Гражданские войны с XI по XX век

[Буль Баш]

С подходом Правобережной группы 5-й армии и Волжской военной флотилии советские войска снова форсировали Волгу и отбросили отряд Каппеля к Чердаклы, где он 28 сентября был окружен и разгромлен.

А теперь я расскажу, зачем основная часть кораблей Волжской флотилии вместе с ее командующим Ф.Ф. Раскольниковым отправилась вверх по Каме.

Для начала я процитирую энциклопедию «Гражданская война и военная интервенция в СССР»:

«Ижевско-воткинский мятеж 1918 г., антисоветское выступление в августе – сентябре в Ижевске и Воткинске бывших офицеров, гимназистов, учащихся училища оружейных техников и др., подготовленное местной белогвардейско-эсеровской организацией „Союз фронтовиков“; участвовала в мятеже и часть подпавших под влияние эсеров рабочих».

Современному читателю это опять же ни о чем не говорит. Мало ли летом 1918 г. было городских восстаний против большевиков, например, в Ярославле, Муроме и т. д.

А на самом деле тут большевики получили чисто пролетарское восстание. Но начнем все по порядку. В Сарапульском уезде Вятской губернии расположены два старинных рабочих города – Ижевск и Воткинск. Расстояние между ними около 60 км.

В Ижевске было два казенных завода Военного ведомства – оружейный и сталелитейный. В 1917 г. Ижевский орудийный завод изготовил свыше полумиллиона винтовок Мосина и 1,3 миллиона стволов к ним, а также почти 100 тысяч стволов к пулеметам Максима. Завод производил и 76-мм гранаты, но выпуск их был прекращен в 1915 г., зато в 1917 г. было изготовлено около полумиллиона 76-мм шрапнелей.

В Воткинске крупные заводы тоже были казенными. На них производились паровозы и пароходы.

Принципиально важным является сильное отличие в быте рабочих казенных заводов Прикамья и Урала от рабочих центральной России. На этих казенных заводах было установлено пенсионное обеспечение и выдавались оплачиваемые больничные листы, а главное, практически все рабочие имели большие приусадебные участки.

Ни большевики, ни эсеры до февраля 1917 г. не имели особого влияния в Ижевске и Воткинске. Соответственно в Советах, избираемых с марта 1917 г., в этих городах преобладали беспартийные рабочие. А после развала царской армии в Ижевске и Воткинске стал влиятельной силой «Союз фронтовиков». Формально эта организация не являлась политической и предназначалась для финансовой поддержки и адаптации фронтовиков к мирной жизни. Понятно, что верховодили в «Союзе» младшие офицеры и унтер-офицеры.

На очередных перевыборах в Ижевский Совет рабочих депутатов, проведенных в июне 1918 г., вновь было избрано большинство из беспартийных рабочих. Тогда местные большевики вызвали из Казани отряд из 1500 красногвардейцев, которые и разогнали Ижевский Совет. Власть в городе была узурпирована Исполнительным комитетом, состоявшим только из большевиков. Аналогичная ситуация сложилась и в Воткинске, куда был введен отряд из 800 красноармейцев.

Надо заметить, что по всем густонаселенным уездам Вятской, Уфимской и Пермской губерний были разосланы десятки красноармейских отрядов, посланных Москвой на реквизицию у крестьян хлеба и скота.

В Воткинске и Ижевске большевики начали всячески притеснять рабочих. В частности, они стали отбирать у рабочих приусадебные участки и покосы, запрещать рыбную ловлю и т. д. Логика комиссаров была проста – рабочий должен трудиться только у станка, а иначе он будет независим от новой власти. Многие рабочие имели большие дома и сдавали свою жилплощадь обывателям и пришлому элементу. Теперь же деньги, полученные от постояльцев, рабочие были обязаны сдавать в «коммунальное правление» тем же большевикам.

7 августа 1918 г. в Ижевск по телеграфу пришло известие о взятии чехами и белогвардейцами Казани. Казань расположена в 340 верстах от Ижевска и соединена с ним водным путем по судоходной реке Каме и железной дорогой.

В тот же день, с 3 часов утра, большевики заводским гудком созвали ижевских рабочих на митинг на Михайловской площади. Они зачитали приказ Совета Народных Комиссаров о мобилизации всех прибывших с фронтов Первой мировой войны в ряды Красной Армии для действий против белогвардейцев в Казани. Фронтовики, уже заранее сговорившись, заявили большевикам, что они без оружия и обмундирования из Ижевска никуда не пойдут. Тогда члены исполкома ответили арестом членов «Союза фронтовиков» и нескольких из них расстреляли.

На следующий день, 8 августа, фронтовики сами заводским гудком собрали рабочих на митинг. Члены исполкома, сопровождаемые красногвардейцами, потребовали от рабочих разойтись и пригрозили открыть огонь. Рабочие побежали, но не по цехам, а в проверочную мастерскую, где находилось около 7 тысяч готовых винтовок. Там рабочие довооружились. Надо сказать, что, пользуясь слабостью власти, рабочие с лета 1917 г. уносили с завода винтовки как для собственного пользования, так и для продажи соседям. В итоге большевики в Ижевске в буквальном смысле этого слова оказались лицом к лицу с вооруженным народом.

Итогом стало бегство красногвардейцев и большевиков из города. Несколько десятков из них были изловлены и расстреляны рабочими.


Гражданская власть в городе теперь перешла в руки Ижевского Совета рабочих депутатов, разогнанного большевиками. Однако через пару дней ижевцы убедились, что такой громоздкий (250 человек) орган власти совершенно не способен к оперативному управлению. Поэтому вскоре был организован Комитет членов Учредительного собрания Прикамского края (В.И. Бузанов, Н.И. Евсеев, А.Д. Корякин), Комитет объявил свободу торговли, отменил твердые цены на сельхозпродукты.

Поскольку количество наличных денег в распоряжении Ижевской волости было ограничено, а сколь долго Ижевск будет находиться в изоляции, никто предположить не мог, Прикамский Комитет постановил: «Всем работающим на заводах, всем действовавшим против большевиков с оружием в руках и всем городским и заводским служащим без различия должностей и старшинства – платить всем одинаковое жалованье: 420 рублей в месяц».

Командующим восставшими ижевцами был выбран георгиевский кавалер полковник Д.И. Федичкин. Повстанцы объявили себя Ижевской народной армией.

9 августа повстанцы разоружили эшелон с 360 красноармейцами, шедший на Казань.

14 августа группировка красных численностью в 2500 человек двинулась по железной дороге к Ижевску. Однако в 6 км от Ижевска их поезд попал в засаду Народной армии и был обращен в бегство, несколько десятков красноармейцев попали в плен, 40 из них, ранее действовавших в Ижевске, были расстреляны.

В тот же день, 14 августа, отряд красных в 200 человек пехоты, 50 человек кавалерии при четырех пулеметах наступал от пристани Гольяны на Каме по Гольянскому шоссе на Ижевск. А в это время на Гольянском шоссе ижевских войск не было, но служащие Гольянской железной дороги сообщили по телеграфу о наступлении по этой дороге отряда красноармейцев на Ижевск.

Утром 17 августа рота ижевцев под командованием поручика Мельникова подошла к Воткинску со стороны Сапарульского тракта. Одновременно поднялись воткинские рабочие. Остатки красноармейцев бежали по тракту в направлении села Дебессы.

В первый же день изгнания красных из Воткинска была сформирована первая рабочая рота, а через несколько дней рабочие роты были сведены в «17 августа заводской полк».

В послеперестроечных источниках появились байки о том, что-де воткинцы и ижевцы ходили на красных в психические атаки с красными знаменами и под «Интернационал». Но это не более чем досужие вымыслы журналистов. А вот красные знамена действительно были, и когда позже остатки повстанческих сил соединились с армией Колчака, то белые генералы оказались в затруднительном положении, не зная, что делать со знаменами. В конце концов их заменили на гвардейские георгиевские знамена.

Среди рабочих-воткинцев, сражавшихся с красными, были и большевики, не отказавшиеся от своей идеологии. Они именовали себя «большевиками-мстителями», а советских большевиков – «комиссародержавцами».

Слабость повстанцев заключалась в отсутствии реальной власти. Комитет членов Учредительного собрания состоял из некомпетентных и трусливых болтунов. А ни бывшие царские офицеры, ни рабочие не сумели грамотно организовать оборону. Так, в мемуарах участников восстания говорится об отсутствии 76-мм снарядов, а их, как уже говорилось, серийно выпускали в Ижевске. По неясным причинам, имея такие мощные заводы и квалифицированную рабочую силу, не были созданы бронированные поезда и «бронепароходы». Хотя на создание одного такого изделия требовалось от 3 до 10 дней.

Тем не менее 31 августа отряд штабс-капитана Куракина захватил город Сарапул на Каме. Любопытно, что накануне в Сарапуле произошла стычка между городским советом и штабом 2-й Красной Армии из-за 24 миллионов рублей золотом купеческих денег, хранившихся в сарапульских отделениях банков. Эти деньги штаб 2-й армии забрал себе и удрал с ними в Вятские Поляны, оставив в Сарапуле лишь незначительный отряд красноармейцев. Куракин объявил мобилизацию. Однако мобилизованные там 800 рабочих (малых заводиков и полукустарных мастерских) были действительно «голозадыми» пролетариями с совсем другим менталитетом, чем старинные династии ижевских и воткинских рабочих. Сарапульцы потребовали зачислить себя на все виды довольствия, но воевать с красными не пошли.

Еще более сложной оказалась ситуация в окрестных деревнях. Тут лишь незначительная часть крестьян присоединилась к повстанцам. Большая же часть крестьян купила, а точнее, обменяла на продукты, винтовки у ижевских рабочих. Эта прослойка активно уничтожала красных в районе своих деревень, но в Народную армию не шла.

Ижевско-воткинское восстание не на шутку испугало Москву. Советские газеты и иные средства пропаганды довольно оперативно информировали население о белогвардейских мятежах, высадках интервентов и о победах над оными Красной Армии. А вот все сведения о восстании рабочих были строго засекречены.

Председатель Реввоенсовета Троцкий издал приказ:

«Стереть с лица земли Воткинский и Ижевский заводы, не оставить камня на камне на их местах и беспощадно уничтожить рабочих, изменивших пролетариату и советской власти…»

Повстанцы были окружены на пространстве в 250 км в длину и 150 км в ширину. С юга и запада на повстанцев двинулась 2-я армия (командарм В.И. Шорин, свыше 17 тыс. штыков и сабель, 55 орудий, 230 пулеметов, два бронепоезда). С северо-востока шла 3-я армия. Эмигрантские источники говорят и об участии в боях Красной 5-й армии, но советские источники о ней не упоминают. С 18 сентября в бой вступила Волжская военная флотилия (17 боевых и транспортных судов).

Большевики имели превосходство в численности войск на порядок, если не больше. Вечером 7 ноября 2-я Сводная дивизия (2-й армии) при поддержке бронепоезда «Свободная Россия» после ожесточенных боев овладела Ижевском. В ночь на 13 ноября пал Воткинск. Повстанцы построили понтонный мост через Каму в районе Воткинска, и 13–14 ноября части Народной армии переправились по этому мосту на левый берег.

А что же делала Волжская флотилия с ее 130/50-мм и 102/60-мм корабельными пушками? Почему она не воспрепятствовала переправе повстанцев? Она застряла примерно в 40 км ниже по течению Камы в районе села Гольяны. Там якобы была у белых 122-мм гаубичная батарея. Почему якобы? Никаких попаданий в красные суда не зафиксировано. Правда, с берега велся интенсивный ружейный и пулеметный огонь. Он и смутил храбрых военморов, и они решили постоять у Гольян.

Замечу, что у флотилии хватало и других забот. С 22 октября суда флотилии начали высаживать многочисленные десанты с целью изъятия у местного населения хлеба, а также иного барахла, явно ему, населению, не нужного. 4 ноября начальник десантного отряда моряков Кузнецов взял да и ушел со своим отрядом неведомо куда. На всякий случай комфлота Раскольников отправил телеграмму в Казань, что если оный Кузнецов там объявится, изловить и расстрелять. Да и сам Раскольников уже собирал чемоданы, но на законном основании ехал с повышением на Балтику.

По разным данным, через мост ушло от 10 до 15 тысяч воткинцев. Кроме того, удалось переправить через Каму несколько тысяч винтовок – в подарок Колчаку.

[Буль Баш]

С 8 по 23 сентября 1918 г. в Уфе под председательством эсера Н.Д. Авксентьева проходило так называемое «Уфимское государственное совещание». Из 170 его членов около ста были эсеры. 23 сентября Совещание провозгласило «Временное Всероссийское правительство», председателем которого стал тот же Авксентьев, членами Н.И. Астров, генерал В.Г. Болдырев, П.В. Вологодский, В.М. Зензинов и др. Это «правительство» в народе получило название Уфимской директории.

9 октября Уфимская директория переехала из Уфы в Омск. Директория добилась упразднения всех областных, национальных и казачьих «правительств» и Сибирской областной думы. 3 ноября ей передало власть «Временное сибирское правительство». Комуч отказался от своих претензий на «всероссийскую» власть и был переименован в «Съезд членов Учредительного собрания».

Войска Уфимской директории действовали в конце октября – начале ноября против советских войск на линии восточнее Верхотурья, Кунгур, Оса, восточнее Сарапула, восточнее Мензелинска, восточнее Бугульмы, восточнее Бузулука, Чеганский, Шилина балка: Екатеринбургская группа генерала Р. Гайды (22 тыс. штыков и сабель), группа Люпова (около 10 тыс. штыков и сабель), остатки Поволжской «народной армии» генерала С. Чечека, в ноябре объединенные в группу генерала С.Н. Войцеховского (16 тыс. штыков и сабель), группа Бакича (около 5 тыс. штыков и сабель), уральские белоказаки (около 8 тыс. штыков и сабель). Главные силы оренбургского казачества (свыше 10 тыс. штыков и сабель) под командованием Дутова находились в районе Оренбург – Орск, действуя в направлении Актюбинска.

Состав Уфимской директории был неоднороден. Его левая часть (Н.Д. Авксентьев, В.М. Зензинов) была связана с эсерами, правая часть (О.В. Вологодский, В.А. Виноградов) – с кадетами. Особняком стоял адмирал А.В. Колчак, назначенный 4 ноября военным и морским министром. Любопытно, что в Уфу, а позже в Омск пытался пробраться и беглый премьер А.Ф. Керенский. Однако ЦК партии эсеров решительно высказался против появления Керенского на Волге и в Сибири. Александр Федорович давно превратился в политический труп, не нужный ни Антанте, ни белым.


В ночь на 18 ноября офицерами и казачьими частями был произведен государственный переворот. Уфимская директория была арестована. Переворот прошел почти бескровно – ранен лишь один солдат, да и то чех.

Днем 18 ноября из Омска по всей Сибири было передано срочное сообщение:

«Ввиду тяжелого положения государства и необходимости сосредоточить всю полноту Верховной власти в одних руках, Совет Министров постановил передать временно осуществление Верховной Государственной власти адмиралу Колчаку, присвоив ему наименование Верховного Правителя».

А адмирал Колчак, со своей стороны, обратился к населению со следующим воззванием:

«Всероссийское Временное правительство распалось. Совет Министров принял всю полноту власти и передал ее мне – адмиралу Александру Колчаку.

Приняв крест этой власти, в исключительно трудных условиях гражданской войны и полного расстройства государственной жизни, – объявляю, что я не пойду ни по пути реакции, ни по гибельному пути партийности. Главной своей целью вижу создание боеспособной армии, победу над большевизмом и установление законности и правопорядка, дабы народ мог беспрепятственно избрать себе образ правления, который он пожелает и осуществит великие идеи свободы, ныне провозглашенные по всему миру.

Призываю вас, граждане, к единению, к борьбе с большевизмом, к труду и жертвам!»

Вся власть сосредоточилась в руках «верховного правителя Российского государства» адмирала А.В. Колчака. Реальная власть Колчака распространялась на Сибирь, Урал и часть Оренбургской губернии. 30 апреля 1919 г. власть «верховного правительства» признала «Временное правительство Северной области», обосновавшееся в Архангельске, а 12 июня 1919 г. аналогичное решение принял А.И. Деникин.

Под властью Колчака к концу 1918 г. оказались Сибирь, Урал, Оренбургская губерния и Уральская область.

Вопреки советской пропаганде адмирал Колчак не являлся марионеткой Антанты, но все же испытывал серьезное давление со стороны ее представителей в Сибири. 16 января 1919 г. было подписано соглашение о вступлении представителя Высшего межсоюзного командования французского генерала М. Жаннена в исполнение обязанностей главнокомандующего войсками союзных государств на востоке России и в Западной Сибири. Британский генерал Аймс Нокс назначался руководителем тыла и снабжения колчаковской армии. Колчак как главнокомандующий белогвардейской армией обязывался все оперативные действия согласовывать с Жанненом.

США предоставили Колчаку кредит в 262 млн. долларов и в счет его направили в конце 1918 г. свыше 200 тыс. винтовок, пулеметы, орудия и боеприпасы. В первой половине 1919 г. США послали Колчаку 250 тыс. винтовок, несколько тысяч пулеметов и несколько сотен орудий, а в августе 1919 г. Колчак получил от США свыше 1800 пулеметов, более 92 млн. патронов к ним, 665 автоматических ружей, 15 тыс. револьверов и 2 млн. патронов к ним. Великобритания отправила 2 тыс. пулеметов, Япония – 30 орудий, 100 пулеметов, 70 тыс. винтовок, 42 млн. пулеметных и винтовочных патронов и обмундирование на 30 тыс. солдат. Всего Япония израсходовала на содержание белогвардейских формирований 160 млн. иен.

Япония согласилась признать власть Колчака и оказать ему помощь при условии выполнения им следующих требований: 1) объявить Владивосток свободным портом; 2) разрешить свободную торговлю и плавание по Сунгари и Амуру; 3) предоставить японцам контроль над Сибирской железной дорогой и передать Японии участок Чаньчунь – Харбин; 4) предоставить японцам права рыбной ловли на всем Дальнем Востоке; 5) продать Японии Северный Сахалин.

Колчак мялся: в тылу у него стоял мощный японский экспедиционный корпус, а, с другой стороны, принимать японские условия было как-то неудобно – он же как-никак «борец за единую и неделимую».

Японцы же позаботились и об альтернативе Колчаку. Двадцатисемилетний есаул Г.М. Семенов набрал в Харбине «Особый маньчжурский отряд» из офицеров, казаков и деклассированных элементов. 8 апреля 1918 г. Семенов вторгся в Забайкалье, а в мае на станции Борзя он объявил о создании «Временного Забайкальского правительства» во главе с самим собой. «Правительство» это только с весны до осени 1918 г. получило от Японии военной и финансовой помощи почти на 4,5 млн. руб. За этот же период Франция оказала помощь есаулу Семенову на сумму свыше 4 млн. руб.

Отношения адмирала и есаула явно не клеились. В середине ноября 1918 г. Семенов телеграфировал в Омск об отказе признать верховную власть адмирала Колчака и предлагал на эту высшую должность в русском белом движении свои кандидатуры – генералов Деникина, Хорвата или атамана Оренбургского казачьего войска Дутова. В телеграмме говорилось:

«Если в течение 24 часов я не получу ответа о передаче власти одному из указанных мною кандидатов, я временно, впредь до создания на Западе [Сибири] приемлемой для всех власти, объявляю автономию Восточной Сибири… Как только власть будет передана одному из указанных кандидатов, несомненно и безусловно ему подчинюсь».

От слов бравый есаул перешел к делу и прервал телеграфную связь между Омском и Дальним Востоком, а на Забайкальской железной дороге задержал поезда с военными грузами, отправленными Антантой Верховному правителю России для создаваемой колчаковской армии.

Верховный правитель Колчак в конце ноября 1918 г. издал приказ № 60, в котором есаул Семенов объявлялся изменником. 1 декабря Колчак, встав на путь конфликта с Японией, издал приказ № 61 о ликвидации «семеновского инцидента». Приказ этот гласил:

«Командующий 5-м отдельным Приамурским корпусом полковник Семенов за неповиновение, разрушение телеграфной связи и сообщений в тылу армии, что является актом государственной измены, отрешается от командования 5-м корпусом и смещается со всех должностей, им занимаемых».

Но за Семенова горой встало командование японского экспедиционного корпуса. Японский генерал Юхи заявил, что

«Япония не допустит никаких мер против Семенова, не останавливаясь для этого даже перед применением оружия…».

Именно такую инструкцию получила дислоцированная в Забайкалье 3-я дивизия императорской армии.

Колчак сформировал в Омске правительство, председателем Совета министров которого стал П.В. Вологодский, военным министром – барон А. Будберг, морским министром – контр-адмирал М.И. Смирнов, министром иностранных дел – областник И.И. Сукин, министром внутренних дел – кадет В.Н. Пепеляев.

Колчаковское правительство признало все иностранные долги России – свыше 12 миллиардов золотых рублей. Страны Антанты получили ряд концессий в Сибири. Национализированные большевиками заводы и фабрики были переданы частным владельцам. Земли, захваченные крестьянами, также должны были быть возвращены.

Колчаковские войска 24 декабря 1918 г. взяли Пермь и нанесли тяжелое поражение 3-й и 2-й красным армиям. В Перми немедленно было начато формирование белой военной флотилии на реке Каме.

Командование флотилией принял контр-адмирал Смирнов. Артиллерией кораблей заведовал лейтенант В.С. Макаров, сын адмирала Степана Осиповича Макарова.

Камская речная флотилия должна была состоять из трех боевых дивизионов. 1-й и 3-й дивизионы вооружались в Перми, а 2-й дивизион – в Уфе. В 3-м дивизионе команды плавбатареи «Суффолк» и вооруженного буксира «Кент» состояли из матросов и офицеров британских крейсеров «Кент» и «Суффолк».

[Буль Баш]

Однако в целом участие войск «союзников» было чисто символическим. Те же чехи в 1919 г. мало участвовали в боевых действиях, зато крепко удерживали под своим контролем Транссибирскую магистраль.

Весной 1919 г. началось генеральное наступление войск Колчака. К этому времени у него под ружьем состояло до 300 тыс. человек, однако на фронт омский правитель сумел выставить лишь 140 тыс.

Согласно плану Колчака, войска были сгруппированы следующим образом: Сибирская армия – в районе Перми, Западная армия – в районе Златоуста, а левее – группа генерала Белова. Главный удар колчаковское командование намечало нанести из района Челябинск – Златоуст в направлении на Среднюю Волгу (Симбирск – Самара), где предполагало соединиться с армиями Деникина. Сибирская армия должна была нанести вспомогательный удар в направлении на Вятку – Котлас с целью соединения с войсками северной группы интервентов. 4 марта начала наступление Сибирская армия, а через два дня перешла в наступление и Западная армия.

К концу апреля линия фронта проходила от Оренбурга, западнее Бугуруслана, в 30–40 км восточнее устья Камы, затем шла вдоль реки Вятки, однако сам город Вятка находился в руках красных.

Руководство большевиков объявило, что колчаковское наступление представляет главную угрозу Советской республике, и двинуло на Восточный фронт лучшие части Красной Армии. 10 апреля в состав Южной группы, возглавляемой М.В. Фрунзе и В.В. Куйбышевым, были включены 4-я, 1-я, 5-я и Туркестанские армии.

Фрунзе разработал план разгрома Колчака. Он предложил создать в районе Бузулука мощный кулак и нанести контрудар в направлении на Уфу по недостаточно защищенному флангу противника. План Фрунзе предусматривал выход в глубокий тыл белых. Начало наступления намечалось на 28 апреля.

28 апреля 1919 г. советские войска перешли в решительное контрнаступление. Главным был выбран удар в направлении Бугуруслан – Уфа. Советское командование выбрало направление первого удара в стык 3-го и 6-го Уральских корпусов. Колчаковские войска начали отступление. Причем 9 мая часть 45-го Сибирского стрелкового полка – «Курень Шевченко» (несколько рот солдат-украинцев) – в 70 км восточнее Бугуруслана, у деревни Кузьминовской и станции Сарай-Гир, в полном составе перешла на сторону красных.

Советские войска повели наступление вдоль всего 450 км фронта Западной армии. 4 мая красные захватили Бугуруслан, 6 мая – Бугульму, 17 мая – Белебей. С 28 апреля по 17 мая, разгромив 3-й и 6-й Уральские корпуса, красные части продвинулись на 12 км на восток и подошли к Уфе. Колчаковские войска повсеместно стали отходить на восток.

2-я Красная армия начала наступление 5 июля 1919 г. на части 1-го Средне-Сибирского корпуса и другие части Сибирской армии. 12 июля советские войска захватили Красноуфимск и к 12 июля вышли на дальние подступы к Екатеринбургу. 15 июля Екатеринбург пал, было взято свыше трех тысяч пленных. Остатки колчаковцев отступили в район Челябинска, а частично – в район Златоуста.

В тылу колчаковских войск повсеместно вспыхивали восстания. Партизанское движение к лету 1919 г. охватило значительную часть Алтайской, Томской, Енисейской и Иркутской губерний. В тылу белых существовали пробольшевистские Степно-Баджейская и Тасеевская партизанские республики.

