приписан, с военных не сходил летний загар.
Изображение

Доложился командиру полка, тот отправил на оформление, а там штабной, взяв документы, расплылся: «О, к нам Абрам Моисеевич!..» И поехало.

На фронте еврей, не еврей - человека мерили по другим критериям. А в мирное время, пока Бляхер праздновал в немецком своем коммунизме, в Союзе пошел душок, борьба с космополитизмом.

Столкнувшись в Термезе с антисемитизмом, Аркадий стал складывать в голове пасьянс: не вызвали на экзамены в военно-юридическую академию, в отличие от сослуживца, с кем вместе отправляли аттестаты, из Германии перевели не в Белорусский или Украинский военный округ, как других, а в Термез...

«Есть на свете три дыры: Термез, Кушка и Мары» - справедливость фольклора Аркадий почувствовал скоро. Неделями дул афганец, песок на зубах, вода отвратительная, летом жара под пятьдесят.

В туркестанском пекле заныли раны, трясли малярийные приступы. Аркадий уже понимал, что в армии хода не будет и, по совету старшего брата, демобилизовался по состоянию здоровья.

Из Термеза ехал с пересадкой в Москве. Путь неблизкий, в дороге потратился - заглянул в сберкассу за наградными. И на тебе, денежная реформа: накопившееся выплатили в соотношении 1:10.

Чем горевать, порадовался: полутора годами раньше, приехав первый раз в отпуск, снял все фронтовые деньги - внушительную сумму, не то тридцать, не то сорок тысяч (инженеры получали 800-900 рублей) и отдал родителям, собиравшимся строить дом.

Двадцать пять - не сорок, поступил в Минский юридический институт. Мужская часть курса состояла из фронтовиков, два Героя Советского Союза, а девчонки сплошь после школы. Вольные разговоры однокурсников их сильно шокировали, и девочка-староста жаловалась куратору.

В 1949 году Аркадий женился на девушке по имени Фаина, которую знал до войны. Двух стипендий, пусть одна и повышенная, на студенческую семью не хватало. Аркадий уже сожалел об армии. После третьего курса узнал, что в Главлите (Главном управлении по делам литературы и издательств при Совмине БССР) нужны цензоры-политкорректоры. Выдержал собеседование и, получив должность, перевелся заочно на журфак.

В 1951-м Аркадию предложили должность цензора в Бресте с предоставлением жилплощади.

Брестский обллит занимал комнату на четвертом этаже облисполкома. Штат - четыре человека, включая двух цензоров и начальника спецчасти. Начальница отдела, вреднющая, верноподданная, в каждом видела врага советской власти, работать с ней было сложновато. В кабинет часто приходил заносчивый парень в гражданском, моложе Бляхера, и, указывая на Аркадия, говорил: «Пусть выйдет!»

«Это сотрудник», - осторожно замечала начальница, но куратор морщился. И ходил Аркадий по облисполкомовскому коридору, одолеваемый тяжелыми мыслями: тесть, профессор истории Михаил Поташ, был в 1937 году репрессирован и сослан в лагерь. Замечательную имел трудовую книжку: комвуз, институт Истории партии при ЦК КПБ - и дальше сторож райпромкомбината. Бляхер судимость тестя в анкете не упомянул, написал просто: проживает в селе Дзержинское, Красноярский край, и это умолчание его угнетало, можно было строго получить за сокрытие. Пронесло, но жил под большим страхом - натерпелся больше, чем на войне. На этом фоне заболел - попал в тубдиспансер с затемнением на легком, года четыре стоял на учете.

В обллит под грифом «Секретно» постоянно шли списки Главлита с перечнем авторов, чьи творения подлежали изъятию из библиотек. Такие книги уничтожались: в Бресте все, в Минске - за исключением двух экземпляров, которые передавались в библиотеку спецфонда в Доме правительства, для работы в ней требовался специальный допуск. «Сводный список книг, подлежащих исключению из библиотек и книготорговой сети», так он назывался, представлял собой типографски изданную брошюру страниц на двадцать-тридцать. Он постоянно обновлялся и с определенной периодичностью приходил уже с другим содержанием.

