Минский юноша Аркадий Бляхер, примерно ровесник Эриха Зобирая, был призван на войну в восемнадцать. После немецкого фронтовика, возможно, напрашивается брестчанин, но фронтовой параллели не получилось бы: здесь была чуть другая война. В силу двадцати польских лет молодые люди фактически разминулись с системой советского воспитания, в войну жили под оккупацией и с этой меткой пошли на фронт уже после освобождения.
Это сейчас мы неделимы, как замечательная фамилия Аркадия Моисеевича, а до «освободительного похода» Восточная Белоруссия была словно другой мир. В Минске имелась улица 11 Июля (1920 года - день освобождения столицы от «белополяков»), тогда как в Бресте нынешняя Пушкинская от переезда называлась «9 лютэго» - в честь занятия города польским отрядом майора Домбровского в 1919 году в ходе польско-советского противостояния...
Словом, как ни крути, лучшая фигура визави - Аркадий Бляхер, послевоенный брестчанин, родившийся-выросший в советском Минске и прошедший все ступеньки патриотического воспитания, - равно как молодой Зобирай впитал то, чем его потчевали в рейхе.
В ночь на 22 июня 1941 года класс Аркадия встречал рассвет. Получив аттестаты, выпускники до утра гуляли по улицам, не подозревая, что в Бресте гремит война. Накануне, в субботу, был выпускной: актовый зал, танго, вальсы, фокстрот «Рио-Рита»...
О войне стране объявили в полдень - по радио выступил Молотов. Минская молодежь в это время собиралась на открытие искусственного водоема, Комсомольского озера. Оттуда, услышав весть, Аркадий и помчал в школу...
Он входил в группу самообороны, какие были созданы по всем организациям, предприятиям, учебным заведениям. Без конца проводились общегородские учения: под вой сирен в противогазах заклеивали накрест окна, устраивали светомаскировку, выводили людей в подвалы. Все напоминали об угрозе газовой атаки. Словом, держали порох сухим - и, как всегда, оказались не готовы.
Школьная группа самообороны действовала по инструкции. Аркадий провел в школе сутки, прежде чем был отпущен домой. На улицах уже зияли воронки. Ощущалось полное отсутствие контроля над городом, мародеры тащили мешки с продуктами. Брать было что: Минск снабжался по категории Москвы, Ленинграда и союзных республик, и в мирное время дядя Аркадия, приезжая в гости из Казани, набирал в обратный путь сумки продуктов...
Фамилия Бляхер - производная от профессии: отец и дед были жестянщиками. Отец работал на заводе имени Ворошилова, а после войны устроился в мастерскую при управлении правительственным жилфондом. Простому человеку что флагман станкостроения, что дома начальства - платили бы деньги, одна холера. На новой работе Моисей Бляхер ремонтировал, что скажут - от прохудившихся крыш до тазиков женам руководителей. Жены воспринимали услугу в порядке вещей: не то что рассчитаться, спасибо зачастую не говорили. Как-то после войны, году в 46-м, Аркадий бравым капитаном, грудь в орденах, приехал в отпуск из Германии. Со старшим братом, главным инженером СМУ, зашли к отцу в мастерскую. Дама, явившаяся забрать отремонтированное ведро, была крайне удивлена, увидев таких сыновей, и впервые полезла в кошелек...
Но вернемся в 22 июня. Отец побежал на завод и уже не вернулся, увиделись только в эвакуации. Забота о семье легла на мать. Через пару дней, когда начались бомбежки, она, как многие, решила уйти за город и в лесу переждать налеты. Взяла было трудовую книжку, но Аркадий возмутился: зачем, завтра вернемся! Товарищ Ворошилов не один год твердил, как перенесем войну на вражескую территорию, на удар ответим тройным ударом. И мать положила книжку обратно в сервант - а потом так и не смогла восстановить довоенный стаж, получала в старости мизерную пенсию.
Влились в реку беженцев по Могилевскому шоссе, а сзади стояло зарево пожара. Обратно в Минск уже не вернулись, пешком протопали до Смолевичей, там сели в товарняк, и не спавший две ночи Аркадий уснул так крепко, что не слышал бомбежек. Уже в эвакуации списались с казанским дядей и выхлопотали выезд в Казань.
Оттуда Аркадия и призвали.
Новобранцев отправили копать противотанковые рвы где-то между Казанью и Ульяновском. Зима была сумасшедшая, мороз ниже сорока. Стояли в селе по крестьянским домам, на манер рабочей команды. Три месяца орудовали лопатами и кирками. Полевой кухни не было, выдавали усиленный паек, 800 граммов хлеба в сутки. Это считалась большой нормой, но по приходе с работы съедали все до крошки, а утром поднимались ни свет ни заря и шагали на работу голодными. Час пешком туда, час обратно и весь световой день в проклятой траншее.
Работали тройками. Земля так промерзла, что ее не копали, а вырубали, как уголь: ставили клин и лупили молотом. Один держит, второй бьет, третий лопатой выбрасывает. В тройке Бляхера был здоровяк, он в основном и орудовал молотом.
В казармы в Казань вернулись в декабре, а в марте 1942-го Бляхера направили в артиллерийское училище, эвакуированное из Ростова в Сталинград. Здесь, по сути, и началась его война.