10 ноября 1919 г. колчаковское правительство выехало из Омска в Иркутск, а через четыре дня в Омск вошли красные. Чехословацкие части стали отказываться от сотрудничества с колчаковскими войсками.

А в Иркутске в канун падения Омска на нелегальном заседании представителей Всесибирского краевого комитета эсеров, Бюро сибирской организации меньшевиков, Центрального комитета объединений трудового крестьянства Сибири и Земского политического бюро был создан так называемый «Политцентр». В опубликованной им декларации колчаковский режим квалифицировался как режим военно-монархической реакции, режим насилия и террора, «перед которым бледнеют кошмары последних десятилетий царизма». Он довел государственную и экономическую жизнь Сибири до полного развала во всех сферах, привел ее к порабощению «иностранными силами», особенно Японией. Но теперь он обанкротился полностью и должен быть заменен новыми силами – властью «революционной демократии», руководящим ядром которой «Политцентр» объявил себя.

Руководители «Политцентра» заявили, что в отличие от колчаковской власти они решительно отвергают всякие претензии на «всероссийское правительство», поскольку это ведет лишь к углублению Гражданской войны и расширению иностранного вмешательства. Задача «Политцентра» – создание «местной», сибирской власти, которая будет стремиться к прекращению гражданской войны и «установлению договорных отношений с государственно-демократическими образованиями, возникшими на территории России». Таким образом, «Политцентр» собирался создать некое независимое «демократическое Сибирское государство».

17 ноября 1919 г. сторонники «Политцентра» привлекли на свою сторону чехословацкого генерала Р. Гайду и попытались силой захватить Владивосток. Но союзники не только не поддержали путчистов, но и кое-где применили против них оружие. Путч провалился. Гайду выслали в Китай.

В ночь на 22 декабря 1919 г. сторонники «Политцентра», поддержанные местными большевиками, подняли восстание на окраине Иркутска, а 27 декабря ими был занят весь город.

К этому времени «верховный правитель России» вместе с конвоем и «золотым эшелоном» был задержан чехами в Нижне-Удинске.

3 января 1920 г. чехи захватили «золотой эшелон». В последующие двое суток разбежался и конвой Колчака. 15 января чехи привезли Колчака в Иркутск и вечером того же дня передали уполномоченным «Политцентра». Охраняли Колчака солдаты из немногочисленной Народно-революционной армии «Политцентра».

Власть в Иркутске постепенно переходила от «Политцентра» к пробольшевистскому Военно-революционному комитету (ВРК). 21 января «Политцентр» окончательно передал полномочия ВРК. 7 февраля 1920 г. по постановлению ВРК Колчак был расстрелян.

Еще перед арестом, 4 января 1920 г., Колчак передал Семенову всю полноту военной и государственной власти «на территории Российской восточной окраины», а 8 января Семенов создал «Правительство Российской восточной окраины».

К весне 1920 г. передовые части Красной Армии были приостановлены на рубеже озера Байкал. Это было связано не с сопротивлением белых, а по чисто политическим причинам. Советское правительство желало избежать конфликта с Японией. А, как говорил В.И. Ленин, «вести войну с Японией мы не можем и должны все сделать для того, чтобы попытаться не только отдалить войну с Японией, но, если можно, обойтись без нее».

Поэтому советское правительство решилось на оригинальный ход – создание буферной Дальневосточной республики (ДВР). 6 апреля в Верхне-Удинске (ныне Улан-Удэ) на Учредительном съезде полномочных представителей всего населения Забайкалья состоялось ее провозглашение. В республику организационно вошли Забайкальская, Амурская, Приморская, Камчатская области и Северный Сахалин. Ей же были переданы права России в отчужденной зоне КВЖД.

В январе прошло представительное Учредительное собрание, где руководящая роль принадлежала большевикам. На этом собрании были созданы: орган верховной власти (Правительство) во главе с А.М. Краснощековым и исполнительный орган – Совет министров под председательством коммуниста П.М. Никифорова. Советское правительство признало Дальневосточную республику как дружественное независимое государство.

Народно-революционная армия (НРА) Дальневосточной республики располагала 36 пехотными, 12 кавалерийскими и 17 артиллерийскими полками, 11 бронепоездами, 10 танками, 17 самолетами и 145 автомашинами.

Первоначально власть Временного правительства ДВР фактически распространялась на территорию Западного Забайкалья. В августе 1920 г. исполком Амурской области согласился подчиниться Временному правительству ДВР. Западную и восточную части республики разделяла «Читинская проблема» – район, занятый семеновско-каппелевскими частями и японскими войсками.

Общая численность белогвардейских войск к концу марта 1920 г. в районе Читы составляла около 20 тыс. штыков и сабель, 496 пулеметов и 78 орудий. Активные действия восточно-забайкальских партизан вынуждали белогвардейское командование держать в районах Сретенска и Нерчинска свыше половины своих сил. К западу от Читы и в самом городе белогвардейцы имели до 8,5 тыс. штыков и сабель, 31 орудие и 255 пулеметов. Японские войска (части 5-й пехотной дивизии) имели до 5,2 тыс. штыков и сабель при 18 орудиях.

К этому времени в состав НРА Дальневосточной республики (главнокомандующий Г.Х. Эйхе) входили 1-я Иркутская стрелковая дивизия, партизанские отряды П.П. Морозова, Н.Д. Зыкина, Н.А. Бурлова и другие. Кроме того, в стадии формирования находились Забайкальская стрелковая дивизия и Забайкальская кавалерийская бригада. Для наступления на Читу насчитывалось около 9,8 тыс. штыков и сабель при 24 орудиях и 72 пулеметах.

Первая Читинская операция проводилась 10–13 апреля 1920 г. Учитывая, что японские войска держали под своим контролем железную дорогу, войска НРА вели наступление с севера через перевалы Яблонового хребта. Было создано две колонны войск. Главные силы правой колонны (под командой Е.В. Лебедева; около 2,7 тыс. человек, 8 орудий, 22 пулемета) находились на железнодорожной магистрали, остальная часть наступала на город с юго-запада, стремясь отрезать белогвардейцам путь отступления на юг. Левая колонна (командир В.И. Буров; свыше 6 тыс. человек; 16 орудий, 50 пулеметов) наносила главный удар через перевалы Яблонового хребта.

9 апреля японцы начали отход к Чите по железной дороге. Части правой колонны продвинулись за ними до станции Гонгота. Дальнейшее наступление частей НРА было остановлено белогвардейскими и японскими войсками.

Войска левой колонны к 12 апреля вышли к северной окраине Читы, но японские войска в ходе упорных боев вынудили их отойти к перевалам.

Основные причины неудачи наступления войск НРА – отсутствие достаточного превосходства в силах и особенно в технике и вооружении.

К началу второй Читинской операции (25 апреля – 5 мая 1920 г.) НРА была пополнена Забайкальской кавалерийской бригадой и Верхнеудинской стрелковой бригадой. Для координации действий партизанских отрядов был создан Амурский фронт (командующий Д.С. Шилов).

Японские войска пополнились пехотным полком и трехтысячным отрядом, переброшенным со станции Маньчжурия.

Командование НРА разделило свои войска на три колонны, которые наступали: первая (командир Кузнецов, около 5,5 тыс. человек, 6 орудий, 42 пулемета) – в обход Читы с юга; средняя (командир К.А. Нейман, около 2,5 тыс. человек, 3 орудия, 13 пулеметов) – с запада; левая (командир Буров, около 4,2 тыс. человек, 9 орудий, 37 пулеметов) – с севера и северо-востока. Главные удары наносились с юга и с севера. Партизанские отряды Амурского фронта (12–15 тыс. штыков, 7–8 тыс. сабель, 7 орудий, 100 пулеметов, 2 бронепоезда) должны были овладеть районами Сретенска и Нерчинска.

Осуществить в полной мере замысел операции не удалось, наступление вылилось в ряд разрозненных, несогласованных действий войск. 3 мая противник перешел в контрнаступление и вынудил части НРА к отступлению и переходу (5 мая) к обороне.

Летом 1920 г., несмотря на неудачи наступления НРА на Читу, положение ДВР значительно упрочилось. 17 июля японское командование вынуждено было подписать Гонготское соглашение о прекращении военных действий, а с 25 июля начать эвакуацию своих войск из Читы и Сретенска.

Третья Читинская операция проводилась 1—31 октября 1920 г. Действия регулярных войск НРА западнее Читы были связаны Гонготским соглашением. Поэтому центр тяжести борьбы НРА с белогвардейцами был перенесен в Восточное Забайкалье. Войска Амурского фронта (командующий Д.С. Шилов, затем С.М. Серышев; около 30 тыс. штыков и сабель, 35 орудий, 2 танка, 2 бронепоезда) получили задачу ликвидировать «Читинскую пробку».

Общая численность белогвардейских войск составляла около 35 тыс. штыков и сабель при 40 орудиях и 18 бронепоездах. Главный удар наносился с северо-востока в полосе Нерчинск – станция Карымская. 1 октября начали активные боевые действия партизанские отряды севернее и южнее Читы. 15 октября в наступление перешли войска Амурского фронта и в ходе упорных боев 22 октября овладели станцией Карымская и Читой.

Попытка противника 23 октября перейти в контрнаступление успеха не имела. 30 октября части НРА захватили станции Бырка и Оловянная. Остатки белогвардейцев бежали в Маньчжурию.

В январе 1921 г. состоялись выборы в Учредительное собрание Дальневосточной республики, в результате которых в столице республики – Чите – было создано правительство, руководимое большевиками.

Одновременно с интервенцией на Дальнем Востоке японцы стремились захватить Внешнюю Монголию. Для этого они использовали русских белогвардейцев Семенова и барона Унгерна фон Штернберга фон Пилькау, а также маньчжурского милитариста [в 20—30-е годы ХХ в. милитаристами в Китае называли генералов, контролировавших те или иные районы Китая и не подчинявшихся или почти не подчинявшихся центральному правительству] Чжан Цзолина. Последний, будучи полновластным сатрапом Монголии, боролся за власть с пекинским правительством, сотрудничая с японцами.

Октябрьскую революцию 30-летний барон Унгерн встретил есаулом 3-го Верхнеудинского казачьего полка Забайкальского казачьего войска. Уже в конце 1917 г. он с помощью японцев собрал из всякого сброда отряд в несколько тысяч человек. В июне 1919 г. свое воинство барон переименовал в Туземный корпус, а затем – в Азиатскую конную дивизию. Себе же он присвоил чин генерал-лейтенанта. Выброшенная из России, Азиатская дивизия ворвалась в Монголию и 4 февраля 1921 г. выбила китайцев из столицы Монголии Урги (с 1924 г. Улан-Батор).

Очевидец Волков вспоминал:

«Страшную картину представляла собой Урга после взятия ее Унгерном. Такими, наверное, должны были быть города, взятые Пугачевым. Разграбленные китайские лавки зияли разбитыми дверьми и окнами, трупы гамин-китайцев вперемешку с обезглавленными замученными евреями, их женами и детьми, пожирались дикими монгольскими собаками. Тела казненных не выдавались родственникам, а впоследствии выбрасывались на свалку на берегу речки Сельбы. Можно было видеть разжиревших собак, обгладывающих занесенную ими на улицы города руку или ногу казненного. В отдельных домах засели китайские солдаты и, не ожидая пощады, дорого продавали свою жизнь. Пьяные, дикого вида казаки в шелковых халатах поверх изодранного полушубка или шинели брали приступом эти дома или сжигали их вместе с засевшими там китайцами».

[Юзефович Л. Самодержец пустыни. М.: Эллис Лак, 1993.]

[Буль Баш]

В мае 1921 г. войска барона Унгерна (около 10,5 тысячи сабель, 200 штыков, 21 орудие, 37 пулеметов) вторглись в пределы Дальневосточной республики в районе Троицкосавска. Главный удар они наносили вдоль правого берега реки Селенга, вспомогательный – вдоль ее левого берега с целью перерезать Кругобайкальскую железную дорогу и изолировать Дальневосточную республику от РСФСР. В упорных оборонительных боях с 28 мая по 12 июня 1921 г. части Красной Армии отразили попытки белых прорваться к железной дороге по левому берегу Селенги. Войска барона Унгерна понесли большие потери и отступили в глубь Монголии за реку Иро.

В середине июня 1921 г. красные сформировали экспедиционный корпус 5-й армии под командованием К.А. Неймана в составе 7,6 тыс. штыков и 2,5 тыс. сабель. Корпус располагал 20 орудиями, 2 бронеавтомобилями и 4 самолетами. 27–28 июня части экспедиционного корпуса во взаимодействии с НРА ДВР и Монгольской Народно-революционной армией (МНРА) под командованием Сухэ-Батора начали наступление. 6 июля красные взяли Ургу.

22 августа Унгерн фон Штернберг был взят в плен, а 15 сентября расстрелян по приговору революционного трибунала. Любопытно, что на допросе барон заявил, что его родина Австрия. В какой-то мере это было справедливо, поскольку он родился в австрийском городе Граце во время путешествия его родителей по Европе.

11 июля 1921 г. было образовано Народное правительство Монголии, а 5 ноября подписан договор о сотрудничестве с РСФСР. Власть в Монголии (Внешней Монголии) сосредоточилась в руках революционных элементов, но до мая 1924 г., когда умер последний монгольский хан (богдо-гэгэн), Монголия формально являлась монархией.

12 января 1921 г. войска Дальневосточной республики нанесли поражение белогвардейцам при Волочаевке. 14 февраля был освобожден Хабаровск. Белогвардейские части, прикрываемые японскими войсками, отступили на юг. Народно-революционная армия ДВР успешно продвигалась по направлению к Никольск-Уссурийскому и Владивостоку. Большую помощь революционным войскам оказали партизаны.

Успехи, одержанные НРА и партизанами, с одной стороны, и резкое ухудшение внутреннего и международного положения Японии – с другой, вынудили японское правительство пойти на новые переговоры, на этот раз уже не только с ДВР, но и с РСФСР. В начале сентября 1922 г. в Чаньчуне открылась конференция представителей Японии и объединенной делегации ДВР и РСФСР.

Еще до созыва конференции японцы объявили о выводе войск из Приморья к 1 ноября 1922 г. Делегация ДВР и РСФСР требовала вывода японских войск также и с Северного Сахалина, но японцы отвергли это требование. Чаньчунская конференция была прервана 26 сентября 1922 г.

В 2 часа дня 25 октября 1922 г. стоявшая в бухте Золотой Рог многочисленная японская эскадра с последними экспедиционными войсками на борту подняла якоря и стала выходить в открытое море. Японцы задержались ненадолго на острове Русском, но через несколько дней ушли и оттуда.

В тот же день, 25 октября, в 4 часа дня, войска НРА торжественно, без единого выстрела вступили в город Владивосток, население которого приветствовало своих освободителей от интервентов. Гражданская война на Дальнем Востоке завершилась.

Несколько слов стоит сказать о судьбе кораблей Сибирской флотилии. 23 октября 1922 г. командующий Сибирской военной флотилией адмирал Г.К. Старк увел русские корабли в корейский порт Гензан. Всего было уведено 30 кораблей, в том числе канонерская лодка «Манчжур», ледокол «Илья Муромец», вспомогательный крейсер «Лейтенант Дыдымов» (бывший крейсер пограничной стражи), транспорты, пароходы, минные заградители и т. д. На кораблях находилось около 9 тыс. человек.

Адмирал Старк отобрал в Гензане лучшие суда и повел их в Шанхай. Во время шторма 4 декабря 1922 г. погиб крейсер «Лейтенант Дыдымов». В начале декабря 1922 г. флотилия Старка прибыла в Шанхай. Китайские власти встретили белогвардейцев крайне неприязненно и вскоре предложили покинуть порт. Старк вынужден был подчиниться и 10 января 1923 г. вновь вышел в море, предварительно высадив на берег всех белогвардейцев и гражданских беженцев.

В Манилу вместе со Старком пошли только команды кораблей, и то в неполном составе. (Значительную часть их команд составляли офицеры.) Сделано это было умышленно. В Маниле Старк продал остатки флотилии и ряд пароходов Добровольного флота. Деньги господа офицеры поделили между собой. Сам адмирал Старк уехал в Париж, где безбедно прожил до 1950 г.

[Буль Баш]

Мы оставили Добровольческую армию генерала Корнилова 10 февраля 1918 г., когда она покинула Ростов и двинулась на Кубань. В армии было не более 3,5 тыс. бойцов и около тысячи беженцев – раненых, стариков и женщин. Первый кубанский поход длился 80 дней. Пройдя за это время расстояние в 1200 км, добровольцы, покинув Ростов 9 февраля, 30 апреля вернулись обратно на Дон в станицы Мечетинскую и Егорлыкскую. Длинной петлей они обогнули степную равнину Кубанской области, проникнув даже в горные аулы Северного Кавказа. В ходе похода добровольцы похоронили на Кубани до четырех сотен своих бойцов и вывезли более полутора тысяч раненых. Однако за счет пополнения армии кубанскими казаками ее численность достигла 5 тыс. человек. Первый кубанский поход фактически был рейдом крупного партизанского отряда по тылам противника.

31 марта (13 апреля) 1918 г. добровольцы попытались взять Екатеринодар и были разбиты, а сам Корнилов убит. Генерал Алексеев был ранен, и командование Добрармией принял А.И. Деникин. Добровольцы отступили на Дон, у них оставалось только четыре 76-мм пушки.

Между тем полковник М.Г. Дроздовский еще в декабре 1917 г. собрал на Румынском фронте около тысячи офицеров. 11 марта 1918 г. отряд Дроздовского выступил из Ясс и с боями прошел через Каховку, Мелитополь, Бердянск, Мариуполь и Таганрог. 5 мая он вышел на Дон и соединился с войсками Деникина.

Летом на Дону сложилась довольно пикантная ситуация. Деникин и его воинство вроде бы по-прежнему находились в состоянии войны с Германией. Правда, немцы не предпринимали никаких враждебных действий по отношению к Добрармии. Наоборот, немецкие и австрийские коменданты на железнодорожных станциях помогали русским офицерам пробираться на Дон. А вот атаман Войска Донского П.Н. Краснов летом 1918 г. решился на создание «Доно-Кавказского союза».

Атаман отправил письмо императору Вильгельму II не только от имени Войска Донского, но и от еще не существовавшего «Доно-Кавказского союза», образованного, как писал Краснов, из Донского, Кубанского, Терского и Астраханского войск, из калмыков Ставропольской губернии, а также из горных народов Северного Кавказа. Все эти области, кроме Дона, были в руках большевиков.

Краснов просил в своем письме германского императора

«содействовать к присоединению к войску (Донскому) по стратегическим соображениям городов Камышина и Царицына Саратовской губернии, и города Воронежа, и станции Лиски, и Поворина» и сообщал, что «всевеликое Войско Донское обязуется за услугу Вашего Императорского Величества соблюдать полный нейтралитет во время мировой борьбы народов и не допускать на свою территорию враждебные германскому народу вооруженные силы, на что дали свое согласие и атаман Астраханского войска князь Тундутов, и Кубанское правительство, а по присоединении остальные части Доно-Кавказского союза».

В послании Вильгельму была и такая фраза:

«…тесный договор сулит взаимные выгоды, и дружба, спаянная кровью, пролитой на общих полях сражений воинственными народами германцев и казаков, станет могучей силой для борьбы со всеми нашими врагами».

[Цит. по: Лехович Д.В. Белые против красных. Судьба генерала Антона Деникина. М.: Воскресенье, 1992.]

Тут Антон Иванович оказался в положении гимназистки, равно желающий «и капитал приобрести, и невинность соблюсти». С одной стороны, он был «борцом за единую и неделимую», а с другой – немцы поставляли Краснову боеприпасы и амуницию, часть из которых атаман сплавлял в Добрармию. А германское командование смотрело на это сквозь пальцы. Да и вообще, немцы были рядом, в нескольких десятках километров, и могли без труда турнуть Добрармию из Донской области. В итоге Деникин немного поломался, а потом стал просить Краснова включить в состав Верховного Совета «Доно-Кавказского союза» представителей Добровольческой армии, а самого Деникина назначить командующим вооруженными силами «Доно-Кавказского союза», который уже стал германским протекторатом.

В ночь на 10 (23) июня 1918 г. Добровольческая армия отправилась с Дона во Второй кубанский поход. 3 (16) августа добровольцы выбили красных из Екатеринодара. На следующий день туда заявились представители Кубанского правительства и рады. Они вновь попытались создать на Кубани некое гособразование. 31 августа (по новому стилю) в Екатеринодаре было создано правительство – «Особое совещание». Позже оно трансформировалось в совещательный орган при главкоме Деникине.

К середине августа 1918 г. добровольцам удалось освободить от большевиков западную часть Кубанской области, занять Новороссийск и утвердиться на побережье Черного моря.

К началу ноября добровольцы полностью очистили от большевиков Кубанскую область, а к началу февраля 1919 г. – весь Северный Кавказ.

В ноябре 1918 г. Германия капитулировала, и началась эвакуация германских войск с территории бывшей Российской империи.

В такой ситуации Деникин решил оперативно связаться с представителями Антанты. Еще в апреле 1918 г. бывший командующий Румынским фронтом генерал от инфантерии Д.Г. Щербачев, бежавший к румынам, был объявлен представителем Добровольческой армии при королевском дворе. В октябре 1918 г. Щербачев в Бухаресте вступил в переговоры с французским генералом А. Бертело, который был назначен главнокомандующим союзными силами в Румынии, Трансильвании и на юге России.

3 ноября 1918 г. Щербачев после переговоров с Бертело доложил Деникину, что результаты совещания превзошли все его ожидания. Он писал, что генерал Бертело, имеющий поддержку премьер-министра Франции Клемансо, уполномочен «проектировать и осуществлять все вопросы политические и военные, касающиеся юга России и спасения его от анархии». Генерал Щербачев сообщил о достигнутом между ним и генералом Бертело соглашении:

«Для оккупации Юга России будет двинуто настолько быстро, насколько это возможно, 12 дивизий, из коих одна будет в Одессе на этих же днях.

Дивизии будут французские и греческие.

Я (генерал Щербачев) буду состоять по предложению союзников и генерала Бертело при последнем и буду участвовать в решении всех вопросов.

База союзников – Одесса; Севастополь будет занят также быстро.

Союзными войсками Юга России первое время будет командовать генерал д’Ансельм с главной квартирой в Одессе.

По прибытии союзных войск, кроме Одессы и Севастополя, которые будут, несомненно, заняты ко времени получения Вами этого письма, союзники займут быстро Киев и Харьков с Криворожским и Донецким бассейнами, Дон и Кубань, чтобы дать возможность Добровольческой и Донской армиям прочнее организовать и быть свободными для более широких активных операций.

В Одессу, как в главную базу союзников, прибудут огромное количество всякого рода военных средств, оружия, боевых огнестрельных запасов, танков, одежды, железнодорожных и дорожных средств, аэронавтики, продовольствия и проч.

Богатые запасы бывшего Румынского фронта, Бессарабии и Малороссии, равно как и таковые Дона, можно отныне считать в полном вашем распоряжении…».

Генерал Деникин позже вспоминал:

«Это письмо своей определенностью выводило нас, наконец, из области предположений. Широкая и конкретная постановка вопроса открывала перед нами новые, необычайно благоприятные перспективы, ставила новые задачи в борьбе с большевиками».

24 ноября в Севастополь пришел британский легкий крейсер «Кентербери», посланный на разведку. А на следующий день заявилась большая эскадра «тетушки Антанты». Как писал Оболенский, ставший главой губернского земского собрания:

«Солнце грело, как весной, зеленовато-синее море ласково шумело легким прибоем у Приморского бульвара, с раннего утра наполнившегося густой толпой народа, с волнением ожидавшего приближения эскадры. Я тоже присоединился к этой толпе. Все напряженно смотрели в прозрачную синюю даль. Вдруг толпа заволновалась, кто-то из стоявших на скамейках крикнул – „вот они“, и действительно, на горизонте показалась полоска дыма, потом другая, третья… Суда шли в кильватерной колонне. Дредноуты, крейсера, миноносцы…».

[Цит. по: Алтабаева Е.Б. Смутное время: Севастополь в 1917–1920 годах.]

Впереди шли британские дредноуты «Суперб» и «Темерер», за ними – французский дредноут «Джастис» («Justice») и итальянский «Леонардо да Винчи», крейсера «Галатея», «Агордат» и девять эсминцев.

«Толпа кричала „Ура!“ и махала шапками. Наконец, свершилось то, чего мы ждали в течение четырех лет войны и двух лет разложения России».

Как только дредноуты бросили якорь, к британскому флагману двинулись три катера: на одном находились деятели нового крымского правительства, на другом – губернского земского собрания, а на третьем – представители Добровольческой армии. Англичане быстро поставили почетную публику на место, как в переносном, так и в прямом смысле. Им пришлось постоять пару часов в помещении линкора, где не было мест для сидения. Затем их принял британский адмирал Колторн. Он выслушал гостей, но отказался вступать в какие-либо переговоры, сославшись на отсутствие инструкций от своего правительства.

На берег были высажены шестьсот британских морских пехотинцев и 1600 сенегальцев из 75-го французского полка. Англичане строго потребовали, чтобы на всех судах в Севастополе были спущены Андреевские флаги и подняты английские. Однако другие союзники потребовали и свою долю в разделе германских и русских судов.