Помимо того, под грифом «секретно» приходили фамилии запрещенных авторов. Тухачевский, Якир, Бухарин, Троцкий, десятки литературных фамилий - со списком ходили по библиотекам, ездили в районы. Найденные книги изымалась из фонда в присутствии сотрудника обллита и уничтожались на месте. Сложности это не представляло: почти везде было печное отопление. Отход от него задал работы: брестчанка Людмила Борисовна Щедрова, начинавшая трудовую деятельность во второй половине шестидесятых в библиотечном коллекторе, вспоминала, что ее первой трудовой задачей было рвать произведения Хрущева.

Аркадию Бляхеру в его цензорскую пору не было и тридцати. Часто ходил по службе в художественные мастерские и был в неплохих отношениях с художниками. В живописи не разбирался и сосредоточивал внимание на точности воспроизведения портретов членов Политбюро, сверяя по специальным эталонам.

К примеру, Владимир Старчаков написал картину «Хлеб - государству»: телеги везут зерно, и на первой подводе - портрет Сталина. У цензоров были фотографии-эталоны членов Политбюро, и Бляхер сличал, все ли точно. А Старчаков стоял наготове с кисточкой: где подправить?

Бляхер старался идти навстречу художникам, но нес ответственность за каждый разрешительный штамп. На душе было неспокойно: вдруг потом кто придерется.

Занимался не только художниками - куда пошлют. В канун выхода цензурировал ночами «Зарю», бланки мелкопечатной продукции.

Бывал по службе в театре. Постановки в обязательном порядке предварительно обсуждались комиссией. Бляхер на обсуждениях отмалчивался, мнение высказывала начальница: «Политических ошибок нет, можно показывать». Но решающее слово было за представителями обкома партии.

В цензорах Аркадий Моисеевич проходил пару лет и ушел в статус подцензурного: в 1952 году устроился корреспондентом в «Зарю».

Автор: Василий Сарычев
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Солдат Победы. Обелиск

Новое сообщение ZHAN » 12 июн 2018, 09:53

Итак, оставив должность цензора, Аркадий Бляхер пошел в журналисты - согласно полученной специальности. Слог у него был со школы, а тема...
Изображение

Тема не была закреплена приказом и не определялась принадлежностью к отделу - шла изнутри. Память из фронтового прошлого не отпускала. Так вышло, что еще на войне на Аркадия легла печальная обязанность писать родным павших товарищей. И теперь, оставшись в живых, он довоевывал в своих статьях, вытаскивая из неизвестности имена и отдавая долг тем, кому на войне повезло меньше.

Одной из первых точек его журналистского внимания стала братская могила на входе в городской парк. Уникальный факт: в могиле покоятся десять Героев Советского Союза. Бляхер провел большую следопытскую работу и выяснил судьбу и обстоятельства гибели каждого.

Командир батальона Абрам Тарнопольский погиб 27 июля 1944 года в районе ближней польской станции Малашевичи. Обаятельный человек, в свободные минуты играл на гитаре, его очень любили однополчане. Брест был освобожден на следующий день, и Тарнопольского похоронили на родной земле. Его однополчанин, тоже комбат майор Виктор Малясов, вместе получили Золотые звезды за форсирование Днепра, погиб в Польше в октябре 1945-го.

Василий Александров - командир орудия в части, участник освобождения Бреста, погиб под деревней Страдечь.

Командир полка подполковник Сергей Бамбуров, получил звание Героя в 1938 году на озере Хасан, погиб в Польше.

Майор Павел Матвеев - военный летчик, погиб в 1945-м в Германии при испытании нового самолета.

Семен Мирвода - полковник, командир танковой бригады, погиб в 1945-м под Варшавой.

Капитан Георгий Скрипников, чьим именем названа улица в Бресте, - участник освобождения города, командир батальона. Его 160-я дивизия обходила Брест со стороны Тересполя, и Скрипников погиб на польской территории в боях за Брест.

Сержант Михаил Стяжкин, командир орудия, погиб в 1945-м в Польше.

Полковник Александр Уласовец, замкомандира десантной бригады, уроженец Минской области, погиб в западной Польше в 1945-м.

Генерал-майор танковых войск Михаил Гончаров, заместитель командующего гвардейской танковой армией, в феврале 1945-го за боевые отличия в Варшавско-Познанской наступательной операции был представлен к присвоению звания Героя Советского Союза, но получил орден Кутузова 1-й степени. 1 марта на переправе в Западной Померании был тяжело ранен и через неделю скончался.