Как писал советский военно-морской историк В. Лукин:

«Англичане споров не заводили, и когда французы пожелали поднять свои флаги на боевых германских подводных лодках, коих было четыре „UB-14“, „UВ-42“, „UВ-37“, „UВ-23“, то англичане спустили на двух из них свои флаги, а французы подняли свои. На „Воле“ и миноносцах были подняты английские флаги и посажена английская команда (было оставлено всего три русских офицера), и суда эти отправились в Измид (залив и порт в Мраморном море). Германские подводные лодки англичане быстро снабдили командой, и через три дня суда стали опять действующими боевыми судами, но уже английского флота. Французы лодки только перекрасили, ими не воспользовались, и их две лодки пришли вскоре в полный беспорядок. Про весь происшедший разбор флота напрашивается такая заметка, если судить по имеемым письменным документам. Англичане желали все годное в боевом отношении забрать себе или сделать так, чтобы этих судов не было, т. к. всякий военный флот, кроме своего, им органически противен; французы желали взять флот для того, чтобы как трофеи привести его в свои порта; итальянцы были скромны и вели себя вежливо, греки зарились на коммерческие суда. Для русского офицерства приход союзников вместо ожидаемой радости принес много огорчений. Они не учли того, что Россия была дорога Антанте, как сильный союзник, с потерей же силы – Россия потеряла для них всякое значение. В политическом положении союзники не могли разобраться (и сами русские офицеры в этом путались). Становятся понятными все огорчения офицеров группы „Андреевского флага“, когда например, французы потребовали разоружения русских подводных лодок. Союзники желали обеспечить себя и только, и поэтому оставить лодки боеспособными было для них рискованно. Англичане так и сделали – они сразу увели суда в Измид – „подальше от греха“ как говорится. Им в местной политике белогвардейской России, конечно, было разбираться трудно: так например, когда командующим русскими морскими силами на Черном море был назначен адмирал Канин (назначение это было не то „Крымского“, не то „Уфимского“ правительства), добровольческая армия выдвинула своего адмирала Герасимова. К 27 ноября оказалось, что Канин – Коморси всего моря, а в портах, занятых добрармией – Герасимов; затем – Герасимов является морским советчиком при начальнике армии в Екатеринодаре, а позднее – идет целый ряд новых комбинаций».

[Гражданская война. Боевые действия на морях, речных и озерных системах. Т. III. Юго-запад / Под ред. А.А. Соболева, Ленинград. 1925.]

Лукин писал это в 1923 г., в пору относительной свободы слова в СССР. Однако уже в начале 1930-х годов советские историки создали миф о «походах Антанты», которая якобы хотела задушить молодую Советскую республику и восстановить в России власть капиталистов и помещиков. Увы, реальное состояние дел в 1918–1919 гг. не только на Черном море, но и на Севере и на Дальнем Востоке ничего не имело общего с этим мифотворчеством. Союзники были совсем не против свержения советской власти, но они вовсе не жаждали увидеть во главе «единой и неделимой» России сильного диктатора типа Колчака или Деникина.

[Буль Баш]

Союзники пришли не для участия в классовой борьбе, а за… «зипунами»! Да, да, они пришли грабить, а при хорошем раскладе и добиться иных политических целей. При этом на первом этапе их более заботили не большевики, а друзья-союзнички – как бы те не урвали более жирные куски. На Черном море англичане побаивались французов и итальянцев, а на Дальнем Востоке американцы – японцев и т. д. Соответственно, интервенты во всех регионах пытались балансировать между белыми армиями и самостийными правительствами.


«Тетушка Антанта» в ноябре—декабре 1918 г. высадила десанты не только в Крыму, но и в районах Одессы, Николаева, Херсона, а также в главных портах Кавказа. Основной контингент оккупантов составляли французы и греки. Наступать в глубь Украины союзники не имели ни сил, ни желания.

Между тем гетман Скоропадский оправдал свою фамилию и убежал из Киева, переодевшись раненым германским офицером (обмотав лицо и голову бинтами). Михаил Булгаков в знаменитой пьесе «Дни Турбиных» почти документально показал финал этой политической оперетты.

В начале 1919 г. Украина погрузилась в хаос. В центральной и восточной частях Украины действовали красные и петлюровцы, а главное – различные банды, в западной части существовали различные местные государственные формирования и банды поляков. За 1919 г. Киев переходил из рук в руки не менее шести раз.

В Крыму в январе—марте 1919 г. боевых действий не велось, но установилось многовластие. Оккупанты создали свой орган власти под руководством полковника Труссона, по-прежнему существовало и кадетско-эсеро-меньшевистское Краевое правительство. На полуострове была сформирована Крымская дивизия под командованием генерал-майора А.В. Корвич-Круковского, подчинявшаяся власти Деникина. В декабре дивизия была переформирована в Крымско-Азовский корпус, командующим которого стал генерал-майор А.А. Боровской. В степных районах власть принадлежала татарским националистам. Все эти четыре власти ненавидели друг друга, но не пытались силой нарушить хрупкий политический баланс на полуострове. Это было вызвано нехваткой сил у каждой из сторон, а главное, общей боязнью большевиков.

2 апреля 1919 г. в Севастополь прибыл перешедший на службу в Добрармию контр-адмирал М.П. Саблин. Деникин назначил его на пост «Главного командира судов и портов Черного моря». В инициативном порядке русские морские офицеры создали в Крыму флотилию из нескольких вооруженных мобилизованных гражданских судов и подводной лодки «Тюлень». В конце марта – начале апреля эта белая флотилия начала действовать на Азовском море и в Керченском проливе.

Любопытно, что и крымское Краевое правительство решило создать собственный флот. По его указанию мичман Г.М. Галафре начал восстановление миноносца «Живой».

В первые дни апреля 1919 г. 1-я Заднепровская Украинская советская дивизия прорвала оборону деникинцев на Перекопе и начала наступление в степном Крыму. 7 апреля Краевое правительство бежало из Симферополя в Севастополь под защиту союзного флота. Однако там они быстро поняли, что «тетушка» тоже начала собирать чемоданы.

10 апреля в середине дня члены Краевого правительства с семьями собрались на Графской пристани. Отсюда их перевезли на катерах на греческое судно «Трапезонд». Но отход судна был отложен из-за разногласий с главнокомандующим сухопутными войсками Антанты полковником Труссоном. Он категорически требовал, чтобы министры передали ему все деньги, взятые из Краевого банка и казначейства Севастополя. Сумма это достигала одиннадцати миллионов рублей. Члены Краевого правительства пытались объяснить, что часть денег уже потрачена на жалованье чиновникам, съехавшимся со всего полуострова, и на организацию эвакуации. Но эти объяснения для полковника были малоубедительны, и он пригрозил оставить Краевое правительство в Севастополе. В результате через два дня французам были переданы семь миллионов рублей и значительные ценности из банков Симферополя и Севастополя.

Каково! Чем не разборки крутых парней?!

Драпануть «краевым» удалось только 15 апреля на греческом судне «Надежда». 16 апреля красные подошли к окраинам Севастополя. Союзное командование, не уверенное в своих солдатах, вступило в переговоры с большевиками. В конце концов было достигнуто какое-то соглашение. Я пишу «какое-то», поскольку его оригинальный текст так и не был опубликован официальными историками, как западными, так и советскими. И те, и другие предпочитают держать его в секретных фондах. Суть же соглашения ясна: союзники сдают Севастополь красным, а те не мешают им уничтожать корабли Черноморского флота и вывозить награбленное.

Под соглашением поставили свои подписи начальник штаба 1-й Крымской дивизии Красной Армии Сергей Петриковский, комиссар дивизии Астахов и французский полковник Труссон.

Председатель Реввоенсовета Л.Д. Троцкий счел это соглашение предательским и приказал передать дело Петриковского в ревтрибунал. Однако у последнего были какие-то связи с Дмитрием Ильичем Ульяновым, и тот быстренько накатал письмо брату. В результате Петриковский вышел сухим из воды.

Соглашение, подписанное Петриковским, дало возможность союзникам увести из Севастополя десятки боевых судов и транспортов. Так, самый сильный корабль Черноморского флота «Воля» был уведен англичанами в турецкий порт Измид, где он стал рядом с германским «Гебеном».

У линейных кораблей дредноутного типа «Иоанн Златоуст», «Евстафий», «Борец за свободы» (бывший «Пантелеймон»), «Три Святителя», «Ростислав», «Синоп», а также крейсера «Память Меркурия» англичане взорвали машины и тем самым сделали невозможным их использование в течение всей Гражданской войны.

26 апреля англичане вывели в открытое море на буксире одиннадцать русских подводных лодок и затопили их, двенадцать подводных лодок типа «Карп» были затоплены в Северной бухте. Французы тем временем взорвали ряд фортов Севастопольской крепости, а также разгромили базу гидроавиации, уничтожив все самолеты. Лишь два гидросамолета французы погрузили на русский транспорт «Почин», который был уведен интервентами в Пирей.

Обратим внимание: по версии советских историков, союзники прибыли в Россию, чтобы помогать белым, но, несмотря на все мольбы командования Добрармии, интервенты категорически отказались передавать им боевые корабли Черноморского флота. Кстати, то же самое произошло и на Каспийском море, где англичане до осени 1919 г. не допустили создания белогвардейской флотилии, а затем, уходя, отдали самые ценные корабли царской Каспийской флотилии «Карс», «Ардаган» и другие… мусаватистам (азербайджанским националистам), а белым – лишь несколько вооруженных пароходов, которые ранее числились наливными шхунами. Это еще одна хорошая иллюстрация того, что Англии, да и Западу вообще, как кость в горле был императорский флот, и они не желали видеть любой русский флот – хоть советский, хоть деникинский.

Как уже говорилось, белым удалось в феврале – марте 1919 г. захватить подводную лодку «Тюлень» и несколько вооруженных пароходов. А в апреле к ним присоединился крейсер «Кагул» (бывший «Очаков»). Крейсер был в прекрасном состоянии, в 1917 г. на нем завершился капитальный ремонт. Он получил новую артиллерию: четырнадцать 130/55-мм пушек, две 75/50-мм пушки Кане, переделанные для зенитной стрельбы, и два 40-мм зенитных автомата Виккерса. По непонятным причинам немцы в 1918 г. сделали крейсер «плавбазой» водолазной партии, работавшей по подъему линкора «Императрица Мария». Союзники же решили, что находившийся в затрапезном виде крейсер ни на что не годен, и оставили его в покое.

Этим воспользовались белые. «Капитан 2 ранга Потапьев начал набирать команду и готовить крейсер к походу. К моменту ухода из Севастополя команда крейсера состояла из 42 морских офицеров, 19 инженеров-механиков, двух врачей, 21 сухопутного офицера, нескольких унтер-офицеров и 120 охотников флота, включая три десятка присланных из Екатеринодара кубанских казаков, и это при нормальном составе в 570 человек».

Замечу, что «охотниками» в дореволюционной русской армии называли добровольцев. Увы, среди этих охотников не было ни одного профессионального моряка. В основном это были юнкера, гимназисты, семинаристы и т. д.

«Кагул» не был исключением, в 1919–1920 гг. белый флот на Черном море имел низкую боеспособность из-за отсутствия профессиональных матросов. Так, в конце апреля 1919 г. из-за недостатка кочегаров «Кагул» мог идти лишь со скоростью 6 узлов.

15—16 апреля белая флотилия в составе «Кагула», «Тюленя», посыльных судов «Буг» и № 7, а также нескольких буксиров и транспортов покинула Севастополь. Пароход «Дмитрий» вел на буксире подводные лодки «Утку» и «Буревестник», буксир «Бельбек» – миноносец «Жаркий», буксир «Доброволец» – миноносец «Живой», который с полпути пошел своим ходом. Кроме того, на буксирах шли эсминцы «Поспешный» и «Пылкий», миноносцы «Строгий» и «Свирепый», канонерская лодка «Терец», посыльное судно № 10 (бывший миноносец № 258) и транспорт «Рион». Белая флотилия направлялась в Новороссийск.

Помимо Севастополя корабли Антанты прибыли и в Одессу, Николаев, Феодосию и Новороссийск. Так, 23 ноября в Новороссийский порт вошла союзная эскадра в составе двух миноносцев и двух крейсеров – «Эрнст Ренан» и «Ливерпуль».

Деникин вспоминал:

«Новороссийск, а затем Екатеринодар встречали союзников необыкновенно радушно, со всем пылом открытой русской души, со всей страстностью истомленного ожиданием, сомнениями и надеждами сердца. Толпы народа запрудили улицы Екатеринодара, и их шумное ликование не могло не увлечь своей непосредственностью и искренностью западных гостей».

Казалось бы, для союзников все стало ясно и просто – поддержать всеми силами Деникина и помочь ему свергнуть советскую власть по всей территории бывшей Российской империи. Однако никто из лидеров Антанты не собирался воссоздавать «единую и неделимую», хотя все желали искоренения большевизма. Часть западных политиков считала целесообразным расчленить Россию на несколько десятков государств. Вспомним, что в 1980-х годах академик Сахаров тоже мечтал расчленить СССР на три десятка государств.

Другие же, более реалистичные политики предлагали после разгрома большевиков превратить Россию в рыхлую конфедерацию полунезависимых регионов. Историк-эмигрант Дмитрий Лехович писал:

«Черчилль утверждал, что политика расчленения России не может иметь успеха, она приведет лишь к бесконечным войнам, в результате которых возникнет враждебное Западу, воинствующее и милитаристское государство, будь то под властью большевиков или под флагом реакционеров. Он настаивал, чтобы все усилия Англии были направлены к созданию федеративной России, с обеспечением местной автономии, но без нарушения принципа единства страны.

Черчилль предвидел возможность реванша со стороны окрепшей со временем Германии и в борьбе с этой угрозой желал иметь в Восточной Европе (кроме Польши) не серию мелких и слабых государств, а сильную, единую и дружески расположенную к Англии Россию.

Премьер-министр Великобритании Ллойд Джордж русской истории не знал и настолько плохо разбирался в современных русских событиях, что в одной из своих речей в Британском парламенте, перепутав названия городов с фамилиями генералов, говорил о военной помощи, которую Англия оказывала тогда генералу Деникину и… генералу Харькову! («Эпизод с генералом Харьковым, – писал Деникин, – служил долго предметом острословия южно-русских газет».)

Ллойд Джордж лавировал между помощью белому движению, желанием торговать с Советским правительством и стремлением поддерживать самостоятельность мелких государств, возникших на окраинах бывшей Российской империи. Он открыто высказывался за раздробление России.

Двойственность британской политики, расхождения во взглядах между Черчиллем и Ллойд Джорджем, с одной стороны – русофильство, с другой – русофобство, отсутствие ясно продуманной программы действий – все это приводило Деникина в полное уныние. И однажды с присущей ему откровенностью он спросил англичан, «в каком качестве они пришли на Кавказ – в качестве ли друзей, или врагов»?».

[Лехович Д.В. Белые против красных.]

Антанта одновременно помогала новообразованным Прибалтийским республикам, Польше, Украинской Директории, Грузии и Азербайджанской республике. Правда, главным получателем помощи стал Деникин, хотя общая сумма помощи националистам существенно превышала средства, выделяемые Добрармии.

С марта по июнь 1919 г. Добрармия получила из Великобритании 100 тыс. винтовок, 2 тыс. пулеметов, 315 орудий, 200 самолетов, 12 танков. Во втором полугодии 1919 г. Великобритания предоставила Деникину 250 тыс. винтовок, 200 орудий, 30 танков, а также огромное количество боеприпасов и снаряжения. Из США деникинцы летом и осенью 1919 г. получили около 100 тыс. винтовок, свыше 140 тыс. пар обуви и значительное количество боеприпасов.

В мае 1919 г. деникинские войска начали большое наступление на всех фронтах. К этому времени Вооруженные Силы Юга России состояли из трех армий – Добровольческой, Донской и Кавказской – и из нескольких самостоятельных отрядов. Командующим Добрармией был назначен генерал Май-Маевский, командующим Донской армией – генерал Сидорин, командующим Кавказской армией – генерал Врангель.

В июне 1919 г. «добровольцы» овладели всем Крымом. При этом решающую роль сыграл небольшой десант, высаженный в Коктебеле с крейсера «Кагул», буксира «Дельфин» и британского эсминца. Командовал десантом генерал Я.А. Слащов.

Дмитрий Лехович писал:

«Успех деникинских войск вдоль всего фронта развивался с невероятной быстротой. За первый месяц наступления, опрокидывая противника, Добровольческая армия продвинулась широким фронтом на 300 с лишним километров в глубь Украины. 10 июня генералом Кутеповым был взят Белгород, 11 июля добровольческие отряды захватили Харьков. 16 июня конные части генерала Шкуро ворвались в Екатеринослав и вскоре завладели всем нижним течением Днепра.

Тем временем Кавказская армия генерала Врангеля наступала на Царицын. Советская власть называла тогда будущий Сталинград «красным Верденом» и клялась никогда не сдать его противнику.

17 июня, прорвав красные укрепления, Кавказская армия ворвалась в Царицын…

В начале августа были заняты Херсон и Николаев, 10 августа захвачена Одесса; 17 августа – Киев; 7 сентября войска 1-го армейского корпуса, которым командовал генерал Кутепов, заняли Курск; 17 сентября конница генерала Шкуро закрепилась в Воронеже; 30 сентября части генерала Кутепова заняли Орел. Радостный перезвон московских колоколов уже звучал в ушах белого командования».

[Буль Баш]

Увы, на самом деле это была бездарная авантюра. Осенью 2005 г. в связи с перезахоронением останков Деникина в российских СМИ была начата шумная кампания по возвеличиванию великого русского полководца А.И. Деникина, который двинулся на Москву спасать русский народ от злодеев-большевиков. Причем большевиков средства массовой информации представляли какими-то неземными пришельцами, прямо как марсиан у Герберта Уэльса. Не удивлюсь, если завтра какой-нибудь демократ напишет, что Ленин привез 10 миллионов большевиков в «пломбированном вагоне» из Германии.

На самом же деле Деникин был весьма заурядным генералом. Сути Гражданской войны он так и не понял, даже сидя за мемуарами в Париже. В Добрармии были прекрасные офицерские полки, и, сосредоточив их на одном направлении удара, понятно, на московском, грамотно используя танки и артиллерию, осенью 1919 г. вполне можно было взять Москву. Это была не Первая мировая, а Гражданская война, когда эскадрон мог быть сильнее дивизии, четыре бронепоезда могли разгромить целую армию (взятие Баку в апреле 1920 г.) и т. д. Другой вопрос, что со взятием Москвы Гражданская война не закончилась бы, а лишь затянулась.

Деникин же разбросал свою армию чуть ли не на 1500-километровом фронте от Киева до Царицына и был вдребезги разбит.

Первоначальные успехи Деникина объясняются, с одной стороны, рыхлостью красных частей, а с другой – желанием значительной массы обывателей поиграть в демократию, в эсеров, в меньшевиков, в анархистов. Характерный пример: в начале июня 1919 г. в занятом красными Севастополе было всего 100 коммунистов и от 400 до 500 сочувствующих. Многие еще не осознавали, что на дворе не 1917-й, а 1919 год, и есть только две партии – деникинцы и большевики. Тут генерал-лейтенант Деникин оказал огромную услугу товарищу Ленину, превратив в труху все партии болтунов-краснобаев – кадетов, эсеров, меньшевиков и др. Именно благодаря Деникину народ пошел к большевикам.

Болтовне СМИ о народной поддержке Деникина я противопоставлю мелкий, но типичный пример – выдержку из рапорта командира миноносца «Живой» за 14 (27) – 15 (28) апреля 1919 г. В рапорте говорится, что «в 4 часа 30 мин. миноносец вышел в море из Новороссийска восьмиузловым ходом. В 10 часов в кочегарке упустили воду, дали самый малый ход. В 11 часов застопорили машины, т. к. люди очень устали. В 12 часов дали ход. В 13 часов застопорили опять, ибо мало пару. В 15 часов в помощь кочегарам посланы люди с верхней палубы и все офицеры. В 16 часов дали малый ход. В 23 часа подошли к Туапсе, где держались малым ходом. В 4 часа 30 мин. вошли на рейд Туапсе, после чего миноносец около 2-х суток занимался переборкой механизмов для дальнейшего плавания. Непривычные к физическому труду люди быстро выдыхаются и делаются ни к чему непригодными». – так заканчивается донесение.

Хреново воевать без народа! А куда делись матросы – трюмные, кочегары и др.? Они были на бронепоездах и речных канонерках красных, а в крайнем случае носились на махновских тачанках по Северной Таврии.

Что мог дать Деникин русскому народу?

Да он даже пообещать ничего не мог! Даже наврать! Идеологи белого движения были идейными импотентами. Они не могли дать ответа на самые животрепещущие вопросы: форма правления – республика, монархия или что? Кому будет принадлежать земля – крестьянам или помещикам? На все единый ответ: придет время – узнаете.

Естественно, что народ не желал получать «кота в мешке».

А пока «по закону о сборе урожая 1919 года» (июль) 1/3 хлеба, 1/2 трав и 1/6 овощей, собранных крестьянами, безвозмездно поступали возвратившимся помещикам или арендаторам.

Для оказания помощи армии в подавлении любых выступлений населения против Деникина с июня 1919 г. началась организация бригад «государственной стражи». В сентябре было организовано 20 губернских, краевых и городских бригад численностью свыше 77 тыс. человек. Члены этих бригад считались состоящими на военной службе.

Единственный вопрос, на который идеологи Добрармии давали четкий ответ – целостность «единой и неделимой России». Это был фактически единственный козырь белой пропаганды. На бортах деникинских бронепоездов красовались гордые названия «Единая Россия», «Минин», «Пожарский» и т. д. Но, увы, на самом деле все вожди белого движения – Колчак, Деникин, Юденич, Миллер, Семенов и другие – находились в большой зависимости от государств Антанты. Мало того, эти вожди систематически заключали сделки, продавая русские земли многочисленным самостийным государственным образованиям, возникавшим в 1918–1920 гг. на территории бывшей Российской империи.

Естественно, возникает вопрос: можно ли было верить белым вождям в вопросе территориальной неприкосновенности России?

Я отвечу цитатой:

«Мне было ясно тогда, неспокойным летом двадцатого года, как ясно и сейчас, в спокойном тридцать третьем, что для достижения решающей победы над поляками Советское правительство сделало все, что обязано было бы сделать любое истинно народное правительство. Какой бы ни казалось иронией, что единство государства Российского приходится защищать участникам III Интернационала, фактом остается то, что с того самого дня Советы вынуждены проводить чисто национальную политику, которая есть не что иное, как многовековая политика, начатая Иваном Грозным, оформленная Петром Великим и достигшая вершины при Николае I: защищать рубежи государства любой ценой и шаг за шагом пробиваться к естественным границам на западе! Сейчас я уверен, что еще мои сыновья увидят тот день, когда придет конец не только нелепой независимости прибалтийских республик, но и Бессарабия с Польшей будут Россией отвоеваны, а картографам придется немало потрудиться над перечерчиванием границ на Дальнем Востоке».

[Великий князь Александр Михайлович. Воспоминания. М.: Захаров, АСТ, 1999.]

Любопытно, кто сие написал? Какой-нибудь сменовеховец или «красный граф» типа Алексея Толстого? Увы, эти строки принадлежат великому князю Александру Михайловичу, у которого большевики отняли все чины и поместья и даже расстреляли двух братьев.

Кроме большевиков, ни одно движение не смогло бы воссоздать в 1922 г. государство Российское. Пусть были и небольшие потери, но и их большевики вернули через 20–25 лет, согласно пророчеству великого князя.

Какую Единую Россию мог создать Деникин, если он даже у себя в тылу не мог создать нормально функционирующую управляющуюся структуру?

Вот характерный пример. В Севастополе Деникин приказал распустить все старые органы самоуправления, и 15 сентября 1919 г. прошли перевыборы в городские думы и земские учреждения. Результаты этих выборов весьма любопытны.

«Из 71 гласного 38 были представителями социал-демократов и социалистов-революционеров, 12 мест получил демократический блок, 21 член городской думы представлял интересы домовладельцев».

Сразу поставлю точки над «i». Такой результат говорит не о демократичности белых, а лишь об отсутствии у них убедительной политической платформы.

31 августа Деникин сформировал правительство Юга России, так называемое «Особое совещание», но он сам в мемуарах писал:

«На территории, освобождаемой Добровольческой армией, самим ходом событий установилась диктатура в лице Главнокомандующего».

На самом деле у Деникина были армия, контрразведка и даже бюро пропаганды «ОСВАГ», но у Деникина не было и не могло быть партии, а главное, не было надежной опоры среди населения.

Лехович писал:

«Разросшись к середине 1919 года количественно, она [Добровольческая армия] не приняла облика регулярной армии, в ней сохранились прежние принципы партизанства. По-прежнему большинство ее частей формировалось и вооружалось на ходу во время похода.

Большим злом, развращавшим армию и настраивающим против нее местное население, было так называемое «самоснабжение», то есть реквизиция воинскими частями продовольствия и фуража по всей прифронтовой полосе».

[Лехович Д.В. Белые против красных. Судьба генерала Антона Деникина.]

Главнокомандующий не мог не знать об этом. Деникин рассылал личные письма командующим армиями и предлагал принимать «строжайшие меры», но, увы, это было гласом вопиющего в пустыне.

«Одно из этих писем, отправленное им генералу Май-Маевскому, впоследствии попало в руки большевиков и было опубликовано. В нем Деникин обрушивался на командующего Добровольческой армией:

“Происходят грандиозные грабежи отбитого у большевиков государственного имущества, частного достояния мирного населения; грабят отдельные воинские чины, небольшие шайки, грабят целые воинские части, нередко при попустительстве и даже с соизволения лиц командного состава. Разграблено и увезено или продано на десятки миллионов рублей самого разнообразного имущества, начиная с интендантских вещевых складов и кончая дамским бельем. Расхищены кожевенные заводы, продовольственные и мануфактурные склады, десятки тысяч пудов угля, кокса, железа. На железнодорожных контрольных пунктах задерживаются представителями деникинской власти отправляемые под видом воинских грузов вагоны с громадным количеством сахара, чая, стеклом, канцелярскими принадлежностями, косметикой, мануфактурой. Задерживаются отправляемые домой захваченные у неприятеля лошади…”».

В горном и степном Крыму и на Северном Кавказе вовсю орудовали «зеленые»… А на Черном море большой размах получило… пиратство. Вот небольшой пример: выдержки из рапорта командира Евпаторийского порта от 18 августа (1 сентября) 1919 г.:

«…в порту у меня ничего нет; вывозится же из порта мука и соль на миллионы рублей, но я не могу даже прекратить грабежи парусников на рейде, так как нет ни одного катера, нет вооруженной команды, а не то чтобы учесть и взять в руки правительства вывоз продуктов. В городе очень много большевиков».

Итак, белые власти не могут пресечь пиратство на рейде Евпатории… Вообразите себе, что происходило в открытом море!

На Украине как и на занятых деникинцами территориях, так и повсеместно орудовали сотни больших и малых банд. Особый размах приобрела «махновщина». Полубандит, полуанархист Нестор Махно собрал банду из нескольких тысяч человек еще в апреле 1918 г. в тылу германо-австрийских войск. Крестьяне охотно шли под знамена Махно. Он избавлял их от всех поборов со стороны немцев, белых и помещиков. Махно щедро делился с повстанцами «военной добычей» в захваченных городах, железнодорожных эшелонах и т. д.

Численность армии Махно была непостоянной. В периоды успехов его армия разрасталась. В ней появлялись полки, дивизии, корпуса с неопределенной структурой и численностью. При неудачах армия распылялась, а сам Махно с отдельными отрядами уходил от преследования. Части махновцев, состоявшие из конницы и пехоты, посаженной на тачанки с пулеметами, обладали большой подвижностью, они совершали переходы до 100 км в сутки.

Махновцы, пользуясь поддержкой населения, организовали надежно работающую разведывательную сеть.

Осенью 1919 г. численность махновской «Революционно-повстанческой армии Украины» достигла 30–35 тыс. человек. В конце сентября Махно совершил рейд по тылам белогвардейцев и захватил многие районные центры и города, в том числе Пологи, Гуляй-Поле, Бердянск, Никополь, Мелитополь, Екатеринослав, который удерживал более месяца.

Деникин был вынужден бросить на борьбу с Махно 2-й армейский корпус генерала Я.А. Слащова. Рассчитывать в такой ситуации на успех в борьбе с Красной Армией было безрассудно.

20 сентября Добровольческая армия захватила Курск и двинулась к Туле. Командование Красной Армии подтянуло резервы, в результате чего в составе Южного фронта к 15 октября оказалось 115,5 тыс. штыков и сабель, 1949 пулеметов и 500 орудий. Противостоявшие ему деникинские войска (Добровольческая армия и главные силы Донской армии) насчитывали к 15 октября около 74 тыс. штыков и сабель.

Тем временем Добровольческая армия продолжала наступление и к 9 октября вышла на рубеж Севск, Дмитровск, Петровское, угрожая Орлу. Белые потеснили 8-ю армию на востоке, и между нею и 13-й армией образовался разрыв в 130 км, в который устремился 3-й Кубанский корпус и 6 октября захватил Воронеж. 3-й Донской корпус прорвался в тыл 8-й армии и занял Таловое. Разрыв между 8-й и 13-й армиями удалось закрыть соединениями, находившимися в стадии формирования.

Главное командование Красной Армии решило остановить противника путем перехода в контрнаступление. Для этого 7 октября Южному фронту был подчинен Конный корпус Буденного, а 9 октября – Ударная группа. Замысел советского командования был таков – вводом в сражение Ударной группы в районе Орла и Конного корпуса Буденного в районе Воронежа и переходом в наступление всех армий фронта нанести противнику решительное поражение и выйти на рубеж река Сейм, Курск, Касторное, Нижнедевицк. Задачей Ударной группы, 13-й и 14-й армий являлось нанести главный удар в направлении Кромы, Фатеж, Курск.

Завязались упорные встречные бои, длившиеся почти месяц. К 27 октября войска 13-й и 14-й армий в районе Кром нанесли решительное поражение противнику, а Конный корпус Буденного разбил конные корпуса белых и отбросил их к станции Касторное.

[Буль Баш]

В ноябре советские войска освободили Курск, Ливны, Фатеж, Севск, Льгов, Дмитриев, Тим, Касторное, Чернигов, Бахмач и вышли на рубеж Лиски, Бобров.

Деникинская армия начала стремительно отступать на юг. Основная часть армии во главе с самим Деникиным двигалась на Кавказ, части генералов Шиллинга и Драгомирова – к Николаеву и Одессе. К Крыму же шел 3-й армейский корпус под командованием генерала Слащова. У него было в наличии 2200 штыков, 12 000 шашек и тридцать две 76-мм полевые пушки.

Позже генерал Слащов писал:

«Фронт Северной Таврии тянулся полукругом около 400 верст, причем прорыв моего расположения в одном месте мог привести красных к перешейкам раньше остальных моих частей, которые, следовательно, вынуждены были бы в этом случае бежать назад вперегонки с красными и подвергнуться неминуемому поражению.

Поэтому я решил Северной Таврии не оборонять и до Крыма в бой с красными не вступать, а немедленно отбросить Махно от Кичкасского моста и отправить пехоту в Крым, прикрывая ее отход от красных конной завесой. Бригаду 34-й (пехотной) дивизии с обозами из Екатеринослава отправить по железной дороге на Николаев, где погрузить на суда и перевезти в Севастополь. Самому немедленно после переправы у Кичкасс ехать в Николаев – Севастополь и осмотреть оборонительное положение. План обороны Крыма в моей голове уже был намечен в общих чертах, так как Крым я знал по боям 1919 г., но окончательное решение я хотел принять на месте».

[Слащов-Крымский Я.А. Белый Крым. 1920 г. Мемуары и документы. М.: Наука, 1990.]

Деникин приказал Слащову оборонять Северную Таврию во что бы то ни стало. Яков Александрович ответил категорическим отказом.

27 декабря 1919 г. белые выбили Махно с позиций у Кичкасского моста, захватив 5 пушек. 5 января 1920 г. Слащов прибыл в Севастополь, а его части отступали в районе Мелитополя. Белые отходили столь быстро, что соприкосновение с частями красных было потеряно. Происходили лишь стычки кавалерийских дозоров.

Кроме 3-го корпуса Слащова в Крым хлынули толпы беглецов из различных частей Добровольческой армии.

«Масса отдельных людей и отдельных частей в составе отдельных людей, в особенности хозяйственных частей, потекла в Крым, – вспоминал Слащов. – Единственным важным для меня приобретением среди беглецов были восемь, хотя и испорченных, бронепоездов и 6 танков (3 тяжелых и 3 легких).

Вся ватага беглецов буквально запрудила Крым, рассеялась по деревням, грабя их…

…Крым был наводнен шайками голодных людей, которые жили на средства населения и грабили его. Учета не было никакого, паника была полная. Каждый мечтал только о том, чтобы побольше награбить и сесть на судно или раствориться среди незнакомого населения».

До прибытия Слащова в Севастополь белое командование собиралось защищать Крым на Перекопском валу и Сальковском перешейке. Там было вырыто несколько окопов, натянута колючая проволока и поставлены четыре 152-мм тяжелых крепостных орудия. Слащов же посоветовал сдать красным оба перешейка вместе с крепостными орудиями. Красные должны были ворваться в Крым, а в районе Ишуня Слащов собирался нанести им решительный контрудар.

23 января 1920 г. на рассвете красные начали наступление на Перекоп. Стоявшие у вала четыре старые крепостные пушки открыли огонь, прикрывавший их Славянский полк (100 штыков) бежал. Красные заняли город Армянск и двинулись к Ишуню. Однако 24 января, согласно плану Слащова, красные были контратакованы и бежали за Перекоп.

Во время боя 24 января губернатор граф Н.А. Татищев буквально через каждые 5 минут звонил Слащову и спрашивал, как дела на фронте. Ведь в Севастополе и Ялте многие господа офицеры и почтенная публика начали грузиться на суда. Татищев «допек» Слащова:

«И вот в самый разгар диктовки, перебивая мою мысль, является адъютант, сотник Фрост, человек очень исполнительный, но мало думающий, и докладывает, что губернатор Татищев настоятельно просит сообщить о положении на фронте. Сознаюсь, я извелся – тут дело, а там продолжается паника – и резко отвечаю: „Что же, ты сам сказать ему не мог? Так передай, что вся тыловая сволочь может слезать с чемоданов“. А Фрост, по всегдашней своей исполнительности, так и передал. Что было!.. Паника улеглась, но на меня посыпались жалобы и выговоры, тем более что лента передачи досталась репортерам. Даже Деникин прислал мне выговор, но это выражение стало ходячим по Крыму».

Слащова отличала отчаянная храбрость. 2 апреля 1920 г. он повел юнкеров в психологическую атаку во главе с оркестром. Причем не в чистом поле, а на узком Чонгарском мосту. (Как тут не вспомнить Аркольский мост!) Красные бросили окопы и тикали со всех ног.

7 февраля 1920 г. конная бригада Котовского ворвалась в Одессу. На следующий день город был окончательно очищен от белых. Часть «добровольцев» сумела морем уйти в Крым, а другая – отступила к Днестру, где вскоре сдалась в плен красным или была интернирована румынами.

Деникин не сумел ни защитить Новороссийск, ни организовать эвакуацию войск оттуда. 27 марта 1920 г. в районе Новороссийска капитулировало 22 тысячи белых. Некоторые белые части отошли к Сочи, где 2 мая капитулировало не менее 60 тысяч «добровольцев» и казаков.

Не помогли белым даже 343-мм пушки дредноута «Император Индии», огнем которых англичане пытались задержать красных, штурмовавших город. По завышенным данным белого командования, из Новороссийска было вывезено 35 тысяч «добровольцев» и 10 тысяч казаков.

Сам генерал Деникин заранее из Новороссийска перебрался в Феодосию.

Поражения Добровольческой армии привели к кризису в ее руководстве. Барон Врангель с лета 1919 г. интриговал против Деникина и стремился стать главнокомандующим. На эту должность претендовал и генерал Шиллинг.

Сам Деникин хотел сделать своим преемником генерал-лейтенанта И.П. Романовского, выпускника академии Генерального штаба. Он отличился в Первом ледовом походе в 1918 г., с февраля 1918 г. – начальник штаба Добровольческой армии, позже был помощником главкома Деникина. Однако влияние Деникина в начале 1920 г. столь упало, что Антон Иванович должен был отказаться от поддержки своего протеже.


Генерал Врангель прибыл в Севастополь на «Императоре Индии». На всякий случай барон решил не останавливаться на берегу, а занял каюту на крейсере «Генерал Корнилов».
[Это версия Врангеля, а Слащов утверждал, что барон захватил пароход «Александр Михайлович» и сделал его своей резиденцией.]

Из всех претендентов на пост главнокомандующего был лишь один толковый военачальник – Слащов, но он был всего лишь генерал-майором, и его ненавидело большинство генералов.

20 марта 1920 г. генерал Деникин написал своему заместителю генералу А.М. Драгомирову:

«Многоуважаемый Абрам Михайлович, три года Российской смуты я вел борьбу, отдавая ей все свои силы и неся власть, как тяжкий крест, ниспосланный судьбой. Бог не благословил успехов войск, мною предводимых. И хотя вера в жизнеспособность армии и в ее историческое призвание не потеряна, но внутренняя связь между вождем и армией порвана. И я не в силах более вести ее. Предлагаю Военному Совету избрать достойного, которому я передам преемственно власть и командование.

Уважающий Вас А. Деникин».

Между тем британское правительство предъявило Деникину ультиматум с указанием о необходимости прекращения неравной и безнадежной борьбы с тем, чтобы правительство короля Великобритании обратилось с предложением к советскому правительству об амнистии населению и в частности войскам юга России. Причем в случае отказа генерала Деникина на это предложение британское правительство категорически отказывается оказывать ему впредь всякую свою поддержку и какую бы то ни было помощь.

Предложение, замечу, вполне разумное, поскольку советское правительство находилось в довольно сложной ситуации, связанной с экономическими проблемами (голодом, разрухой, тифом и др.), а также с войной в Средней Азии и на Дальнем Востоке. Поэтому британское предложение скорее всего было бы принято. Разумеется, господам офицерам, а особенно старшим офицерам, пришлось бы отправиться в Константинополь и далее, поскольку они все равно бы не вписались в жизнь новой России. А вот низшие чины и часть младших офицеров могли бы остаться под британскую гарантию. Был шанс, что Россия пошла бы по несколько иному и существенно менее кровавому пути.

Но господам генералам было плевать и на Россию, и на Англию, они хотели воевать. Процитирую самого Врангеля:

«Все молчали. Наконец генерал Махров стал говорить о том, что как бы безвыходно ни казалось положение, борьбу следует продолжать: „пока у нас есть хоть один шанс из ста, мы не можем сложить оружия“.

– Да, Петр Семенович, это так, – отвечал генерал Шатилов, – если бы этот шанс был… Но, по-моему, у противника не девяносто девять шансов, а девяносто девять и девять в периоде…

Генерал Махров не возражал».

22 марта 1920 г. в Севастополе на заседании старших начальников, выделенных из состава Военного Совета, главнокомандующим был избран генерал-лейтенант барон Врангель.

В тот же день Деникин издал приказ № 2899:

«1. Генерал-лейтенант барон Врангель назначается Главнокомандующим Вооруженными Силами на Юге России.

2. Всем, честно шедшим со мной в тяжелой борьбе, низкий поклон. Господи, дай победу армии, спаси Россию.

Генерал-лейтенант Деникин».

[Буль Баш]

29 марта 1920 г. Врангель издал приказ:

«Объявляю положение об управлении областями, занимаемыми Вооруженными Силами на Юге России.

Правитель и Главнокомандующий Вооруженными Силами на Юге России обнимает всю полноту военной и гражданской власти без всяких ограничений. Земли казачьих войск независимы в отношении самоуправления, однако с полным подчинением казачьих вооруженных сил Главнокомандующему».

[Петр Врангель. Оборона Крыма в 1920 г. / Гражданская война в России: оборона Крыма. М.: ООО «Издательство АСТ», СПб.: Terra Fantastica, 2003.]


Таким образом, Врангель установил в Крыму ничем не ограниченную диктатуру. Генерал-лейтенант Деникин убыл во Францию на французском миноносце. Генерала Шиллинга Врангель упек в отставку. Получил отставку и ряд других сухопутных и морских чинов.

Генерал-лейтенант Романовский был вынужден-таки покинуть армию. Он остановился вместе с Деникиным в помещении русского посольства в Константинополе. 5 апреля 1920 г. Романовский был застрелен неизвестным прямо в посольстве. В феврале 1936 г. в русской газете «Последние новости», издававшейся в Париже, появилась статья Романа Гуля. По данным Гуля, убийцей Романовского был Мстислав Алексеевич Харузин, служивший одно время в информационном отделении отдела пропаганды при русском посольстве в Константинополе. В годы Гражданской войны в чине поручика он устроился в контрразведку в армии генерала Деникина. После смерти Романовского Харузин еще месяц находился в Константинополе, но потом люди, замешанные с ним в преступлении, пожелали сплавить его с рук. Они устроили ему «командировку» в Анкару под предлогом установления связи с начавшимся там турецким национальным движением. Из «командировки» Харузин не вернулся, так как был убит по дороге.

В древнем Риме, разбирая преступления, прежде всего говорили: «Qui pzodest?» («Кому выгодно?»)

Большевикам убивать опального Романовского было ни к чему, их вполне устраивала грызня в лагере белых. Нетрудно догадаться, что это преступление было на руку лишь одному барону Врангелю.

Теперь у Врангеля остался один соперник – Слащов. Убить его было трудно, генерала везде сопровождал верный ему конвой. Отправить же в отставку спасителя Крыма барону сразу не удалось.

Врангель писал о Слащове:

«Хороший строевой офицер генерал Слащов, имея сборные случайные войска, отлично справляется со своей задачей. С горстью людей, среди общего развала, он отстоял Крым. Однако полная вне всякого контроля самостоятельность, сознание безнаказанности окончательно вскружили ему голову. Неуравновешенный от природы, слабохарактерный, легко поддающийся самой низкопробной лести, плохо разбирающийся в людях, к тому же подверженный болезненному пристрастию к наркотикам и вину, он в атмосфере общего развала окончательно запутался. Не довольствуясь уже ролью строевого начальника, он стремился влиять на общую политическую работу».

Про наркотики, а конкретно о потреблении кокаина, равно как и о различных чудачествах Слащова, Врангель будет писать и далее:

«Слащов жил в своем вагоне на вокзале. В вагоне царил невероятный беспорядок. Стол, уставленный бутылками и закусками, на диванах – разбросанная одежда, карты, оружие. Среди этого беспорядка Слащов в фантастическом белом ментике, расшитом желтыми шнурами и отороченном мехом, окруженный всевозможными птицами. Тут были и журавль, и ворон, и ласточка, и скворец. Они прыгали по столу и дивану, вспархивали на плечи и на голову своего хозяина.

Я настоял на том, чтобы генерал Слащов дал осмотреть себя врачам. Последние определили сильнейшую форму неврастении, требующую самого серьезного лечения».

К большому сожалению, многие отечественные историки приняли мемуары Врангеля за святое писание и безоговорочно поверили в сильную наркотическую зависимость Слащова и в его сумасшествие. Определенную роль тут сыграла и пьеса М. Булгакова «Бег», где Слащов выведен под именем полусумасшедшего генерала Хлудова.

Вообще говоря, Слащов был столь неординарной и противоречивой личностью, что Михаил Булгаков в «Беге» не смог воплотить его в одном образе. Писатель сделал из него сразу двух героев – стратега генерала Хлудова и отчаянного рубаку генерала Чарноту, причем жена Слащова, числившаяся в армии как ординарец Нечволодов, стала у Булгакова Люськой, походной женой генерала Чарноты. Однако современная публика и даже театроведы, к сожалению, воспринимают Слащова лишь в образе генерала Хлудова, а генерал Чарнота стал каким-то собирательным образом белого генералитета.

Утверждая, что Слащов сумасшедший, барон нагло врал, стремясь очернить более талантливого соперника. Я не буду говорить, что различные чудачества свойственны великим полководцам, вспомним Суворова и Кутузова. Дело в другом: последующие поступки генерала Слащова говорят о его трезвом аналитическом уме. Осенью 1921 г. Слащов обратился к советскому правительству с просьбой разрешить ему вернуться на Родину. Он был амнистирован и назначен старшим преподавателем на курсах комсостава «Выстрел». В Москве он публикует несколько военно-исторических работ в военных журналах, пишет мемуары и монографию по вопросам военной стратегии. И все это делает законченный наркоман и неврастеник?!

Забавно, что в 1925 г. Слащова приглашают консультантом на съемки фильма «Врангель». Там он дебютировал и в качестве актера, играя самого себя.

11 января 1929 г. Слащов был убит евреем Колебергом, мстившим за брата, казненного по приказу генерала в 1920 г. В СМИ печатались различные инсинуации по поводу того, что убийство Якова Александровича было спецоперацией ОГПУ. Увы, это очередная «утка». Колеберг был осужден советским судом и действительно сидел, да и недавно раскрытые материалы этого дела не дают никаких оснований полагать, что к убийству причастны чекисты.

Итак, Врангель не смог сразу расправиться со Слащовым и даже попытался его задобрить, присвоив чин генерал-лейтенанта. Однако барон сделал все, чтобы Яков Александрович не мог влиять на политические дела в Крыму.

Весной 1920 г. власть Врангеля распространялась лишь на Крым. У барона было только два варианта дальнейших действий. Можно было по примеру 1918–1919 гг. создать независимую республику Крым и предложить мир большевикам. Советская республика располагала многочисленной Красной Армией и ресурсами большей части бывшей империи. Но у нее было много внутренних и внешних проблем. Врангель мог создать за полгода неприступную линию укреплений. Наконец, правительства стран Антанты уже убедились в полной неперспективности наступательных действий белых армий, но были крайне заинтересованы в создании небольших государств на окраинах бывшей Российской империи. Таким образом, у независимого Крыма были все шансы просуществовать хотя бы 10 лет.

Однако Врангель выбрал иной путь. Он в течение нескольких недель переформировал части Добровольческой армии, бежавшие в Крым, и создал фактически новую армию. К началу июня 1920 г. она насчитывала до 32 тысяч штыков и 12 тысяч шашек, 1144 пулемета, 272 орудия, 14 бронепоездов, 16 автобронеотрядов, один танковый и 11 авиаотрядов.

Правительства стран Антанты оказали существенную помощь барону в восстановлении армии. Так, Англия предоставила ему заем на сумму 14,5 млн. фунтов стерлингов, Франция – на 150 млн. франков. Врангель получил значительное количество вооружения, боеприпасов и топлива. В числе прочего в Крым поставлялись вооружение и боеприпасы, захваченные немцами и турками у царской армии, а также германское вооружение.

В качестве «компенсации» за оказанную белым помощь интервенты вывезли с 1 февраля по 1 сентября 1920 г. с юга России 3 млн. пудов зерна, 830 тыс. пудов соли, 120 тыс. пудов льна, 120 тыс. пудов табака, 63 тыс. пудов шерсти и другие товары.

В итоге Врангель решил вновь вторгнуться на Кавказ и в южные районы Украины.

Врангель надеялся, что значительная часть советских войск будет направлена на польский фронт. Действительно, 25 апреля 1920 г. шесть польских армий начали массированное наступление по всему фронту от Литовской республики до границ Румынии. Маршал Пилсудский решил восстановить Речь Посполитую «от можа до можа», то есть от Балтики до Черного моря. В мае поляки взяли Киев и далеко отбросили советские войска.

Первый десант Врангель осуществил в Хорлах. Хорлы – небольшой приморский поселок с одной пристанью в мелководном заливе Черного моря, в 40 км к западу от Перекопа. В высадке приняли участие 1-й и 2-й Дроздовские полки с батареей четырех легких пушек, восемнадцатью верховыми лошадьми, радиостанцией, двумя автомобилями «Форд» и двумя мотоциклетами.

В Севастополе десант был погружен на транспорты «Цесаревич Георгий», «Веста», «Павел», «Россия», № 412 и на тральщик «Скиф».

Командовать десантом было приказано генерал-майору Витковскому. 2 апреля десант успешно высадился в тылу красных войск. Пройдя с боями более 60 км по красным тылам, дроздовцы разгромили всю инфраструктуру красных, готовившихся к атаке Перекопа.

Красное командование, сняв с Перекопа лучшие части, артиллерию и конницу, бросило их на дроздовцев. Окруженные со всех сторон многочисленным противником, дроздовцы медленно, но упорно пробивались к Перекопу. Когда патроны подошли к концу, 1-й Дроздовский полк с оркестром впереди без единого выстрела пошел в психологическую атаку. Красные не выдержали и отступили. Это была последняя психологическая атака в Гражданской войне.

В ходе боев дроздовцы потеряли 575 человек убитыми и ранеными, причем ни один раненый не был брошен, некоторых выносили на руках. Из-за неразберихи в штабах белых, а может, и интриг Врангеля, части Крымского корпуса, подчиненные Слащову, ничего не знали о десанте. Они слышали орудийную стрельбу в тылу у красных, но не пришли на помощь дроздовцам. И когда дроздовцы вышли к Перекопу у деревни Преображенки, то лишь благодаря счастливой случайности они не были встречены огнем своих же орудий и пулеметов.

Одновременно с десантом дроздовцев в Хорлах 2 апреля 1920 г. в 8 часов утра в красном тылу у деревни Кирилловки на Азовском море был высажен десант под командованием капитана 1 ранга Н.Н. Машукова. Десантников доставили ледокол «Гайдамак», канонерка «Стража», две баржи и три буксирных парохода. Первым высадился отряд в 450 человек при одном орудии. В отряд входили 1-й Алексеевский и Самурский полки и сотня юнкеров Керченского Корниловского военного училища. Около сотни человек оставались на одной из барж, чтобы высадиться ближе к Геническу. Десантом командовал полковник М.А. Звягин.

Красноармейцы, занимавшие Кирилловку, сдались без боя. Соседнее селение Горелое также было занято белыми. Дальше десантники должны были дойти до Акимовки, разрушить там железную дорогу и через Геническ вернуться в Крым. А сводно-стрелковый полк под командованием полковника Г.К. Гравицкого, защищавший Арабатскую стрелку, должен был взять Геническ.