Всех их свозили в Брест из разных мест и хоронили в парке, а уже потом поставили большой памятник. В общей сложности здесь похоронено более 70 фронтовых героев, не связанных одним соединением или, скажем, фактом участия в освобождении Бреста. Это было как посмертная награда - быть погребенным на советской земле.

Здесь же похоронили танкиста Шоту Гогоришвили, умершего от ран в брестском госпитале. Однополчане поставили на его могиле самоходку. Впоследствии родственники получили разрешение перезахоронить останки в Тбилиси. Министерство путей сообщения выделило платформу, на которую погрузили самоходку. Шота Гогоришвили полвека покоится в Тбилиси на одном из старинных кладбищ, а надпись на брестском обелиске осталась.

Невероятна история покоящегося в парке военного летчика гвардии капитана Валентина Ситнова, заместителя командира эскадрильи бомбардировочного полка. В его послужном списке более 200 боевых вылетов, шесть раз подбит, дважды машина горела в воздухе, трижды сажал самолет раненым. В июне 1943 года ночной бомбардировщик Ситнова подожгла немецкая зенитка. Члены экипажа выбросились с парашютами. Пробираясь к фронту, на десятый день капитан попал в плен.

Перед пленением Ситнов успел выбросить документы, а Золотую Звезду сумел спрятать. Находясь в лагерях смерти - Освенциме и Бухенвальде, он ее сохранил, держа за щекой. Трижды пытался бежать, был одним из организаторов вооруженного восстания в Бухенвальде.

Уникальная судьба Валентина Ситнова тронула даже смершевцев, и, несмотря на предвзятое отношение к плененным, капитана после проверки восстановили в звании и должности с возвращением всех наград.

После войны авиаполк, в котором служил Валентин Ситнов, дислоцировался в Польше. Здесь он и погиб 20 декабря 1945 года - в мирное, но неспокойное время, не в небе - на земле.

Бляхер написал в Главное управление кадров Министерства обороны, и по его просьбе на военкомат прислали личное дело. Списался с родными, и жена Ситнова прислала полученные с фронта письма. В каждом из них капитан переписывал стихотворение Симонова «Жди меня» - на протяжении двух лет, пока вдруг не пропал под Сталино (Донецком).

Но и это не все: выброшенные перед пленением документы подобрала местная жительница и после освобождения Сталино переслала по адресу родным Ситнова в Горьковскую область - так те узнали обстоятельства его исчезновения.

Таких реставраций имен и подвигов у журналиста Бляхера были десятки. Из областной газеты ему пришлось перейти в районку, но поле деятельности только расширилось. Гонял на мотоцикле из деревни в деревню и слушал историю за историей.

В 1964 году было принято постановление об укрупнении воинских захоронений. Братские могилы из мелких населенных пунктов переносились в более крупные, ставились хорошие памятники. Останки героев кочевали с места на место...

Был случай: Бляхеру написала из Москвы вдова погибшего, что хочет посетить могилу мужа, погибшего на границе. Бляхер подробно описал, что останки сначала перенесли в Мотыкалы, потом из Мотыкал в Чернавчицы... Вдова поблагодарила за информацию и сообщила, что не приедет: не уверена, что муж точно похоронен там.

Появилась у Бляхера и еще одна сторона, которую он не афишировал. В газету он попал в самое антисемитское время, когда старший коллега мог ходить по коридору и орать: «Опять еврейщину развели!..»

На войне было проще: здесь свои, там чужие, это трус, тот герой... Но времена изменились, и самый большой в жизни страх Бляхер, по собственному признанию, испытал не на фронте, а в накрывшей страну свистопляске, куда он вернулся из Германии.

С его национальностью теперь следовало жить тихо, а он бунтовал в душе, не желая смириться с оскорбительным «отсиделись на "ташкентском" фронте». Он перечитывал энциклопедии и копался в архивах - выписывал все о подвигах евреев в Великую Отечественную. Это был больше протест, чем зов предков, поскольку, по признанию Аркадия Моисеевича, он так и остался «советским евреем», слабо ориентирующимся в талмудистской терминологии и обрядах, - главное внимание уделял людям. И позже, в зрелые годы, проснувшееся национальное самосознание не посадило его на чемодан.

Его энергия была неиссякаемой. К 25-летию обороны Брестской крепости Бляхер придумал и продвинул идею журналистского автомотопробега в Лиепаю, которую Сергей Смирнов называл сестрой Бреста. В первые дни войны гарнизон продержался около недели, и Сергей Смирнов даже стал заниматься обороной Лиепаи, но писателя остановили: одной Брестской крепости стране достаточно. Тот пробег, и фронтовые слеты, походы по местам боев, десятки новых имен героев - во всем принимал участие журналист и краевед Бляхер.

Если бы не страшная авария на мотоцикле, случившаяся в конце шестидесятых, он сделал бы больше, но даже после, вынужденно сменив профессию и работая в парке, Аркадий Моисеевич остался верен теме и почти двадцать лет вел фронтовую патриотическую тему - ветеранский клуб «Чтобы помнили».

Нет, не просто так судьба отвела ему в светлом уме уже девяносто пять.
Философия его жизни, им самим сформулированная, - в завершающем посте.
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина

Солдат Победы. Жизнь за других

Новое сообщение ZHAN » 18 июн 2018, 08:31

«Тема у меня не менялась всю жизнь: память, война. Мне вообще кажется, что война так или иначе пронизывает всех ее участников всю оставшуюся жизнь, только выражают это кто как может. Я все время испытывал потребность открывать для людей какие-то неизвестные страницы...»
Это Аркадий Бляхер. Материал для глав о его жизни не собирался целенаправленно, были записи наших бесед разных лет. Прежде чем приступить к оформлению, я поинтересовался: согласен ли без купюр? Первое и единственное условие: пусть не напропалую, но без диктата, под мое чувство меры. Аркадий Моисеевич согласился и слово сдержал - уточнял по требованию и не вмешивался: что было, то было. Удивлялся, сколько всего в свое время нарассказал - и пятнадцать лет назад, и десять...
Изображение

Сегодня ему девяносто пять. В девяностые годы, когда мы познакомились, при его авторитете и чуть не монопольных связях с диаспорой он мог запросто сколотить состояньице. Но вместо этого - видавшая виды болоньевая курточка и весь облик, растворявший его носителя в потрепанной жизнью пенсионерской толпе. Подкупали глаза - живые, веселые, с доброй хитрецой. Он был весь заряжен на действие, черновую работу выполнял в одиночку, а на выходе на полшага отступал, не мешал засветиться кому-то еще. Платой за неприметность было отсутствие зависти, а значит, сопротивления новым задумкам, которыми он фонтанировал.

Цикл о солдате Победы Аркадии Бляхере хочу завершить его мыслями, раскрывающими философию жизни.

«...Весь мой жизненный путь определила, как ни странно, война, сам факт моего на ней присутствия. Да и там, на фронте, сама война как бы вменила мне определенные дополнительные обязанности. Так вышло, что среди однополчан я лучше других излагал на бумаге. Поэтому когда погибали боевые товарищи, писать близким приходилось мне. И послевоенная моя жизнь - это память, память, память. Вдовы, дети войны, без вести пропавшие, горы писем, на которые нельзя было не отвечать... Я был на войне и выжил, надолго, на всю жизнь оставшись в неоплатном, что ли, долгу.

...Одним из толчков стал приезд в Брест писателя Сергея Сергеевича Смирнова с группой защитников Брестской крепости. Сразу после войны о войне как-то не говорили, а радио и впоследствии телепередачи Смирнова в начале 50-х всколыхнули память, человеческий интерес, на эти передачи люди бежали, как потом на сериалы. И меня этот его приезд всколыхнул. Я работал в газете и благодаря мотоциклу обладал определенной мобильностью. В общем, решил заняться подвигами - не люблю этого слова казенного, а как иначе скажешь - у нас в брестских краях.