По железной дороге срочно были переброшены красные части – два конных полка Буденного, три латышских полка, один китайский полк, два полка из Геническа, несколько бронепоездов, артиллерийских батарей и сорок пулеметов, которые не дали белым десантникам выйти из прибрежной полосы. Десант, подойдя с тяжелыми боями к Геническу, узнал, что город в руках красных.

Десантники, теснимые со всех сторон красными, поддерживаемые огнем канонерских лодок «Терец», «Страж», «Георгий» и ледокола № 1, после кровопролитного боя вошли в Геническ. Два батальона сводно-стрелкового полка смогли сбить красные пулеметы, перешли мост и вошли в город с юга. Затем белые части вернулись в Крым. Из-за своей малочисленности десант не выполнил своей задачи, но зато выяснил обстановку и возможности более крупного десанта.

[Буль Баш]

Успех этих двух десантов и наступление поляков подвинули Врангеля к идее большого наступления в Северной Таврии. Причин для этого было много. На юге Украины барон хотел захватить продовольствие и лошадей, которых так не хватало в Крыму. Наконец, военные успехи и захват новых территорий должны были усилить поток помощи со стороны Антанты. Амбициозный барон 28 апреля (10 мая) отдал приказ переименовать остатки Добровольческой армии в Русскую армию. В конце мая Врангель решил начать большое наступление. Корпус генерала Слащова был снят с Перекопа, его там заменили части генерала Писарева.

21—23 мая (2–3 июля) корпус Слащова в порту Феодосия был погружен на транспортные суда. Всего погрузили 10 тысяч штыков и сабель, 2 тысячи лошадей, 50 полевых орудий, 2 броневика и 150 повозок обоза.

В состав отряда судов десанта вошли: вооруженные ледоколы № 1, «Гайдамак», «Всадник»; разведывательное судно «Мария»; канонерские лодки «Грозный», «Алтай», «Урал», «Страж»; транспорт «Россия»; десять пароходов; шесть буксирных катеров; девять барж и вооруженный буксир «Азовец» (бывший «Республиканец», захваченный у красных в Мариуполе 2 мая 1920 г.).

24 мая (5 июня) эскадра вышла из Феодосии и ночью прошла Керченский пролив в полутора километрах от Таманского берега. Однако красные не догадались или не сумели установить дальнобойные морские орудия на Таманском полуострове.

Высадка прошла с 25 по 28 июня (далее все даты по новому стилю) в чрезвычайно тяжелых условиях. На море был сильный шторм, шел дождь, сильный прибой переворачивал шлюпки, и войска высаживались по плечи в воду. При высадке погибли один вольноопределяющийся и две лошади.

Получив радиограмму об удачной высадке войск Слащова у Кирилловки, Врангель приказал начать наступление на перешейке. На рассвете 7 мая армия перешла на всем фронте в наступление. После короткой артиллерийской подготовки части генерала Писарева при поддержке танков и бронепоездов атаковали красных, а десант Слащова в это время занял деревни Ефремовку и Давыдовку и подходил к железной дороге. Красные отступили, почти не оказывая сопротивления. Геническ, станция Ново-Алексеевка и деревня Ново-Михайловка были заняты частями белого Сводного корпуса. Белые бронепоезда пошли на станцию Рыково. Красные части отходили на село Рождественское. Здесь белые взяли несколько сот пленных и два орудия.

В это время корпус Кутепова атаковал на перекопском участке главные силы советской 13-й армии. Танки и броневики двигались впереди белых цепей, прорывая проволочные заграждения. Красные отчаянно сопротивлялись, особой стойкостью отличались латышские части. Красные артиллеристы, установив орудия между домами в деревнях Преображенка и Первоконстантиновка, в упор расстреливали белые танки. Несколько танков было подбито, однако белая пехота овладела всей укрепленной позицией. По советским данным, только один 1-й легкий артиллерийский дивизион Латышской дивизии подбил два танка и четыре броневика. 7 июля наводчик 1-го орудия 2-й батареи 1-го легкого дивизиона 3-й стрелковой дивизии Константин Никулин прямой наводкой с расстояния 100 м подбил четвертой гранатой танк, носивший громкое название «Генерал Врангель».

Марковская дивизия [(Офицерская генерала Маркова дивизия) сформирована 14 октября 1919 г. на базе Марковских полков 1-й пехотной дивизии Вооруженных Сил Юга России (Деникинской армии). В середине января 1920 г. насчитывала 641 офицера и 1367 солдат. Дивизия названа в честь Маркова Сергея Леонидовича. Марков к 1917 г. генерал-лейтенант, начальник штаба Юго-Западного фронта. В Добровольческой армии с ноября 1917 г. Убит 12 июня 1918 г. у станции Шаблиевка] выдвинулась на линию Первоконстантиновка – Спендиарово, а Корниловская дивизия – на линию Преображенка – Адамань. 2-я конная дивизия генерала Морозова начала преследование отступавших красных частей. Дроздовская и 1-я конная дивизии (пешая) оставались в резерве командира корпуса.

8 июня продолжались ожесточенные бои. Части Слащова к вечеру с боями вышли на железную дорогу между станциями Большой Устюг и Акимовка, при этом захватив несколько тысяч пленных из состава мелитопольского гарнизона. Белые бронепоезда выдвинулись к станции Сокологорное, где подбили красный бронепоезд.

Части сводного корпуса генерала Писарева продолжали наступать. Кубанская дивизия вышла на линию станция Юрицыно – село Рождественское, 3-я дивизия – на линию Отрада – Ново-Троицкое. В свою очередь, красная конная дивизия Блинова (до 2500 шашек), только что прибывшая с Кавказа, атаковала белых, охватывая фланг Сводного корпуса. Красные захватили деревню Ново-Михайловка, но к вечеру были выбиты оттуда противником. Дроздовская дивизия прочно заняла Первоконстантиновку. А красные части под прикрытием артиллерии отходили на Владимировку. С запада их преследовали дроздовцы, а с севера – 2-я конная дивизия генерала Морозова.

Около полудня дроздовцы захватили Владимировку. На участке между Владимировкой и Строгановкой красные были прижаты к Сивашу. После короткого боя и атаки белых аэропланов красные бросились врассыпную. Кто-то пытался спастись вплавь через Сиваш, но их расстреливали шрапнелью батареи белых. Переплывших же на южный берег задерживали белые сторожевые посты. Большая часть красных сдалась. Белые захватили около полутора тысяч пленных, пять орудий и три броневика. У Спендиарово марковцы и корниловцы отбили в течение дня все атаки красных.

За два дня боев 1-й корпус белых захватил 3500 пленных, 25 орудий и шесть броневиков, но и в корпусе были значительные потери, особенно в офицерском составе. В 1-м Дроздовском полку все батальонные и ротные командиры были убиты или ранены.

В ночь с 8 на 9 июня красная дивизия Блинова, использовав растянутое положение 3-й конной дивизии белых, лихим налетом заняла деревню Отрада и прорвалась в Ново-Михайловку, где захватила весь штаб 3-й конной дивизии во главе с начальником дивизии генералом Ревишиным.

К вечеру 9 июня части Слащова заняли Мелитополь. А части Сводного корпуса медленно продвигались вперед. Части 1-го армейского корпуса вышли на линию Аскания-Нова – Чаплинка – Колончак и продолжали преследовать красных. В Чаплинке белые захватили брошенные красными баллоны с удушливыми газами, а также лабораторию для производства газов и батарею газометов.

Конница генерала Морозова, разгромив красных под Строгановкой, 8 июня была переброшена на Чаплинку. К вечеру 9 июня генерал Морозов был уже в хуторе Бальтазаровском.

10 июля части Слащова заняли станцию Мелитополь и продолжали удерживать город.

Как видим, наступление белых было тактически удачно, но в стратегии барон был явно не силен. Как писал Слащов:

«Таким образом, армия Врангеля, не имея достаточно ресурсов для пополнения, веерообразно расходилась по Северной Таврии в убеждении, что потери есть доказательство доблестного и заслуживающего награды боя.

Чего хотел достигнуть Врангель своим веерообразным расположением, какова была основная идея плана его операции, я понять не могу. Расположение войск веером одинаково не годилось ни для наступления, ни для обороны, ни для давления на противника с целью заключения мира.

На правом берегу Днепра происходит восстание кулаков, для подавления которого красным приходилось выделять войска. Восставшие целыми рядами занимали днепровские плавни и просили у Врангеля помощи.

Врангель ее не дал – чем он руководствовался? Остается предположить, что он начал какие-то секретные переговоры с поляками или получил от своих хозяев-французов директиву не вступать в назначенную полякам Украину».

[Слащов-Крымский Я.А. Белый Крым. 1920 г. Мемуары и документы.]

В результате белого наступления армия Врангеля ввязалась в тяжелые и совершенно бесперспективные бои в нижнем течении Днепра.

В июле 1920 г. Врангель попытался открыть еще один фронт против красных, высадившись на Кубани и желая поднять восстание кубанского казачества.

В Керчи и Феодосии в конце июля 1920 г. были сосредоточены основные силы десанта – 3400 штыков, 1100 сабель, 133 пулемета, 26 полевых пушек, несколько броневиков и восемь аэропланов. Эти силы были перевезены на тринадцати транспортах и шести десантных баржах при семи буксирах. Их прикрывали военные корабли Азовского отряда: канонерские лодки «Алтай», «Урал», «Салгир», «Страж» и «Грозный», а также вооруженные ледоколы «Гайдамак» и «Джигит».

В ночь с 12 на 13 августа десант вышел в море. На рассвете 14 августа авангард высадился на Ясенской косе в 14 км от станицы Приморско-Ахтарской. Береговые батареи красных были уничтожены дальнобойными орудиями белых судов, и десант высадился без потерь. Станица Ахтарская была взята авангардом, и там произошла высадка основных частей белых с лошадьми, орудиями и всей материальной частью.

Белая конная дивизия генерала Бабиева [Бабиев Николай Гаврилович родился в 1887 г. в семье казачьего офицера. 18 июня 1919 г. получил звание генерал-лейтенанта. В русской армии начальник 1-й Кубанской казачьей дивизии. Убит 30 сентября 1920 г. у села Шолохово] быстро продвигалась вперед, захватив станицы Тимашевскую, Поповичевскую и Брюховецкую. До Екатеринодара оставалось не более сорока верст. Но, несмотря на блестящие победы генералов Бабиева и Улагая [Улагай Сергей Георгиевич родился в 1875 г. в семье офицера. С 12 ноября 1918 г. генерал-майор. С 1919 г. генерал-лейтенант. Умер 20 марта 1947 г. в Марселе], наступление белых захлебнулось. Красные спешно перебросили крупные силы и атаковали десант со всех сторон. Не оправдались надежды Врангеля и на всеобщее восстание казаков.

К 31 августа Врангель решил эвакуировать десант. В течение девяти дней производилась погрузка и вывоз в Крым всех частей, складов и беженцев. Несмотря на большие потери, десант увеличился на 10 тысяч человек. Это были кубанские казаки-добровольцы.

При эвакуации десанта на минах подорвались миноносец «Звонкий», канонерка «Алтай» и транспорт «Волга», однако все три судна удалось удержать на плаву.

4 августа генерал Слащов, возмущенный придирками Врангеля, подал в отставку. Барон отставку принял, но пытался «позолотить пилюлю», добавив в особом приказе к фамилии Слащова приставку «Крымский» по аналогии с Румянцевым-Задунайским, Потемкиным-Таврическим и др. Врангель предложил Слащову поехать полечиться в Европу, и тому ничего не оставалось, как отправиться на отдых, но не в Европу, а в Ливадию.

Немецкий барон – борец «за единую и неделимую» летом и осенью 1920 г. отчаянно пытался найти себе союзников. Он послал несколько эмиссаров к Махно, но батька повел себя уклончиво, а позже встал на сторону красных. Более успешными стали переговоры с украинскими националистами. Так, в конце августа 1920 г. в Севастополь прибыла делегация от одного из крупнейших украинских повстанческих отрядов генерала М. Омельяновича-Павленко. А в конце сентября в Крым явилась делегация заграничного Украинского Национального Комитета в составе председателя С.К. Маркотуна, генерального секретаря Б.В. Цитовича и члена комитета П.М. Могилянского. Организация эта была создана в Париже в 1919 г., а ее отделения действовали в США, Константинополе и в некоторых славянских странах.

Велись Врангелем переговоры и с правительством Пилсудского. В Севастополь из Варшавы прибыл князь В.С. Любомирский. Князь заявил севастопольским журналистам: «Руководящие польские круги чрезвычайно сочувственно относятся к заключению союза с генералом Врангелем. Я убежден, что этот союз будет заключен в самом ближайшем будущем».

Однако 12 октября 1920 г. Советская Россия и Польша подписали перемирие. Теперь у Красной Армии в Европейской части страны остался один враг – Врангель.

Решающее сражение в Северной Таврии произошло в августе—октябре на левом берегу Днепра в районе села Большая Каховка. Каховский плацдарм был захвачен красными 7 августа. Белые предприняли серию контратак, чтобы сбросить противника в Днепр. Подробное описание этих боев выходит за рамки работы. Я же остановлюсь на отдельном эпизоде – борьбе с танками. В боях за Каховский плацдарм обе стороны использовали по 15 бронеавтомобилей, но у врангелевцев, кроме того, имелось еще 12 танков.

14 октября на рассвете 2-й корпус генерала В.К. Витковского перешел в наступление по всему фронту. В первом эшелоне двигалось 12 танков, за которыми шли пехота и пулеметчики. Фланги наступавших обеспечивались бронеавтомобилями. Наступление белых поддерживалось огнем 70 орудий и 10–12 самолетами.

В связи с комбинированной атакой белых красные не могли сосредоточить весь огонь артиллерии по танкам. Поэтому борьбу с танками вели только заблаговременно выделенные для этой цели отдельные орудия и взводы, которые своим огнем подбили три танка, прорвавшиеся через первую линию обороны. Остальная артиллерия сосредоточила свой огонь по бронеавтомобилям и наступавшей пехоте.

Часть танков белых проникла в тыл основной оборонительной линии красных до расположения штабов полков и полковых резервов. Против этих танков командование выделило маневренные взводы и батареи, которые к 11 часам утра 14 октября подбили шесть танков.

Командир 10-го легкого артиллерийского дивизиона Орлов находился со своим штабом у хутора, когда поблизости появился танк «Ермак». Орлов приказал командиру 1-й батареи Опасову выдвинуть четыре орудия батареи ближе к танку и, когда он пройдет хутор, открыть огонь. Батарея выполнила маневр и дала залп. Танк развернулся и устремился на батарею. Последующими выстрелами у него была разбита гусеница, и он свалился в яму. Однако когда пехота 1-го полка огневой бригады попыталась его захватить, экипаж танка пулеметным огнем и гранатами отразил атаку. Тогда Орлов приказал командиру батареи выдвинуть одно орудие на расстояние ста шагов от танка и открыть по нему огонь. Благодаря меткой наводке командира огневого взвода Дубровина танк был разбит.

Командир кинжального взвода 2-й батареи 10-го легкого артиллерийского дивизиона Нестеров подбил танк «Скобелев». Стрельба велась с дистанции 300 м.

Командир 3-го легкого артиллерийского дивизиона 51-й дивизии Л.А. Говоров (впоследствии – участник Великой Отечественной войны, Маршал Советского Союза), дважды раненный, продолжал управлять огнем артиллерии Тернинского сектора до тех пор, пока артиллерия сектора не подбила прорвавшиеся танки противника – «Кутузов», «За Русь святую» и два безымянных.

В бою с этими танками отличился командир 1-й батареи 3-го дивизиона С.А. Крюков, который под сильным пулеметным огнем противника подбил танк «За Русь святую». Этот танк на другой день был исправлен, переименован в «Москвич-Пролетарский» и успешно использован в боях против белых.

15 октября красные перешли в решительное наступление. 30 октября был взят Мелитополь, белые с трудом ушли за Перекоп, потеряв в боях за Северную Таврию не менее 40 процентов своего личного состава.

[Буль Баш]

Итак, Врангель с непостижимым упорством пытался вырваться из Крыма и начать поход на Москву. Что же касается укрепления позиций на перешейке, то тут работы шли спустя рукава. Врангель, осмотрев 30 октября 1920 г. Перекопские позиции, самодовольно заявил находившимся при нем иностранным представителям: «Многое сделано, многое предстоит еще сделать, но Крым и ныне уже для врага неприступен».

Увы, барон выдавал желаемое за действительное. Постройкой укреплений на Перекоп-Сивашской позиции руководил генерал Я.Д. Юзефович. Потом его сменил генерал Макеев, который был начальником работ по укреплениям Перекопского перешейка. Еще в июле 1920 г. Макеев в рапорте на имя помощника Врангеля генерала П.Н. Шатилова докладывал, что чуть ли не все капитальные работы по укреплению Перекопа производятся в основном на бумаге, поскольку стройматериалы поступают «в аптекарских дозах». Ни землянок, ни блиндажей, где могли бы укрываться войска в осенне-зимний период, на перешейке практически не было.

Руководитель французской военной миссии генерал А. Бруссо, с 6 по 11 ноября осмотревший Чонгарские укрепления, в докладе военному министру Франции писал:

«…программа позволила мне посетить расположение казацкой дивизии в Таганаше и трех батарей, расположенных у железнодорожного моста через Сиваш. Это следующие батареи:

– два 10-дюймовых орудия к востоку от железной дороги;

– два полевых орудия старого образца на самом берегу Сиваша;

– орудия калибром 152 мм Кане, немного позади от предыдущих.

Эти батареи показались мне очень хорошо обустроенными, но мало соответствующими, за исключением полевых орудий, роли, которую войска должны были сыграть в предстоящих боях. Батарея 10-дюймовок располагала бетонированными укрытиями и насчитывала не менее 15 офицеров среди личного состава. Ее огонь был хорошо подготовлен и мог бы достойно вписаться во всю организацию артиллерийского огня, в которой оборона позиций с близкой дистанции осуществлялась бы полевыми орудиями. Но именно этих орудий и не хватало! Так же слабо была организована огневая поддержка пехоты. На берегу Сиваша, вблизи от каменной насыпи железной дороги, находилось примерно до роты личного состава; ближайшие воинские подразделения располагались в пяти верстах оттуда, в Таганаше. На сделанное мною замечание мне ответили, что недостаток оборудованных позиций вынудил отвести войска в места, где они могут получить укрытие от холода.

Следует согласиться, что температура оставалась очень низкой в начале декабря, что солдаты были очень плохо одеты, что не хватало дров в этом районе.

Рельеф местности в остальном облегчал оборону, несмотря на плохое расположение войск. С этой точки зрения Крым сообщается с континентом только посредством плотины и железнодорожного моста (мост взорван). Конечно, через Сиваш имеются броды, однако берег представляет собой глинистую гору с вершинами высотой от 10 до 20 метров, абсолютно непреодолимую.

В дивизии, которую я видел в Таганаше, не царила уверенность в победе. Главнокомандующий сказал мне, что казаки не годились для этой позиционной войны и что их лучше отвести в тыл и реорганизовать в более серьезные подразделения. Личный состав дивизии имел столько же бойцов в тылу, сколько и на переднем крае.

Тем временем я пересек три линии обороны, оборудованные в тылу Сиваша; первые две из них представляли собой ничтожную сеть укреплений, третья линия была немного более серьезной, но все они были расположены в одну линию, без фланговых позиций, на склонах, обращенных к противнику, или на самом гребне холма, слишком близко одна от другой (от 500 до 800 м) и не имели никаких окопов в глубине».

Советские военные историки значительно преувеличили мощь укреплений противника. Тем не менее я думаю, стоит привести и их мнение. Тем более что вопрос о возможностях обороны на перешейке очень важен, и не столько для Гражданской, сколько для Великой Отечественной войны.

«Основная линия обороны Перекопских позиций была создана на искусственно насыпанном старинном турецком валу, имевшем ширину у основания свыше 15 м и высоту 8 м и пересекавшем перешеек с юго-запада на северо-восток. Протяженность вала достигала 11 км. На валу были оборудованы прочные убежища, окопы, пулеметные гнезда, а также огневые позиции легких орудий для стрельбы прямой наводкой. Перед валом находился ров шириной 20–30 м и глубиной 10 м. На всем протяжении перед укрепленной позицией было установлено проволочное заграждение в 5–6 рядов кольев. Все подступы к проволочным заграждениям и рву фланкировались пулеметным огнем.

Вторая линия укреплений на Перекопском перешейке проходила северо-западнее Ишуня, в 20–25 км юго-восточнее и южнее Турецкого вала. На этой позиции было построено 4–6 линий окопов с проволочными заграждениями и долговременными оборонительными сооружениями.

За Ишуньскими позициями располагалась дальнобойная артиллерия противника, способная держать под огнем всю глубину обороны. Плотность артиллерии на Перекопских позициях составляла 6–7 орудий на 1 км фронта. На Ишуньских позициях имелось около 170 орудий, которые усиливались огнем артиллерии 20 судов с моря.

Позиции Литовского полуострова полностью постройкой закончены не были. Они состояли из окопов и на отдельных участках имели проволочные заграждения.

Чонгарские укрепления были еще более неприступными, так как сам Чонгарский полуостров соединяется с Крымом узкой дамбой шириной в несколько метров, а Сивашский железнодорожный и Чонгарский шоссейный мосты были разрушены белыми.

На Таганашском полуострове противник создал две укрепленные полосы, а на Тюп-Джанкойском – шесть укрепленных рубежей. Все укрепленные рубежи состояли из системы окопов (на ряде участков, соединенных в сплошные траншеи), пулеметных гнезд и блиндажей для укрытия живой силы. На всех участках были построены проволочные заграждения. На Арабатской стрелке противник подготовил шесть укрепленных рубежей, пересекавших стрелку по фронту. Чонгарский перешеек и Арабатская стрелка имели незначительную ширину, что затрудняло маневр наступающих войск и создавало преимущества для оборонявшихся. Чонгарские позиции были усилены большим количеством артиллерии, бронепоездами и другой техникой».

[История отечественной артиллерии. Т. III. Артиллерия Советской Армии до Великой Отечественной войны (октябрь 1917 – июнь 1941 гг.). Кн. 7. Советская артиллерия в годы иностранной военной интервенции и гражданской войны в СССР (1917–1920 гг.), М. Л-д: Воениздат, 1963.]

Действительно, белые бронепоезда сыграли важную роль в обороне Крыма. К 1914 г. в Крым вела только одна железнодорожная линия Сальково – Джанкой, проходившая через Чонгарский полуостров и Сиваш. В 1916 г. была введена в строй линия Сарабуз – Евпатория. А в 1920 г. белые достроили ветку Джанкой – Армянск, чтобы иметь возможность доставлять технику и войска к Перекопу. Понятно, что этого было мало. Следовало построить несколько рокадных железных дорог вблизи перешейка для переброски войск и действий бронепоездов.

Сколько точно имелось орудий на Перекопско-Сивашской позиции, данных нет ни в исторической литературе, не удалось мне найти их и в архивах. Правда, я нашел дело о снятии тяжелых орудий белых с Перекопских позиций в конце 1924 г. Там речь шла о трех 203-мм английских гаубицах MK VI, восьми 152/45-мм пушках Кане, двух 152-мм крепостных пушках в 190 пудов [в русской крепостной артиллерии были 152-мм пушки образца 1877 г. весом в 190 и 120 пудов, и их так официально именовали] и четырех 127-мм английских пушках.

Тем не менее в Севастополе имелись еще десятки крепостных и морских пушек и мортир калибра 305, 280, 254, 203, 152, 120 и 102 мм. Был и огромный запас снарядов. Сколько ни грабили немцы, а затем союзники, запасы Черноморского флота и Севастопольской крепости к 1917 г. были огромны.

В Крыму был мощный Севморзавод и несколько других металлообрабатывающих заводов, которые без проблем могли изготовить любое количество металлических устройств и элементов конструкций для фортификационных сооружений перешейка. На складах Черноморского флота имелись сотни тонн броневой стали, в батареях Севастопольской крепости были в большом количестве основания для орудий, броневые двери и прочее оборудование для мощных фортов. Но, увы, все это так и осталось невостребованным, хотя у Врангеля был почти год для обустройства Перекопских позиций.

Наконец, у белых был сравнительно сильный флот, а у красных флота не было, за исключением нескольких мобилизованных гражданских судов, составлявших Азовскую флотилию. Еще в январе 1920 г. два болиндера, вооруженные 152/45-мм пушками Кане, держали под обстрелом части красных впереди Ишуньских позиций.

В ходе наступления красных в ноябре 1920 г. в Картинитский залив был введен отряд белых судов, но их было крайне мало.

Процитирую мнение красного военмора А.А. Соболева: «…если бы перешейки перекрывались огнем флота (что было бы, если бы белые располагали „Erebus’ами“), Крымский полуостров никогда бы не мог быть взят армией». [Гражданская война. Боевые действия на морях, речных и озерных системах. Т. III.]

Соболев абсолютно прав. Тяжелая артиллерия могла сделать Крым неприступной крепостью. Но обязательно ли нужны были тут мониторы «Эребусы» с их 381-мм пушками? Вполне достаточно было собрать десятка два-три больших барж, тех же болиндеров [самоходная баржа, вооруженная одним-двумя 152-мм орудиями. Название свое баржи получили из-за установленных на них шведских бензиновый двигателей «Болиндер»], эльпидифоров [мелкосидящее морское торговое судно с машиной в кормовой части. В годы Первой мировой войны мобилизованные и вновь построенные эльпидифоры использовались в качестве канонерских лодок и десантных судов], поставить на них 203-мм и 152-мм морские орудия, до предела разгрузить, сняв двигатели у самоходных барж, «дельные вещи», припасы и т. д., вплоть до тел орудий. К баржам подвести понтоны, которых в Севастополе было достаточно, довести осадку баржи до 0,5–0,8 м и с помощью катеров толкать их до предела к берегу в районе Ишуни и Перекопа. При такой осадке они, несмотря на мелководье, могли бы подойти к берегу на расстояние до нескольких десятков метров. Далее понтоны убирались, и баржа садилась на дно. Затем устанавливались тела орудий, доставлялись боеприпасы и т. д. Одновременно вокруг баржи устанавливались каменные кладки, а вокруг орудий ставились броневые барбеты. Это долго описывать, но сделать можно было очень быстро, а все необходимое в избытке имелось в Севастополе.

Кстати, в одном случае белые так и поступили. В ноябре 1920 г. у мыса Еникале в Керченском проливе был посажен на грунт в 1200 м от берега броненосец «Ростислав», вооруженный четырьмя 254/45-мм и восемью 152/45-мм пушками.

Были у Врангеля и людские резервы. Сколько тысяч «бывших» сбежались в Крым, спасаясь от большевиков! Вспомним хотя бы булгаковский «Бег». Они ели, пили, интриговали и всячески мешали военным. Почему Врангель не приказал им взять в руки оружие или по крайней мере лопаты? Приват-доцента Голубкова, как человека образованного, поставить к дальномеру на батарее 6-дюймовых пушек Кане, а господину Корзухину с женой вместо «пушного товара» – в руки по лопате и на Перекоп на рытье окопов.

Сейчас СМИ называют беженцев в Крыму элитой русского общества, лучшими его представителями. Но вот вопрос: почему эта элита не пожелала не то что кровь проливать, а просто немного попотеть – жирок сбросить на Перекопских позициях? Издавна гражданское население Руси принимало участие в обороне городов, и в 1941 г. большая часть горожан вышли рыть окопы и противотанковые рвы на подступах к Москве и Ленинграду.

Но тут «образованная часть общества» и дородное купечество не пожелали спасать ни «Русь святую», ни самих себя. Менталитет не тот: пойти господам в Париже и Стамбуле в таксисты и половые в кабаках, а дамам – на панель? Да запросто! Но лопату в руки… Фи!

А Врангель и K° ни войска, ни элиту, ни местных жителей и не собирались привлекать. А ведь почти за год можно было создать систему укреплений почище, чем линии Мажино и Маннергейма.

Почему же это не было сделано? Именно из-за косности мышления русских генералов и адмиралов.

Шашки наголо! Кавалерийская лава, вперед! Пехота с музыкой на пулеметы – шагом марш! Вот это по-нашему! А формировать крепостные дивизии, строить теплые подземные казармы для личного состава… Такой глупостью наши господа офицеры свои головы забивать не изволили.

Я уж не говорю о том, что Врангель и не собирался драться за Крым, а все внимание отдал подготовке к эвакуации.

Командующий Южным фронтом М.В. Фрунзе сосредоточил у перешейка 146 тысяч штыков, 40 тысяч сабель, 985 орудий, 57 бронеавтомобилей, 17 бронепоездов и 45 самолетов.
У Врангеля, соответственно, было около 23 тысяч штыков, 12 тысяч сабель, 213 орудий, 45 танков и бронеавтомобилей, 14 бронепоездов и 42 самолета.

Как видим, превосходство у красных было многократное. Но тяжелых орудий у красных практически не было, если не считать бронепоездов. Кроме того, не учтены морские силы, которых у красных попросту не было, если не считать нескольких вооруженных шаланд на Азовском море.

В ночь на 8 ноября в сложных погодных условиях – при сильном ветре и морозе в 11–12 градусов – ударная группа 6-й армии (153-я, 52-я и 15-я стрелковые дивизии) форсировала семикилометровую водную преграду – Сиваш. Днем 8 ноября 51-я дивизия, атаковавшая в лоб Турецкий вал, была отброшена с большими потерями.

[Буль Баш]

На следующий день красные возобновили штурм Турецкого вала, и одновременно ударная группа 6-й армии овладела Литовским полуостровом. Оборона белых была окончательно прорвана.

В боях за Крым я хотел особо остановиться на действиях флота и бронепоездов. В Картинитский залив был введен 3-й отряд Черноморского флота. В состав отряда входили: минный заградитель «Буг», на котором держал флаг командир отряда капитан 2 ранга В.В. Вилкен, канонерская лодка «Альма», посыльное судно «Атаман Каледин» (бывший буксир «Горгипия») и четыре плавбатареи.

Плавбатареи (бывшие баржи), вооруженные пятью 130—152-мм орудиями, заняли позиции у Кара-Казака для поддержки войск на Ишуньских позициях. Уже при первой попытке красных прорваться в Крым плавбатарея Б-4 своим беглым огнем способствовала отражению их атак. В ночь на 8 ноября 1920 г. красные части переправились через Сиваш и подошли к Ишуньским позициям. 9 и 10 ноября плавбатареи и канонерка «Альма», получая по телефону целеуказания и корректировку, вели интенсивный огонь по наступавшему противнику. Передвижениям судов и отчасти стрельбе мешал северо-восточный шторм, а залив покрылся 12-сантиметровым слоем льда. Несмотря на неблагоприятные условия, огонь судов был действительным, и части красной 6-й армии несли потери от флангового обстрела из Каркинитского залива.

В ночь на 11 ноября Ишуньские позиции были оставлены белыми, но суда оставались на своих позициях и утром бомбардировали станцию Ишунь. Во второй половине дня 11 ноября отряд судов получил приказание идти в Евпаторию, но из-за плотного льда плавбатареи уже не могли сняться со своих позиций.

На следующее утро, 12 ноября, отряд вошел в густой туман, и по ошибке в счислении в 9 ч. 40 мин. в четырех милях от Ак-Мечети минный заградитель «Буг» сел на мель. Стащить минзаг с мели с помощью буксиров не удалось, и в ночь на 13 ноября команда с него была снята, а само судно приведено в негодность.

Важную роль в борьбе за Крым сыграли бронепоезда. К октябрю 1920 г. красные у Перекопа имели 17 бронепоездов, но использовали лишь часть их. Бронепоезда курсировали в районе станции Сальково, благо мост через Сиваш был белыми взорван, а пути разобраны. Так что бронепоездам красных так и не удалось ворваться в Крым.

Тем не менее тяжелые бронепоезда красных оказали существенную поддержку частям, наступавшим на Чонгарском полуострове. Самым мощным бронепоездом красных был бронепоезд № 84, построенный в конце 1919 г. – начале 1920 г. в Сормово. В его состав входили две бронеплощадки с 203-мм корабельными пушками, созданные на базе 16-осной и 12-осной платформ. Активно действовал и бронепоезд № 4 «Коммунар», в составе которого было 4 бронеплощадки. На одной из них стояла 152-мм гаубица, а на других – по одной 107-мм пушке обр. 1910 г.

Гораздо активнее действовали белые бронепоезда. Легкий бронепоезд «Святой Георгий Победоносец» (сформирован 27 июля 1919 г. в Екатеринодаре) с 12 по 26 октября 1920 г. находился на Ишуньской ветке (линия Джанкой – Армянск). Бронепоезд «Дмитрий Донской» прибыл 26 октября к Ишуньской позиции под командой полковника Подопригора и вел бой против наступавших красных совместно с частями Марковской и Дроздовской дивизий.

На рассвете 27 октября бронепоезд «Святой Георгий Победоносец» отошел к Армянску, севернее Ишуни, уже занятому красными. Там он оказался среди наступающих частей красной кавалерии. Кавалеристы, поддержанные артиллерийским огнем и бронеавтомобилями, атаковали бронепоезд несколькими лавами и окружили его. Бронепоезд поражал наступавших артиллерийским и пулеметным огнем в упор. Красноармейцы несли большие потери, но не прекращали атак. Конный разъезд красных попытался взорвать железнодорожное полотно на пути отхода бронепоезда, но пулеметным огнем с бронепоезда был уничтожен. В это время «Святой Георгий Победоносец» попал под обстрел трехдюймовой советской батареи. В результате попадания снаряда был поврежден котел паровоза и контужены офицер и механик.

С затухающим паровозом бронепоезд медленно двигался назад, не прекращая боя с батареей и конницей красных. На северных стрелках разъезда подбитый паровоз затух. До наступления темноты бронепоезд, не имея возможности маневрировать, все-таки отбрасывал своим огнем нападавшего противника. Вечером подошел исправный паровоз и отвел боевой состав бронепоезда на станцию Ишунь.

Во время боя 27 октября на бронепоезде «Дмитрий Донской» было разбито головное орудие, ранен один офицер и убит один вольноопределяющийся.

28 октября бронепоезд «Святой Георгий Победоносец» вышел на позицию с небронированным паровозом. Красные наступали большими силами, заняв две линии окопов и преследуя отступавшие белые части. Бронепоезд внезапно врезался в густые цепи красных и расстреливал их пулеметным и картечным огнем с дистанции до 50 шагов. Красные осыпали белый бронепоезд пулями и с небывалым упорством бросались на него в атаку, но, понеся огромные потери, начали отходить, а «Святой Георгий Победоносец» преследовал их. Это позволило пехоте белых перейти в контратаку.

Между тем продвинувшийся вперед бронепоезд был снова атакован свежими силами пехоты. Цепь красных залегла у железнодорожного полотна. На бронепоезде были ранены 4 солдата и механик и перебит единственный исправный на паровозе инжектор, в результате чего подача воды в котел прекратилась. Но бронепоезд все же отбросил своим огнем цепи красных, нанеся им большие потери. После прибытия белого бронеавтомобиля «Гундоровец» «Святому Георгию Победоносцу» удалось отойти с потухающим паровозом на станцию Ишунь.

Между тем командованию белых стало известно, что красные готовят вторжение в Крым других своих войск с северо-востока, вдоль главной линии железной дороги, проложенной по дамбе близ станции Сиваш. Тяжелый бронепоезд «Единая Россия» (новый, построенный в Крыму) находился 28 октября у Сивашского моста на участке 134-го пехотного Феодосийского полка и вел перестрелку с частями красных.

Легкий бронепоезд «Офицер» прибыл утром 28 октября на узловую станцию Джанкой. По приказанию начальника штаба 1-го корпуса он пошел оттуда на станцию Таганаш, примерно в 20 верстах от станции Джанкой, для участия в обороне Сивашских позиций.

29 октября в 9 часов утра «Офицер» вышел на Сивашскую дамбу в составе одной бронеплощадки с двумя 3-дюймовыми пушками, одной площадки с 75-мм пушкой и небронированного паровоза. Несмотря на огонь стоявших в укрытии на противоположном берегу батарей красных, «Офицер» двинулся к мосту. Когда бронепоезд был в 320 м от моста, под его второй предохранительной площадкой взорвался фугас. Взрывом был вырван кусок рельса длиной около 60 см. По инерции через взорванное место прошли одна бронеплощадка и тендер паровоза. Остановившийся бронепоезд картечью и пулеметным огнем частью перебил, частью разогнал красных, находившихся у взорванного моста. Затем «Офицер» открыл огонь по позициям артиллерии красных, продолжавшей его обстреливать.

Несмотря на поврежденные пути, «Офицеру» удалось вернуться к своим окопам. Там он оставался до часу дня, маневрируя под огнем орудий противника. После этого по приказанию начальника группы бронепоездов полковника Лебедева «Офицер» отошел на станцию Таганаш.

В это время части красных прорвались по Чонгарскому полуострову и вели наступление с востока, в обход станции Таганаш. Бронепоезд «Офицер» обстреливал их колонны, наступавшие со стороны селения Абаз-кирк. Огнем белых бронепоездов (в том числе и тяжелого бронепоезда «Единая Россия»), а также позиционной и полевой артиллерии красные, атаковавшие большими силами, были к вечеру остановлены южнее селения Тюп-Джанкой. До темноты бронепоезд «Офицер» оставался на станции Таганаш.

Вечером 29 октября «Офицер» снова пошел на Сивашскую дамбу, но вскоре вернулся назад и встретился с бронепоездом «Единая Россия». Затем оба бронепоезда двинулись к дамбе. «Единая Россия» шел позади «Офицера» на расстоянии чуть более 200 м. Не доезжая метров 500 до линии передовых окопов белых, капитан Лабович остановил бронепоезд «Офицер», так как получил предупреждение от проходившего в это время по полотну железной дороги офицера Феодосийского полка, что красные, по-видимому, готовятся подорвать путь, так как были слышны удары кирки по рельсам. «Офицер» стал медленно отходить, чтобы обнаружить место подкопа.

Внезапно сзади раздался взрыв. Взрыв произошел под предохранительными площадками следовавшего сзади бронепоезда «Единая Россия». Две предохранительные площадки взлетели в воздух. «Единая Россия» был отброшен назад по рельсам на расстояние около полуверсты. В образовавшуюся от взрыва яму провалилась задняя площадка с 75-мм пушкой бронепоезда «Офицер», который не успел затормозить. «Офицер» остановился. Тогда при полной темноте красные открыли огонь из семи пулеметов, стоявших в основном с левой стороны железнодорожного полотна.

Бронепоезд «Единая Россия» открыл ответный огонь. На бронепоезде «Офицер» два орудия не могли стрелять: задняя 75-мм пушка не могла стрелять из-за наклонного положения боевой площадки, провалившейся в яму, а у средней трехдюймовой пушки не было достаточного количества номеров расчета. Таким образом, «Офицер» открыл огонь только из одного головного трехдюймового орудия и всех пулеметов.

Через несколько минут красные, а это были бойцы 264-го полка 30-й дивизии, пошли в атаку на бронепоезда. С криками «ура» они стали забрасывать гранатами бронеплощадки «Офицера». Однако там команда уже бежала на бронепоезд «Единая Россия», который отправился в тыл на станцию Таганаш.

В тот же день, 29 октября, с 7 часов утра находившиеся на Ишуньской ветке бронепоезда «Дмитрий Донской» и «Святой Георгий Победоносец» вступили в бой с наступающими советскими частями и сдерживали продвижение противника со стороны Карповой Балки. Около полудня бронепоезд «Дмитрий Донской» был подбит. Его бронеплощадки получили настолько серьезные повреждения, что бронепоезд не мог продолжать бой и отошел в сторону узловой станции Джанкой.

Бронепоезд «Святой Георгий Победоносец» остался один. Однако ему удалось сдерживать наступление частей красных до тех пор, пока отступавшие войска белых не вышли на большую Симферопольскую дорогу. Затем «Святой Георгий Победоносец» отошел на станцию Ишунь и оттуда отражал атаки красной конницы, которая пыталась начать преследование белых частей.

При отходе бронепоезда «Святой Георгий Победоносец» сошла с рельсов одна его предохранительная площадка. Поздно вечером примерно в двух верстах от узловой станции Джанкой произошло столкновение составов бронепоездов «Святой Георгий Победоносец» и «Дмитрий Донской». Бронеплощадки при этом не пострадали, а сошли с рельсов лишь вагон резерва бронепоезда «Святой Георгий Победоносец» и три вагона-мастерских, которые были прицеплены к бронепоезду «Дмитрий Донской».

Видимо, в ту же ночь бронепоезд «Иоанн Калита» прошел через станцию Джанкой на Керчь, имея задачей прикрывать отход в сторону Керчи частей Донского корпуса. [Старый бронепоезд «Иоанн Калита» был брошен 12 марта 1920 г. На его базе был сформирован красный бронепоезд № 40. Новый бронепоезд «Иоанн Калита» был сформирован в начале лета 1920 г. в Крыму на базе 2-й батареи 1-го дивизиона тяжелой артиллерии.]

Утром 30 октября бронепоезд «Святой Георгий Победоносец», присоединив к себе одну боевую площадку бронепоезда «Единая Россия», двинулся вместе с резервом со станции Джанкой в сторону Симферополя. Примерно в 5 верстах к югу от Джанкоя состав резерва бронепоезда был брошен, так как оказалось, что его паровоз не успел получить снабжения.

Бронепоезд «Единая Россия» оставил станцию Таганаш последним. Когда «Единая Россия» подошел к станции Джанкой, ему пришлось остановиться и ждать починки поврежденного пути. «Единая Россия» двинулся дальше, когда уже часть города Джанкой была занята красными. На разъезде к югу от станции Джанкой бронепоезда «Святой Георгий Победоносец» и «Единая Россия» соединились и пошли дальше соединенным составом.

Около 2 часов дня 30 октября бронепоезда подошли к станции Курман-Кемельчи, что в 25 верстах к югу от станции Джанкой. В это время неожиданно появилась красная конница, которая шла со стороны Ишуньских позиций в обход отступающих войск белых. Соединенные белые бронепоезда открыли огонь по наступавшей коннице, отбросили ее и дали возможность частям белых в порядке отходить дальше.

При дальнейшем движении к Симферополю соединенным бронепоездам белых преградило путь препятствие из наваленных на рельсы камней и шпал. По бронепоездам открыла огонь четырехорудийная батарея красных, а их конница находилась в тысяче шагов от железнодорожного пути.

Красные кавалеристы двинулись в атаку на белые бронепоезда, но были отброшены с большими потерями. При дальнейшем отходе командам белых бронепоездов приходилось несколько раз расчищать путь от шпал и камней, которые красные успевали набрасывать, чтобы вызвать крушение. К ночи на станцию Симферополь прибыли бронепоезд «Дмитрий Донской» и состав резерва бронепоезда «Офицер». Позднее в Симферополь пришли соединенные бронепоезда «Святой Георгий Победоносец» и «Единая Россия».

В 11 часов 31 октября бронепоезд «Святой Георгий Победоносец» отошел со станции Симферополь последним. По прибытии на станцию Бахчисарай был спущен на ее северных стрелках паровоз. Затем по приказанию командующего 1-й армией генерала Кутепова был взорван железнодорожный мост через реку Альму и сожжен мост на шоссе. Ночью было получено приказание отходить в Севастополь для погрузки на суда.

На рассвете 31 октября бронепоезд «Дмитрий Донской» и состав резерва бронепоезда «Офицер» подошли к станции Севастополь и остановились близ первых пристаней. Дальше двигаться было нельзя, так как на повороте сошла с рельсов боевая площадка «Дмитрия Донского» и требовалась починка пути.

Между тем были получены сведения, что у соседней пристани уже производится погрузка войск на пароход «Саратов». На этот пароход была принята команда бронепоезда «Грозный», которая перед посадкой привела в негодность только что полученные из ремонта орудия и сбросила в море замки.

Около 9 часов утра 1 ноября бронепоезда «Святой Георгий Победоносец» и «Единая Россия» дошли до Севастополя, в район Килен-бухты. По пути была испорчена материальная часть на бронеплощадках. Около 10 часов было произведено крушение для того, чтобы составы бронепоездов не достались в целом виде красным. Боевые составы бронепоездов «Святой Георгий Победоносец» и «Единая Россия» были пущены возможно быстрым ходом навстречу друг другу.

[Буль Баш]

Команда бронепоезда «Святой Георгий Победоносец» с шестью пулеметами погрузилась на пароход «Бештау». Команда бронепоезда «Единая Россия», прибывшая на боевой части, была также погружена на пароход «Бештау». Часть команды, находившаяся в составе резерва, погрузили раньше на пароход «Херсон».

Тяжелый бронепоезд «Иоанн Калита» прибыл 1 ноября в Керчь, прикрывая шедшую в арьергарде Донского корпуса бригаду под командой генерала Фицхелаурова. Так как не было разрешено взорвать боевой состав бронепоезда, то его матчасть была приведена в негодность без взрыва. В ночь на 2 ноября команда бронепоезда «Иоанн Калита» была погружена на плавсредство «Маяк номер 5-й».

Бронепоезд «Дмитрий Донской» прибыл 2 ноября в Керчь, где уже находился легкий бронепоезд «Волк». Команды этих двух бронепоездов сняли замки с орудий и испортили матчасть на боевых площадках, после чего погрузились на суда.

11 ноября в Севастополь из Константинополя прибыл французский тяжелый крейсер «Вальдек Руссо» (водоизмещением 14 тыс. тонн, вооруженный четырнадцатью 194/50-мм орудиями) в сопровождении эсминца «Алжирец». На его борту находился временно командующий французской Средиземноморской эскадрой адмирал Дюменил. В ходе переговоров с французским адмиралом Врангель предложил передать Франции весь военный и коммерческий флот Черного моря в обмен на содействие в эвакуации белой армии. Сам барон позже писал:

«Мы беседовали около двух часов, итоги нашей беседы были изложены в письме адмирала ко мне от 29 октября (11 ноября): “…Ваше Превосходительство, в случае если Франция не обеспечит перевозку армии на соединение с армией русско-польского фронта, в каком случае армия была бы готова продолжать борьбу на этом театре, полагаете, что ваши войска прекратят играть роль воинской силы. Вы просите для них, как и для всех гражданских беженцев, помощи со стороны Франции, так как продовольствия, взятого с собой из Крыма, хватит лишь на десяток дней, громадное же большинство беженцев окажется без всяких средств к существованию.

Актив крымского правительства, могущий быть употребленным на расходы по эвакуации беженцев, их содержание и последующее устройство, составляет боевая эскадра и коммерческий флот.

На них не лежит никаких обязательств финансового характера, и Ваше Превосходительство предлагаете немедленно передать их Франции в залог”».

[Цит. по: Петр Врангель. Оборона Крыма в 1920 г. / Гражданская война в России: оборона Крыма.]

Да простит меня читатель за столь длинную цитату, но, увы, наши демократы всячески замалчивают продажу русского военного и транспортного флота Франции. Вот забавный случай: в школе подмосковного города Королева старшеклассник на уроке истории ляпнул о продаже флота. Молодая учительница возмутилась: «Врангель не мог этого сделать!» «Почему?» Последовала небольшая пауза, а затем историчка менее уверенно сказала: «Врангель был народный герой». Ну что ж, барон фон Врангель – русский народный герой!

Послушаем дальше «народного героя»:

«Я отдал директиву: войскам приказывалось, оторвавшись от противника, идти к портам для погрузки, 1-му и 2-му армейским корпусам – на Евпаторию; Севастополь, конному корпусу генерала Барбовича – на Ялту; кубанцам генерала Фостикова – на Феодосию; донцам и Терско-Астраханской бригаде во главе с генералом Абрамовым – на Керчь. Тяжести оставить. Пехоту посадить на повозки, коннице прикрывать отход».

14 ноября 1920 г. в 14 ч. 50 мин. барон Врангель поднялся на борт крейсера «Генерал Корнилов». Крейсер поднял якоря и покинул Севастопольскую бухту. На борту крейсера находились штаб Главнокомандующего, штаб командующего флотом, особая часть штаба флота, Государственный банк, семьи офицеров и команды крейсера и пассажиры, всего 500 человек.

Порты Крыма покинула целая армада кораблей: один дредноут, один старый броненосец, два крейсера, десять эсминцев, четыре подводные лодки, двенадцать тральщиков, 119 транспортов и вспомогательных судов. На них были вывезены 145 693 человека (не считая судовых команд), из которых 116 758 человек были военными и 28 935 – гражданскими. [По данным Иванова В.Б. Тайны Севастополя. Кн. 1. Тайны земные. Севастополь: КИЦ «Севастополь», 2005.]

По данным же специальной секретной сводки разведывательного отдела штаба французской Восточно-Средиземноморской эскадры от 20 ноября 1920 г., «прибыло 111 500 эвакуированных, из которых 25 200 – гражданских лиц и 86 300 – военнослужащих, среди которых 5500 – раненых; ожидается только прибытие из Керчи кораблей, которые, как говорят, должны доставить еще 40 000 беженцев». [ЦХИДК. Ф. 211. Оп. 1. Д. 188.]

В ходе эвакуации пропал без вести эсминец «Живой», на котором погибло 257 человек, в основном офицеров Донского полка.

Команда тральщика «Язон», шедшего на буксире транспорта «Эльпидифор», ночью обрубила буксирный канат и увела судно к красным в Севастополь.

Любопытно, что мирное население эвакуировалось даже на подводных лодках. Так, с подводной лодки «Утка» в Севастополе перед отходом в Константинополь ушли 12 матросов, зато были приняты 17 женщин и двое детей.

По прибытии в Константинополь Врангель решил не расформировывать свою армию, а разместить ее за рубежом, по возможности поддерживая ее боевую готовность. Наиболее боеспособные части, входившие в 1-й армейский корпус (25 596 человек), были размещены на Галлиполийском полуострове в 50 км к западу от Константинополя в районе Чаталджи. Другие части были размещены на острове Лемнос, в Сербии и Болгарии.