...В деревне Мокраны есть памятник, надпись на котором гласит, что там похоронены 74 солдата и генерал-майор Ковалев. Я заинтересовался биографией генерала и в шестидесятые годы написал в Главное политуправление. Оказалось, что генерал-майора с такой фамилией не существовало, был только генерал армии Ковалев, к нашим местам отношения не имевший. И я начал собственное расследование, опрашивая местных жителей, слышавших о генерале Ковалеве и даже вживую с ним общавшихся, затеял большую переписку с бойцами и командирами 75-й стрелковой дивизии - пока не нашел объяснение. Оказалось, действительно был героический прорыв на черной «Эмке», из окон которой в фашистов летели гранаты, было отстреливание до последнего патрона, было и погребение - двух молодых мужчин, один из них в генеральской шинели, и девушки, - во время которого немецкий офицер распорядился отдать почести. Но человеком в шинели был не генерал, а капитан Александр Аполлонович Лютин.

Капитана знобило после ранения, и, когда шли на прорыв, бригадный комиссар набросил ему на плечи свою шинель, внешне схожую с генеральской. Генерал был один - Недвигин, но местным жителям представлялся Ковалевым, желая сбить противника с толку якобы появлением здесь неизвестного соединения. Так забродила по Мокранским краям легенда о героическом генерале Ковалеве, погибшем в неравном бою. Всю эту историю я вложил в очерк, который печатался в нескольких номерах и имел определенный успех, но главное, удалось разыскать жену и детей капитана и рассказать о судьбе дорогого человека, считавшегося пропавшим без вести. Собственно, из таких историй и состояла моя газетная жизнь.

...Война была не ареной для подвигов, а страшной трагедией. Человеческая жизнь там не стоила ничего, люди ежечасно убивали друг друга, стреляли не только в немцев - стреляли своих. Столько лет прошло, а такие эпизоды все стоят перед глазами.

...Мы вернулись не в ту довоенную страну, на защиту которой уходили. Лозунги вроде прежние, но людей все чаще одолевало чувство дискомфорта и страха. На фронте «пятый параграф» значения не имел, а после войны хлестанули. У моей жены был другой, более робкий характер, она меня тормозила: «Тише, тише!» А у меня натура более бунтарская, не мог смириться со своим внутренним страхом, я словно сам себе что-то доказывал. Стал собирать сведения о знаменитых евреях, о подвигах евреев в Великой Отечественной войне. В моих газетных очерках это не отражалось - попробовал бы я! Но подвиг национальности не имеет. Несколько оскорбляло другое: когда с газетной полосы из-под моего материала убирали фамилию - из-за ее неудобоваримости. Но эту фамилию носили мои отец и дед, которые были жестянщики.

...Еврейскую тему стал разрабатывать позже. Отчасти время подошло - горбачевская оттепель, а отчасти дозревал сам. Постепенно дошел до еврейской трагедии, до гибели гетто, переключился на центр «Холокост». Мечтал пробить идею создания в Бресте музея еврейской катастрофы: материалы по брестскому гетто были представлены в музеях Иерусалима, Вашингтона - но не в городе, половину населения которого немцы уничтожили лишь за то, что их угораздило родиться евреями.

...Большинство своих начинаний старался доводить до завершения в одиночку, у меня такой стиль. Иногда это вело к задержке, но опытные люди говорят, что такой метод самый верный. Впрочем, мне здорово помогали домашние».

Он прожил долгую, насыщенную событиями, непростую жизнь. Какой ее отрезок или момент был главным, лучшим, счастливым?

- Как ни странно, наверное, война, - признается Аркадий Моисеевич. - Это особые, чистые отношения между людьми, фронтовое братство. Еще раз я ощутил его лет через двадцать после войны, когда попал в автокатастрофу. Как стали мне слать лекарства всякие, рыбу, женьшень - все национальности, со всего Союза. Однополчане! Да и когда произошел конфликт, после которого меня «хлестали» через райком и уволили с работы, все они приняли беду как свою, буквально за меня дрались, писали в ЦК. И что вы думаете - отстояли, даже пенсию персональную выхлопотали. Это называется закон боя: всегда прийти на помощь. Это остается внутри навсегда, поэтому я и сегодня живу войной, только в преломлении сегодняшнего дня.

Василий Сарычев
Да правит миром любовь!
Аватара пользователя
ZHAN
майор
 
Сообщения: 71867
Зарегистрирован: 13 июн 2011, 11:48
Откуда: Центр Европы
Пол: Мужчина


Вернуться в Вторая мировая война

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 1

cron