21 ноября 1921 г. Черноморский флот был реорганизован в Русскую эскадру. Подавляющее же большинство коммерческих судов и вспомогательных судов Черноморского флота (131 вымпел!) Врангель оперативно продал частным владельцам. Тема о том, как нажились на продаже судов французские адмиралы и белые вожди, еще ждет своих исследователей. Боевые же русские корабли абсолютно не интересовали французов, которые были заняты послевоенным сокращением собственного флота. Поэтому французы позволили Врангелю сохранить боевые корабли и даже выделили стоянку для Русской эскадры – военно-морскую базу в Бизерте (современный Тунис).

В Бизерту прибыли 33 вымпела: линкоры «Генерал Алексеев» и «Георгий Победоносец»; крейсера «Генерал Корнилов» и «Алмаз»; эсминцы «Беспокойный», «Гневный», «Дерзкий», «Пылкий», «Поспешный», «Цериго», «Зоркий», «Капитан Сакен», «Звонкий», «Жаркий»; подводные лодки «Буревестник», «Утка», «Тюлень», АГ-22; канонерские лодки «Страж», «Всадник», «Джигит», «Грозный», «Гайдамак»; тральщик «Китобой»; посыльное судно «Якут»; транспорты «Дон», «Добыча»; буксир «Голланд»; ледокол «Илья Муромец»; учебная парусная баркентина «Моряк»; спасательное судно «Черномор»; плавучая мастерская «Кронштадт» и недостроенный танкер «Баку».

Новым командующим Русской флотилией стал контр-адмирал Михаил Андреевич Беренс. Он делал все от него зависящее, чтобы поддерживать дисциплину и хоть какую-то боеспособность кораблей. На кораблях по утрам поднимались Андреевские флаги. В Бизерте был создан Морской корпус и даже издавался журнал «Морской сборник» – главный военно-морской журнал России, выпускавшийся с 1848 г. Параллельно в Петрограде с 1918 г. издавался советский «Морской сборник».

Русская эскадра в Бизерте просуществовала до ноября 1924 г. Но когда Франция официально признала СССР, белым пришлось спустить Андреевские флаги и покинуть корабли. Французы даже предложили Советскому Союзу вернуть «бизертскую» эскадру, но вопрос не был решен из-за спора о долгах царской России.

Сейчас ряд СМИ, а также самодеятельных историков флота пытаются представить офицеров бизерской эскадры эдакими рыцарями без страха и упрека, которые-де и на чужбине хранили боеготовность русского флота. Увы, им никто не задает очевидного вопроса – зачем?

Да и вообще, зачем Врангель несколько лет пытался держать под ружьем десятки тысяч бойцов белой армии? Неужели он и командующий эскадрой контр-адмирал Беренс не понимали, что сами по себе ни белые дивизии, ни корабли даже чисто технически не смогут добраться до границ Советского Союза?

Ясно, как дважды два – четыре, что белые эмигранты смогут воевать лишь в случае нападения на СССР какой-либо европейской страны или группы стран. И именно к этому готовились белоэмигранты.

Давайте рассмотрим ситуацию с точки зрения здравого смысла и международного права. Действуя в России, Добровольческая армия была воюющей стороной Гражданской войны, хорошей ли, плохой – это дело политических пристрастий. А вот оказавшись на чужбине и не разоружившись, «добрармейцы» стали наемниками, ищущими хозяина для нападения на собственную страну.

Международное право никогда не признавало таких наемников воюющей стороной. И в полном соответствии с международным правом советские власти могли рассматривать всех неразоруженных белых в качестве бандитов и соответствующе карать их.

Между тем у Врангеля был и другой путь. Он мог бы в Константинополе издать приказ об окончании войны, то есть признать де-юре, что произошло де-факто, и распустить армию и флот.

Замечу, что не только казаки и солдаты, но даже старшие офицеры врангелевской армии в ноябре 1920 г. очень плохо владели информацией о том, что происходило в России и в Европе за три последних года. А вот Врангель и его штаб имели доступ к советской и зарубежной прессе, получали информацию от западных военных и гражданских представителей и даже от царских послов, которые к этому времени еще сидели в русских посольствах большинства стран Европы.

Так почему бы Врангелю не сказать всей правды людям, которых он вывез на чужбину? Шансов вернуться в Россию на белом коне нет на сто процентов. Есть небольшая вероятность вернуться в обозе вражеской армии в качестве переводчиков, личного состава карательных отрядов и т. п. Так пусть люди, мечтавшие вернуться в этом качестве, прямо и обращаются в иностранные разведки, не устраивая оперетту с «Русской армией» и «Русской эскадрой».

Те же, кто хочет легально вернуться в Советскую Россию, должны хорошо представлять экономическую и политическую ситуацию там, а также вероятность знакомства с ОГПУ. Поэтому большинство белых военнослужащих и беженцев должны как можно быстрее вписаться в жизнь Франции, Германии и других европейских стран и США. Иного пути нет! Но, увы, Врангель не сделал такого заявления и на много лет лишил нормальной жизни десятки тысяч эмигрантов.

Предвижу традиционный упрек – хорошо судить поступки людей, зная наперед последующие события. Но ведь иной альтернативы последующим событиям 1920—1930-х годов не было и быть не могло. Предположим совсем фантастический вариант – в Советской России в 1920-х годах случился бы военный переворот. К власти пришли бы какие-то красные командиры. Льва Давидовича, Склянского, Каменева, Зиновьева и др. поставили бы к стенке, разрешили бы свободную торговлю, и прочая, и прочая…

Но даже и при таком нереальном варианте врангелевская армия и флот никак не могли повлиять на события в России.

Риторический вопрос: зачем победившим в России военным заговорщикам потребовались бы через несколько месяцев после переворота дивизии Врангеля? Так что никакой альтернативы для белого движения после ноября 1920 г. не было. Оставался лишь один путь борьбы с советской властью – идти на службу к японцам, а позже к Гитлеру. Это пытались сделать многие белые генералы. Конец их хорошо известен.

Не имея никакой возможности реально навредить советской власти, Врангель и K° оказали медвежью услугу белым офицерам, оставшимся в СССР.

В свое время я просмотрел в спецхране Ленинки подшивку за 1930–1933 гг. номеров белоэмигрантского военного журнала «Часовой». Впечатление такое, что этот журнал издавался не в Париже спустя 10–12 лет после окончания Гражданской войны, а где-нибудь в Северной Таврии в начале 1920 года. Вот-вот, мол, пойдем в новый поход, большевики падут со дня на день. В каждом номере письма «оттуда», причем в большинстве своем от красных командиров. Тем давно осточертели большевики, они составляют заговоры и лишь ждут сигнала «из-за бугра», чтобы начать всеобщее восстание. Нетрудно догадаться, что «Часовой» достаточно внимательно читали на Лубянке. Так что репрессии против командного состава Красной Армии в чем-то и на совести господ эмигрантов.

После эвакуации врангелевских войск в Крыму начались массовые расстрелы оставшихся белых офицеров. Цифры убитых существенно разнятся и доходят до 150 тысяч человек. Понятно, что даже цифра 50 тысяч является плодом воспаленного бреда. Каждый желающий может посчитать численность врангелевских войск к 30 октября 1920 г., вычесть число убитых в ходе боев и число эвакуированных. При этом следует помнить, что во врангелевской армии офицеры не составляли и половины личного состава.

Спору нет, жаль несчастных людей, погибших в мясорубке Гражданской войны как с той, так и с другой стороны. Но убийства в Крыму в конце 1920 г. – в 1921 г. принципиально отличались от убийств в 1917–1918 гг. Во втором случае это была вакханалия убийств, вызванная ненавистью к офицерству, а в первом случае – превентивная мера. Врангель обещал вернуться и хвалился, что его ждут в Крыму? Ну что ж, сделаем так, чтобы его никто не ждал. Примерно так рассуждали Троцкий, Склянский и их наместники в Крыму Бела Кун и Землячка. Любой военный историк не может не понять, что оставлять белых офицеров в Крыму было нельзя. Можно их вывезти и куда? В Поволжье? На Тамбовщину к Антонову? В Северную Таврию к Махно? А может, в Кронштадт и Питер?

[Буль Баш]

Кронштадтский мятеж – явление оригинальное и очень важное для отечественной истории, хотя оно и стоит несколько особняком от остальных событий Гражданской войны и даже выносится некоторыми историками за ее рамки.

Налицо сравнительно редкое в истории событие, которое непримиримые противники используют в качестве козыря в своей идеологической борьбе. Коммунисты уже 86 лет воспевают мужество красноармейцев и рабочих, штурмом взявших Кронштадт. Здесь сложилась целая мифология: «Нас водила молодость в сабельный поход, нас бросала молодость на кронштадтский лед…», «Нет крепостей, которые бы не взяли большевики» и т. д.


А с другой стороны, эмигрантские историки и отечественные либералы славят матросов, поднявшихся на борьбу с тиранией коммунистов. Соответственно, и эта сторона создала свою мифологию.

Вот образец большевистской пропаганды:

«Итак, кронштадтский мятеж был ликвидирован. Короткая, но ожесточенная борьба завершилась. Она потребовала от Советского государства огромного напряжения сил и стоила советскому народу новых больших жертв. Повреждения получили кронштадтские форты, порт и сооружения города-крепости, линкоры „Петропавловск“ и „Севастополь“. Были затрачены большие материальные ресурсы. Такова была цена за преступный, бессмысленный мятеж, поднятый кучкой авантюристов, сумевших демагогией и ложью увлечь за собой усталых и полуголодных матросов и солдат. Жестокая цена…

Советские войска захватили в плен 2444 мятежника, в том числе трех членов «ревкома» – Валька, Перепелкина, Павлова. Некоторые из активных руководителей мятежа, преимущественно бывшие офицеры, уже через несколько дней были непосредственно в Кронштадте преданы суду военного трибунала и по его приговору расстреляны. Это была суровая, но справедливая кара, предупреждение всем, кто попытается поколебать устои государства, власть в котором принадлежит рабочим и крестьянам».

[Семанов С.Н. Ликвидация антисоветского Кронштадтского мятежа 1921 года. М.: Наука, 1973.]

А вот пример антисоветской пропаганды:

«Кронштадтские моряки, солдаты гарнизона, тамошние рабочие, все граждане несчастного города-крепости совершили совокупный подвиг для своей страны. Именно их выступление положило конец „военному коммунизму“, который был самым свирепым „коммунизмом“ среди всех последующих во всех концах планеты. Да, наделали мятежники ошибок, были половинчаты и нерешительны, не смогли выдвинуть из своей среды сильных руководителей, – так, но значение их трагического выступления исключительно велико. В 1929-м, во время второй вспышки „военного коммунизма“, своего „Кронштадта“, к сожалению, не нашлось. И они четко осознали, что Троцкий, Зиновьев и их еврейское ВЧК являются истинными врагами народа.

Сохраним же благодарную память обо всех участниках событий в мятежной крепости, хотя почти все имена их сгинули в безднах нашей темной истории. И посочувствуем их судьбе».

[Семанов С.Н. Кронштадтский мятеж. М.: Алгоритм, 2003.]

Налицо типичная диаметрально противоположная оценка событий 1921 г. Тут же любопытно лишь авторство обеих цитат. Увы, обе гневные филиппики принадлежат одному и тому же лицу – Сергею Николаевичу Семанову, известному «историку, писателю и общественному деятелю», который, как и большинство наших политиков, деятелей культуры, СМИ и бизнеса, начал свою карьеру в комсомоле, отправившись в 1956 г. заведовать отделом пропаганды Петроградского райкома комсомола в Ленинграде.

Ну что ж, попробуем разобраться, что же произошло в Кронштадте в 1921 г.?

Начнем с того, что такое Кронштадт. Кронштадт – это одновременно и город на острове Котлин, и крепость, прикрывавшая с моря столицу Российской империи. При этом большинство фортов крепости расположены не на самом острове Котлин, а на шестнадцати искусственных и естественных островах.

Северный мелкий фарватер прикрывали островные форты «Обручев», «Тотлебен» и номерные форты № 1–7. Южный основной фарватер прикрывали островные форты № 1, № 2, «Милютин», «Кроншлот» и «Константин», последний находился на узком мысе на южном побережье острова Котлин.

В 1908–1915 гг. на обоих берегах Финского залива были построены передовые форты «Красная Горка», «Ино» и «Серая Лошадь». Новые форты вошли в состав Кронштадтской крепости. Форт «Ино» на северном берегу залива был взорван в 1918 г. при попытке захвата его белофиннами.

На 15 февраля 1921 г. в состав крепости входили: штаб, специальные механические и вспомогательные части, 187-я отдельная стрелковая бригада, 21-й воздухоплавательный отряд и крепостная артиллерия. Всего гарнизон составлял 16 468 человек, из которых 1078 командиров.

Самым сильным был внешний форт «Красная Горка»: восемь 305/52-мм, четыре 254/45-мм, шесть 152/45-мм пушек, одиннадцать 76-мм зенитных и полевых пушек, а также четыре 280-мм мортиры. 305-мм орудия «Красной Горки» доставали не только до Кронштадта, но и до финского берега.

Любопытный штрих Гражданской войны: весной 1918 г. финские катера и малые суда начали пиратствовать в заливе – захватывать русские торговые пароходы, в том числе в виду Кронштадта. Но Балтийский флот ничем им не мог помочь, так как по условиям Брестского мира советским военным кораблям на Балтике было запрещено выходить из баз. Тогда кто-то из старых военспецов надоумил большевиков, мол, форты Кронштадтской крепости принадлежали при царе Военному, а не Морскому министерству и действие статей Брестского мира на них не распространяется. И после каждого акта пиратства раздавался грохот 12-дюймовых пушек, посылавших 470-килограммовые снаряды на финские поселки на северном берегу залива. После нескольких обстрелов до финнов дошло, и нападения на гражданские суда прекратились.

Но вернемся к фортам Кронштадтской крепости. Форт «Серая Лошадь» был сравнительно слаб: три 152/45-мм и четыре 120/50-мм пушки.

Из остальных фортов «Риф» (на западной оконечности Котлина) и островные форты «Обручев» и «Тотлебен» имели на вооружении десять 254/45-мм пушек, а остальные форты были вооружены 152/45-мм и 120/50-мм пушками. Кроме того, в крепости имелись 280-мм и 229-мм пушки и мортиры обр. 1877 г., но они в основном утратили свое боевое значение.

Замечу, что в книгах Семанова, равно как и в иной советской и антисоветской литературе, посвященной Кронштадтскому мятежу, ничего не говорится о вооружении фортов – авторы чрезвычайно озабочены поливанием помоями своих политических противников, и им явно не до артиллерии Кронштадта.

Кронштадтская крепость с начала XIX в. была сильнейшей в мире береговой крепостью, и справиться с ней было не по зубам ни германскому, ни британскому флоту, ни всей Красной Армии. Даже германские войска, летом 1941 г. прошедшие победным маршем от границы, резко тормознули в районе расположения фортов «Красная Горка» и «Серая Лошадь», получивших у советских историков название «Ораниенбаумский пятачок», для конспирации, как говаривал Остап Бендер.

Так почему же мятеж кончился неудачей?

Да потому что оба названия – «Кронштадтский мятеж» и «Кронштадтское восстание», – мягко выражаясь, некорректны.

Мятеж был поднят матросами линкоров «Севастополь» и «Петропавловск» и ряда других судов. Позже к мятежникам присоединились гарнизоны нескольких фортов и отдельные обыватели из города. Если бы мятежников энергично поддержали гарнизоны всех фортов, то исход операции был бы, без сомнения, совсем иной.

Пока никому не приходит в голову называть восстание (или мятеж, кому как угодно) на броненосце «Потемкин» или на крейсере «Очаков» Одесским или Севастопольским восстанием. Так что куда корректнее именовать события марта 1921 г. мятежом команд линкоров «Севастополь» и «Петропавловск».

Но, увы, такое название не соответствует мифологии обеих сторон.

[Буль Баш]

Единственное, в чем согласны обе стороны, так это в том, что катализатором мятежа стали тяжелое экономическое положение в стране, продразверстка и восстания крестьян.

Но почему восстал именно Кронштадт, а не гарнизоны Москвы, Нижнего Новгорода, Казани, Киева?.. Ведь флот традиционно снабжался лучше, чем сухопутные части. Несмотря на все трудности, к началу 1921 г. на корабле матрос получал в день хлеба 1,5 фунта, крупы 0,2 фунта, мяса 0,3 фунта, рыбы 0,1 фунта, масла 0,7 фунта, сахара 0,1 фунта (1 фунт = 409,5 грамма).

Британские и иные спецслужбы тут тоже ни при чем. В Лондоне и Париже о мятеже узнали гораздо позже, чем в Петрограде и Москве. С некоторой натяжкой можно сказать, что Кронштадтский мятеж инспирировал… Николай II. Да, да, именно он еще в начале Первой мировой войны запретил выходить в море четырем балтийским линкорам-дредноутам без его личного разрешения. Морская война на Балтике носила скоротечный характер, и пока решат направить запрос царю на выход линкоров, пока зашифруют его в Петрограде, пока расшифруют в ставке в Могилеве, пока его величество соизволит прочесть запрос, посоветуется, а потом опять будут шифровки да расшифровки, тем временем германские корабли вернутся в свои базы.

Два с половиной года экипажи находились в ожидании выхода в море, но, увы, линкоры-дредноуты так и не сделали ни одного боевого выстрела за всю войну. Нетрудно догадаться, как это сказалось на психологическом состоянии команд.

Получив весть о Февральской революции, матросы линкоров типа «Севастополь» устроили дикую расправу над своими офицерами в Гельсингфорсе, а позже учинили погромы обывателей в городе Кронштадте. Это была первая в ходе революции массовая расправа над офицерами. Адмирал Исаков писал в своих воспоминаниях, что даже в 1920 г. на Каспии матросы-анархисты издевательски называли его «лейтенантом с “Петропавловска”». Это словосочетание стало синонимом матросского самосуда. По данным того же С.Н. Семанова [Ликвидация антисоветского Кронштадтского мятежа 1921 г.], на линкорах «Петропавловск» и «Севастополь» новобранцы в 1918–1921 гг. составляли только 6,8 %, а, соответственно, 93,2 % (1904 человека) были участниками бузы в феврале 1917 г. Именно они ровно через три года подняли мятеж в Кронштадте.

В начале 1921 г. на ряде предприятий Петрограда началась волынка, то есть неорганизованные забастовки. Но куда большим злом стала дискуссия «о профсоюзах», навязанная коммунистической партии Л.Д. Троцким. Фактически это была попытка председателя Реввоенсовета захватить всю полноту власти в партии и стране. Льву Давидовичу были подчинены все Вооруженные силы Советской республики. Подавляющее большинство старших командиров Красной Армии были выдвиженцами Троцкого, многие были обязаны своей карьерой лишь личной преданности вождю.

Однако значительная часть населения страны ненавидела лично Троцкого и его авторитарный, диктаторский стиль работы, массовые расстрелы, да чего греха таить, и его национальность. Против Троцкого объединилась вся партийная верхушка от Зиновьева до Сталина.

Одним из любимцев Троцкого был Ф.Ф. Раскольников, которого Троцкий в июне 1920 г. назначил командующим «Морскими Силами Балтийского моря» (то есть Балтийского флота). Новый 26-летний командующий не был ни Бонапартом, ни Нельсоном, а типичным авантюристом революционного времени. До Первой мировой войны Федор Ильин (такова была его настоящая фамилия) учился в Политехническом институте, бросил, писал статьи. В 1915 г. был призван во флот, но воевать ему не хотелось, и он нашел лазейку – пошел на курсы гардемаринов. С началом революции бросил учебу и отправился в Кронштадт делать революцию, приняв новую фамилию – Раскольников. Он сблизился с Троцким и вместе с ним отправился в Свияжск воевать с белочехами. Троцкий назначил его командующим Волжской военной флотилией. Там же Раскольников знакомится с Ларисой Рейснер – метрессой Троцкого.

На Волге, на Каспии и в Кронштадте Раскольников и Лариса всегда занимали лучшие особняки, заводили прислугу. Нетрудно догадаться, как это влияло на простых матросов. Политотдел Балтийского флота распорядился создать театр имени Раскольникова. Раскольников забросил все служебные дела и занялся пропагандой во флоте идей Троцкого, всячески дискредитировал партийных лидеров – оппонентов Льда Давидовича. В этом ему активно помогала Лариса Рейснер.

В такой обстановке 2 марта 1921 г. в Кронштадте начался мятеж. Власть оказалась в руках Ревкома во главе со старшим писарем линкора «Петропавловск» С.М. Петриченко. Ревком выпустил несколько программных документов. Все они представляли собой хорошие, но нереальные пожелания, главным из которых было «Советы без коммунистов». Кто будет брать власть, кто и как будет руководить страной, откуда взять продовольствие и т. д. – найти ответы в наивных и безответственных резолюциях и требованиях восставших невозможно.

Город Кронштадт и линкоры были захвачены мятежниками бескровно, около трехсот коммунистов арестованы, часть бежала по льду на южный и северный берега Финского залива, а часть коммунистов присоединилась к восставшим.

Поначалу главным оружием мятежников и большевиков была «большая ложь». Так, 3 марта вышел первый номер «Известий Временного революционного комитета», через всю полосу шел победный аншлаг: «В Петрограде всеобщее восстание». На самом деле в Петрограде волынка пошла на убыль, некоторые корабли, стоявшие в Петрограде, и часть гарнизона колебались и занимали нейтральную позицию, но подавляющее большинство солдат и матросов поддерживало советское правительство.

В свою очередь, глава петроградских большевиков Зиновьев заявил, что в Кронштадт проникли белогвардейские и британские агенты, которые швырялись золотом налево и направо. А мятеж поднял генерал Козловский. Действительно, генерал-майор А.Н. Козловский командовал кронштадтской артиллерией. Его несколько раз приглашали на заседание Ревкома, но никакой серьезной роли в боевых действиях он не сыграл.

Руководство большевиков прекрасно понимало, что через три – пять недель лед вскроется и мятежники получат продовольствие из-за рубежа. В этом случае даже без военной помощи извне крепость могла держаться много месяцев.

Между тем британский и французский флоты начали готовиться к походу на Балтику. На Балканах и в Бизерте зашевелились врангелевцы.

Все это заставило Ленина бросить значительные силы на подавление мятежа. При этом председатель Реввоенсовета был наделен чрезвычайными полномочиями. Фактически Троцкий стал диктатором не только в Петрограде, но и по всей стране. Энергии и опыта управления войсками Льву Давыдовичу было не занимать, и он воссоздает 7-ю армию, усиленную бронепоездами и авиаотрядами. На северном и южном берегах Финского залива было сосредоточено свыше 45 тысяч штыков.

Тем не менее этих сил было явно недостаточно. Северная группа советских войск имела 34 орудия, а Южная группа – 103 орудия, не считая орудий двух броненосцев. Однако проку от них было мало. Так, Северная группа 7 марта выпустила 2435 снарядов, а 8 марта – 2824 снаряда. Вроде бы много. Но всего за два дня было сделано лишь 85 выстрелов из 152-мм гаубиц, а остальные выстрелы пришлись на 76-мм пушки. И 152-мм гаубицы, и 76-мм пушки с северного берега, даже от Лисьего носа, не доставали до острова Котлин, и пальба велась по северным фортам, которым 76-мм гранаты были не страшнее грецких орехов. Пальба красными велась в основном для поддержания собственного духа.

Эффективно действовать по фортам и линкорам могли только 305-мм и 254-мм пушки, однако красные военморы стреляли из рук вон плохо. Вот характерный пример. 7 марта форт «Красная Горка» целый день вел редкий огонь из 305-мм пушек по линкору «Севастополь» и форту «Константин». Особых повреждений ни линкор, ни форт не получили. «Константин» и «Севастополь» столь же лениво отстреливались, причем все их снаряды ложились западнее форта «Красная Горка».

Следует заметить, что скорострельность орудий линкора «Севастополь» была существенно ниже, чем линкора «Петропавловск», так как на «Севастополе» не работали электроприводы орудий, и заряжание шло на «холодной подаче», то есть вручную. Нормальная скорострельность с электроприводом – два выстрела в минуту, а на «холодной подаче» – один выстрел в 6–8 минут.

За время боев мощная артиллерия линкоров и фортов, контролируемых мятежниками, не нанесла особых потерь большевикам. Было повреждено несколько домов в Ораниенбауме, а на севере небольшие повреждения получила железная дорога в районе Лисьего носа и Сестрорецкий оружейный завод.

Советская авиация практически не оказала никакого влияния на ход боевых действий. Так, 11 марта были сброшены четыре бомбы по 30 кг и две бомбы по 16 кг, 13 марта – четыре бомбы по 16 кг, три по 70 кг и десять однофунтовых зажигательных бомб.

На фортах и кораблях у мятежников имелось свыше 30 зенитных орудий. Но огонь их оказался неэффективным. Лишь 12 марта один из самолетов был подбит и совершил вынужденную посадку.

Решающий штурм Кронштадта начался в ночь на 17 марта. Около двух часов ночи, в полной темноте на лед Финского залива вышли передовые части пехоты, а за ними с различными интервалами двинулись войска второго эшелона и резервные части.

Мятежники заметили атакующие советские части слишком поздно. Например, бойцы 32-й бригады без единого выстрела смогли подойти на расстояние одной версты до города. Однако бои в самом городе затянулись. Любопытно, что в середине дня красные вывели на лед кавалерийский полк 27-й дивизии. «Клёшники» явно не ожидали конницы на льду. В итоге кавалеристы ворвались в город через Петроградскую пристань. К утру 18 марта мятеж был повсеместно подавлен.

Руководство кронштадтского Ревкома во главе с Петриченко еще в 5 часов утра 17 марта на автомобиле уехало по льду в Финляндию. Вслед за ними кинулась толпа мятежников. Всего в Финляндию бежало около 8 тысяч человек. Большинство бежавших финны разместили в уцелевших казармах форта «Ино», а остальных – в лагерях под Выборгом и Териоки. В апреле—июне сотни из них бежали обратно в Советскую Россию.

В ходе боев за Кронштадт советские войска потеряли 527 человек убитыми и 3285 человек ранеными. Мятежники потеряли убитыми около тысячи человек, 4,5 тысячи (из них половина – раненые) были взяты в плен. Вопреки мнению историков, как красных, так и белых, обе стороны сражались более чем бездарно. Если их судить по школьной пятибалльной системе, то красным можно поставить тройку с минусом, а мятежникам – единицу!

Между тем еще за 10 дней до падения Кронштадта мятежникам, а заодно и их карателю Троцкому в Москве был нанесен смертельный удар. Ленин, выступая на Х съезде партии, предложил ввести Новую экономическую политику. Любопытно, что кронштадтский Ревком регулярно публиковал в своих «Известиях» сообщения из Москвы, но о введении НЭПа не проронил ни слова.

Введение НЭПа автоматически отодвинуло диктатора Троцкого на второй план и полностью дискредитировало его планы милитаризации экономики страны. Март 1921 г. стал переломным моментом в нашей истории.

[Буль Баш]

Гражданская война в России кардинально отличалась от Первой мировой войны. Сплошные фронты были редкостью, война в основном была маневренной. Силы противников действовали преимущественно вдоль железных дорог и рек. Поэтому решающей силой в войне стали бронепоезда и речные военные флотилии.

Тяжелая артиллерия, определявшая исход сражений на Западном фронте, в Гражданской войне не применялась. Исключение составили бои на Каховском плацдарме, где красные использовали 120-мм и 155-мм французские пушки обр. 1878 г. Крайне редко применялась и «траншейная артиллерия», сыгравшая огромную роль в позиционной войне 1915–1918 гг. как на Западном, так и на Восточном фронте. Речь идет о батальонных орудиях калибра 37–47 мм, а также различных системах минометов, гранатометов и бомбометов.

В Гражданской войне сбылись мечты царских генералов – 76-мм пушка обр. 1902 г. – знаменитая трехдюймовка – стала царицей поля боя. Важную роль сыграла и конная артиллерия. Замечу, что Семен Буденный очень много сделал для насыщения своих частей конной артиллерией, что в немалой степени обусловило успехи 1-й конной армии.

Русская армия к середине 1917 г. располагала примерно 300 бронеавтомобилями. В 1918–1920 гг. для Красной Армии было произведено около 280 броневиков. Бронировались и вооружались они в основном на Путиловском и Ижорском заводах.

Танков в ходе Гражданской войны на отечественных заводах не производилось. Англия и Франция поставили белой армии около 150 танков, в том числе англичане передали Деникину и Врангелю 74 танка. Однако и броневики, и танки в силу своих конструктивных недостатков (в первую очередь плохой проходимости и малого запаса хода) применялись крайне ограниченно.

Стоит заметить, что об уникальной роли бронепоездов и речных военных флотилий и советские, и «демократические» историки практически не упоминают.

Зато с 1991 г. и историки, и журналисты пролили тонны крокодиловых слез о бедных тамбовских крестьянах, которых «кровавый маршал Тухачевский» подвергал массированным газовым атакам.


Обыватель в шоке. Ему представляются поля Тамбовщины, усеянные трупами повстанцев и мирных жителей, погибшая домашняя скотина, собаки и даже птички небесные. А по полям в автомобиле разъезжают чекисты во главе с «кровавым маршалом». Противогазы скрывают радостные улыбки на их лицах.

Нечто подобное я слышал в студенческие годы, общаясь с диссидентствующей публикой. А вот в начале 1980-х годов мне пришлось несколько раз беседовать со своей дальней родственницей бабой Нюрой. В свои 16 лет она оказалась в центре боевых действий – в деревне Стежки Тамбовской губернии. Баба Нюра подробно, в красках рассказывала о повстанцах и красных. Я несколько раз расспрашивал ее о применении химического оружия, но о нем она и слыхом не слыхивала.

Позже я узнал, что ряд историков проводили аналогичный опрос стариков – уроженцев Тамбовской губернии и также получили отрицательные ответы. С другой стороны, я достаточно хорошо знаю военно-техническую литературу 1920-х годов. Тогда никто не стеснялся применения химического оружия, и любой случай успешного использования отравляющих веществ был бы по косточкам разобран в военно-технической литературе, причем не обязательно в закрытой (повторяю, речь идет о 1920-х – начале 1930-х годов, позже началось полное засекречивание всего и вся, что связано с химическим оружием РККА). Но, увы, никаких сведений там о применении химического оружия в Гражданской войне я не нашел.

Возникает резонный вопрос: а был ли мальчик?

Чтобы выяснить это, нам следует перенестись в середину XIX в. В 1854 г. известный английский химик и фабрикант Макинтош предложил для захвата Севастополя подвести к береговым укреплениям Севастополя специальные суда, которые извергли бы при помощи придуманных им приспособлений большое количество веществ, воспламеняющихся от соприкосновения с кислородом воздуха, «следствием чего будет, – как писал Макинтош, – образование густого черного, удушливого тумана или чада, который обнимает форт или батарею, проникая в амбразуры и казематы и прогоняя артиллеристов и всех находящихся внутри».

Английский адмирал Дендональд разрабатывал проект удушения русских войск, оборонявших Севастополь, газами, полученными от сжигания 2000 т угля и 500 т серы.

Однако из-за технических сложностей, а главное, из-за шапкозакидательских заявлений английских генералов и адмиралов – вот, мол, завтра-послезавтра возьмем Севастополь – британский кабинет не пошел на применение отравляющих веществ (ОВ) под Севастополем.

Наши офицеры артиллеристы оказались не глупее англичан, и в конце 50-х годов XIX в. Артиллерийский комитет ГАУ предложил ввести в боекомплект единорогов бомбы, начиненных отравляющими веществами. Для однопудовых (196-мм) крепостных единорогов была изготовлена опытная серия бомб, снаряженных ОВ – цианистым какодилом (современное название – какодило-цианид).

Подрыв однопудовых бомб осуществлялся в открытом деревянном срубе типа большой русской избы без крыши. В сруб поместили дюжину кошек, защитив их от осколков снаряда. Через сутки после взрыва к срубу подошли члены специальной комиссии ГАУ. Все кошки неподвижно валялись на полу, глаза их сильно слезились, но, увы, ни одна не сдохла. По этому поводу генерал-адъютант А.А. Баранцев написал доклад Александру II, где категорически заявил, что применение артиллерийских снарядов с отравляющими веществами в настоящем и будущем полностью исключено.

Генерал Баранцев оправдал свою фамилию. Ведь не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что химический снаряд – не шрапнель. Он не должен обязательно убивать или тяжело ранить солдата противника. Достаточно его хотя бы на полчаса вывести из строя или просто заставить бросить позиции. Надо ли говорить, как пригодились бы нам химические снаряды под Плевной в 1877 г.!

22 апреля 1915 г. немцы шокировали весь мир, применив на Западном фронте в районе города Ипр в Бельгии химическое оружие. Погибло почти 5000 английских солдат, компактно размещенных в глубоких окопах. Обыватели всего мира вошли в транс и уверовали во всемогущество химического оружия.

Между тем ОВ, примененное немцами, было ненамного эффективнее какодило-цианида, которым у нас пытались отравить бедных кошек.

Обывателям, равно как и беспринципным политикам было неинтересно узнать, что немцы 22 апреля 1915 г. скрытно подвезли к позициям британских войск 5730 крупногабаритных баллонов с газом и выпустили свыше 180 тонн ОВ.

В русской 76-мм химической гранате, выпускаемой с 1915-го по 1930 г., содержалось менее 0,5 кг ОВ. Таким образом, если бы немцы применили в Ипре артиллерию вместо газовых баллонов, то им пришлось бы выпустить 360 тысяч (!) трехдюймовых снарядов.

Серийное производство 76-мм химических снарядов на русских заводах началось в конце 1915 г. В армию химические снаряды стали поступать в феврале 1916 г. Всего в действующую армию до ноября 1916 г. было выслано 1040 тыс. химических снарядов.

Газовое облако при разрыве одного русского 76-мм химического снаряда охватывало площадь около 5 кв. м. Русская артиллерия использовала химические боеприпасы в основном для того, чтобы выгнать противника из окопов или сделать небоеспособной прислугу артиллерийских батарей. Случаи массового уничтожения немцев или австрийцев русскими химическими гранатами в специальной военной литературе не упомянуты.

Использовались химические боеприпасы и в отечественной авиации. В конце декабря 1915 г. 483 химические авиабомбы были отправлены в действующую армию. Там по 80 бомб получили 2-я и 4-я авиационные роты, 72 бомбы – 8-я авиационная рота, 100 бомб – эскадра воздушных кораблей «Илья Муромец», а 50 бомб отправили на Кавказский фронт. На том производство химических авиабомб в дореволюционной России и прекратилось.

Воздействие химических авиабомб на противника было явно невелико. Конкретных данных о потерях немцев нет. Но еще в ноябре 1915 г. на испытаниях химической 2-пудовой бомбы в отчете отмечалось, что бомба разорвалась на 3 куска, и получилось «белое облако паров хлора». Действие этих паров проверялось на белых мышах и морских свинках, клетки с которыми были расставлены на расстоянии от 2 до 15 метров от точки взрыва. Из нескольких десятков подопытных мышек и свинок через 2 часа умерли только две.

Первыми в Гражданской войне применили химические боеприпасы в 1918 г. английские интервенты, высадившиеся в Мурманске и Архангельске. Кстати, они же зимой 1918 г. и построили первые в России концентрационные лагеря. Впрочем, белофинны могут оспаривать пальму первенства в этом благородном почине.

Свидетельств применения красными отравляющих веществ осталось крайне мало, как в силу малой эффективности химического оружия при применении его в малых объемах, так и из-за последующей (уже в 1930-х годах) тотальной засекреченности всего, что связано с химическим оружием.

Так, например, химическое оружие применялось моряками Флотилии Верхнего Дона в мае 1918 г. 28 мая отряд красных судов в составе буксирного парохода «Воронеж», вооруженного одним пулеметом, баржи с двумя 3-дюймовыми (76-мм) полевыми пушками обр. 1900 г. и парового катера с двумя пулеметами вышел из Котояка и отправился вниз по Дону.

Отряд шел по реке и периодически постреливал по казацким станицам и отдельным группам казаков, которые, как предполагалось, принадлежали к повстанцам, поднявшим мятеж против советской власти. Применялись как фугасные, так и химические снаряды. Так, по хуторам Матюшенскому и Рубежному огонь велся исключительно химическими снарядами, как сказано в отчете, «с целью нащупать неприятельскую батарею». Увы, нащупать ее не удалось.

Командование Красной Армии прорабатывало планы применения химического оружия при штурме Перекопа и против кронштадтских мятежников. Однако обнаружить факты реального применения отравляющих веществ в этих операциях автору не удалось.

Восстание Антонова на Тамбовщине с 1990 г. описано во многих изданиях, и все авторы как попугаи твердят о применении отравляющих веществ по приказу Тухачевского. Даже откуда-то берут фразу из приказа Тухачевского: «Во всех операциях с применением удушливого газа надлежит провести исчерпывающие мероприятия по спасению находящегося в сфере действия газов скота». [Газета «Труд». 21 октября 1990 г.] Откуда-то взялась цифра пятьдесят (!) 76-мм химических снарядов, выпущенных якобы по повстанцам какой-то учебной артиллерийской частью.

Даже если предположить, что все это – правда, то применение химического оружия на Тамбовщине говорит лишь о полнейшей безграмотности и бездарности красного командарма Тухачевского. Даже если эти несчастные 50 химических снарядов были выпущены одновременно и по одному и тому же участку, занятому повстанцами, то там вероятность летальных исходов практически равна нулю. Поэтому «антоновцы» просто не заметили «варварство кровавого маршала».

Чтобы уничтожить более-менее крупную банду, требовалось не 50, а как минимум 5000 снарядов со слабыми ОВ времен Первой мировой.

Вопиющая техническая безграмотность М.Н. Тухачевского дорого обошлась Красной Армии, когда он стал замнаркома обороны по вооружению. Тухачевский попытался перевооружить артиллерию РККА безоткатными пушками Курчевского и уродливыми гибридами, полученными из полевых и зенитных пушек. Он с подачи В.И. Бекаури пытался создать армию телеуправляемых самолетов, танков, бронепоездов и даже подводных лодок. Зато РККА осталась без зенитных автоматов и артиллерии большой и особой мощности. Сорок тысяч танков с «картонной» броней, нашлепанные Тухачевским, горели как свечки на Халхин-Голе, в Финляндии и в первый период Великой Отечественной войны.

Идиотский приказ Тухачевского об использовании химического оружия на Тамбовщине дал широкие возможности для спекуляций нашим малограмотным демократическим историкам. Правда, надо отдать им должное, наблюдая, как они «передергивают карты». Какая ловкость рук! Те же матросы с «Севастополя» и «Петропавловска» – звери и чудовища, когда они в марте 1917 г. убивают господ офицеров, а через 4 года они, устроив бузу в Кронштадте, становятся героями и бескорыстными борцами за свободу.

С пеной у рта «демократы» обличают преступления «кровавого маршала», и они же проливают слезы о невинно репрессированном гениальном стратеге М.Н. Тухачевском: «Ах, если бы душка Михаил Николаевич был бы жив в 1941-м, вот тогда…»

[Буль Баш]

Четыре гражданские войны, бушевавшие на территории России в течение первого тысячелетия ее истории, привели к огромным жертвам и разрушениям. С другой стороны, после каждой войны происходила если не смена формации, то, во всяком случае, кардинальные изменения в стране.

Замечу, что подобное происходило и в других государствах.

Так, Великая французская революция 1789 года, а также последующие 20 лет республики и империи перенесли Францию из средневековья в наше время. Туристы, прибывшие во Францию, видят куда больше того, что возникло с 1789 по 1809 год, чем за 1500 лет правления королей – от Хлодвига до Луи XVI. Флаг, гимн, административное деление страны, кодекс Наполеона вместо архаичного феодального права, вплоть до одежды и норм поведения между людьми – все это принесла Революция.

А самое главное – конгломерат больших провинций с собственным языком (провансальским, гасконским, бретонским и т. д.), своими законами, мерами веса и т. д., объединенных исключительно властью короля, стал единой и неделимой Францией!

Посмотрим на США – идеал наших демократов. Предположим, северяне не стали бы затевать гражданскую войну с южанами, и в Америке стали бы мирно сосуществовать два государства. Существовала бы сейчас там сверхдержава или было бы нечто типа Боливии и Колумбии?

А возьмем азиатскую сверхдержаву – Китай. Он почти 200 лет был полуколонией с малодееспособной центральной властью и лишь после кровавой гражданской войны и последующих суровых репрессий коммунистического руководства стал третьей в мире державой, запустившей человека в космос, и первой, сумевшей завалить весь мир своим ширпотребом.

Фраза «Россия исчерпала лимит революций», брошенная в конце 1990-х годов кем-то из «демократов», стала заезженным штампом. Ее постоянно повторяют политики и журналисты, не вдумываясь в смысл сказанного. Получается, что кто-то там на небесах или за океаном раздает разным странам лимиты или кредиты на революции.

Я уж не говорю о важных профессорах, раскрывающих публике тайны наших революций. Оказывается, революция 1905–1907 гг. была организована японцами и на японские деньги, ну а, соответственно, Октябрьскую революцию учинил Вильгельм II, отправив кучу денег большевикам. Совсем забавно получается, мол, русские за деньги готовы любую революцию устроить. Шлите «бабки» – устроим красную, коричневую, оранжевую и прочая – по вкусу заказчика.

Увы, прогресс человечества неотвратим, хотя во все времена находились ученые холопы, доказывающие, что именно при этом правителе и при этом строе достигнута высшая точка развития человеческого общества.

Логика и здравый смысл в сочетании с революциями и войнами являются повивальными бабками истории. И когда у правителей не хватает логики и здравого смысла, начинаются революции и войны.

Каждый правитель должен давать что-то существенное народу и иметь с ним обратную связь через оппозицию, независимую печать, митинги, демонстрации и т. д.

К сожалению, у многих отечественных правителей появлялось желание управлять, исключительно опираясь на силу и надеясь на ученых холопов – специалистов по одурачиванию населения. Но еще Наполеон сказал, что «можно прийти к власти с помощью штыков, но сидеть на штыках нельзя». Президент Кеннеди добавил: «Можно постоянно обманывать часть народа, можно какое-то время обманывать весь народ, но постоянно это делать невозможно».

Страна застрахована от революций, лишь когда у оппозиции есть реальные рычаги влияния на власть. Пусть не лучшим, но все-таки неплохим примером нам служит Англия XVIII–XX вв. Там, слава Богу, обошлись 300 лет без революций, зато несколько десятков премьер-министров и даже королей были отстранены от власти мирным путем, как легально через парламентские дебаты, так и с помощью закулисных интриг.

Термин «оппозиция» произошел от английского слова opposite – противоположный, расположенный напротив, обратный. По большому англо-русскому словарю opposition переводится – противоположность, сопротивление, противодействие, оппозиция, есть и астрономическое значение – противостояние.

В стране же, где оппозицию делят на «непримиримую» и «конструктивную», в переводе на нормальный язык это господа, умильно лепечущие: «Чуть-чуть правее (левее), Ваше сиятельство» («Ваше превосходительство» в исполнении Никиты Михалкова), как раз и возникают предпосылки силового варианта смены власти.

Общим в четырех гражданских войнах на Руси было то, что все они носили личностный характер, то есть были вызваны действиями конкретных лиц. Любую из войн при желании главных действующих лиц можно было предотвратить.

Выбирая между революцией и гражданской войной с одной стороны и верхушечным переворотом с другой, пусть даже с убийством некомпетентных правителей, волей-неволей приходится отдавать предпочтение последнему варианту.

Революция и гражданская война – слишком дорогая цена выбора оптимального пути для государства. История не терпит сослагательного наклонения, но, я думаю, очевидно, что Софья Алексеевна, Анна Леопольдовна, Петр III и Павел I принесли бы России неисчислимые беды и, возможно, привели бы к гибели наше государство. И лишь решительные действия офицеров дали нам Петра Великого и Екатерину Великую, которые и создали нашу великую Россию.

У наших гвардейских офицеров в 1895–1904 гг. был шанс избавиться от Николая II и его семейства и привести к власти энергичных людей. Кого конкретно? Не знаю! Но на Руси, слава Богу, умных людей всегда хватало. Встречались они, правда, весьма редко даже среди генералов, например начальник ГАУ А.А. Маниковский или знакомый нам Я.А. Слащов. Был и достаточно умный претендент на трон – великий князь Александр Михайлович, кстати, муж родной сестры Николая II Ксении и отец пятерых сыновей.

Кардинал Мазарини сказал о Кромвеле: «Такие люди подобны молнии, о них узнаешь, когда они поражают». Вряд ли кто будет спорить, что лейтенант Бонапарт закончил карьеру в лучшем случае бы полковником, если бы не Революция. Кстати, он уже пытался устроиться на военную службу в Турцию или Россию. Главное, была бы ситуация 1792 года, а «наполеоны» найдутся.

А теперь остановимся на двух важных особенностях четырех русских гражданских войн – вмешательстве церкви, а также иностранных государств и сепаратистов.

К сожалению, православная церковь ни разу не сдержалась от вмешательства в гражданскую войну. А ведь подобные действия приносили церкви лишь временные дивиденды: пожертвования и привилегии, выдаваемые одной из сторон конфликта. В целом же участие в войнах компрометировало церковь. Канонизация Бориса и Глеба, анафемствование, а позже канонизация мощей Дмитрия Шемяки, канонизация царевича Димитрия Углицкого, наконец, Николая II и его семьи не принесли пользы РПЦ. И они постоянно будут служить источником конфликтов между церковью и обществом, а также внутри церкви.

Все аргументы в пользу этих «политических» канонизаций, мягко говоря, несерьезны. Зададим несколько риторических вопросов.

Почему, например, не был канонизирован нашей церковью Государь и Великий князь Дмитрий Иванович (1483–1509 гг.), внук Ивана III, которого уморил в темнице его дядя Василий Иванович, незаконно узурпировавший престол? Напомню, что в 1498 г. Дмитрий Иванович был торжественно помазан на великое княжение своим дедом.

Зато канонизировали незаконного сына Ивана Грозного Димитрия. Ведь православная церковь тогда признавала только три брака, а тут – бастард от седьмой (!) жены, да и к тому же еще самоубийца.

Почему не канонизировали законного русского императора Ивана Антоновича, правнука царя Алексея Михайловича? Он всю жизнь, с младенчества, провел в острогах и казематах. Вот уж действительно безгрешный мученик!

А за что канонизировали Николая II? Его уничтожили, как уничтожают любое имущество, которое невозможно вывезти и которое может быть использовано врагом.

Ответ очевиден – канонизация и Дмитрия Углицкого, и Николая II была крайне необходима для компрометации политических оппонентов.

Опыт гражданских войн XVI века в Германии, Нидерландах, Франции и других странах показывает, что активное участие в них церкви стало пусть не единственным, но крайне важным фактором, приведшим к Реформации.

У нас этого не произошло, поскольку большевики не нуждались в государственной религии, и атеизм у населения служил одним из элементов лояльности новому строю. Соответственно, просоветски настроенное население не пошло к обновленцам. Не было у них опоры и на консервативную часть населения. Нетрудно догадаться, что если бы Сталин захотел заиметь государственную религию, то обновленцы, без сомнения, стали бы господствующей конфессией в СССР.

Само географическое положение России приводит к постоянному вмешательству иностранных государств в любой ее внутренний конфликт. Причем интервенции происходили как по просьбе одной из сторон, так и в инициативном порядке.

В ходе войны сыновей Владимира Красное Солнышко на Русь вторгались печенеги, поляки и варяги.

Вторая гражданская война была выиграна Василием II в значительной степени за счет помощи татар и литвы.

В третью гражданскую войну в Россию вторглись поляки, шведы, запорожские и донские казаки. Собственно, войну и начали поляки, точнее, «частные армии» польских и литовских магнатов.

Четвертая гражданская война была развязана интервентами и сепаратистами. Кстати, советские историки признавали, что интервенты развязали гражданскую войну, но про сепаратистов скромно помалкивали. Зато в ходе самой войны основной упор они делали на борьбу красных и белых.

Я же рискну перенести начало гражданской войны на конец весны – лето 1917 (!) года. Первые месяцы в России имела место вялотекущая гражданская война. К 25 октября (7 ноября) 1917 г. армия и флот России стали небоеспособными. А на окраинах России были уже созданы незаконные бандформирования – польские, финские, эстонские, латвийские, литовские, румынские, украинские, грузинские, армянские, азербайджанские и т. п.

Предположим на секунду, что большевики в середине октября 1917 г. решили отказаться от захвата власти, а их вожди отправились бы обратно в Швейцарию, США, сибирскую ссылку и т. п. Неужели вожди сепаратистов отказались бы от своих планов и распустили бы свои бандформирования? Неужели германское командование отказалось бы от удара по развалившейся русской армии и не пошло бы на сговор с прибалтийскими и украинскими националистами?

Весной—летом 1918 г. неминуемо произошло бы германское вторжение. Союзники также высадились бы на Севере и на Дальнем Востоке России. Вялотекущая гражданская война перешла бы в тотальную гражданскую войну, но без участия большевиков.

Возникает вопрос – сумело бы никого не представлявшее Временное правительство во главе с Керенским выиграть эту войну? Ответ однозначный – нет! А кто бы победил? И думать об этом не хочу, а интересующихся отсылаю к авторам многочисленных «фэнтези», которые расскажут нам, что было бы, если бы Гитлер захватил Англию, взял Москву и прочая, и прочая…

Я же попробовал доказать, что гражданскую войну развязали не большевики и не белые, а интервенты и сепаратисты. Нет возможности подробно рассказать о боевых действиях в Финляндии, Прибалтике, Беларуси, Молдавии, на Украине, Кавказе, в Средней Азии и на Дальнем Востоке. Тех же, кого это интересует, я отсылаю к ранее вышедшим книгам.

По данным советских военных сводок к середине февраля 1919 г., времени наибольшего продвижения белых армий, в их составе было около 350 тыс. солдат. Для сравнения: в Красной Армии на 20 апреля 1918 г. – около 200 тыс. человек. В июне 1918 г. в Советской России была введена обязательная воинская повинность, и к июлю 1919 г. численность Красной Армии была доведена до 1,63 млн. человек, а к 1 ноябрю 1920 г. – до 5,5 млн. человек. Из них 217 тыс. человек командного состава, из которых 66 % составляли рабочие и крестьяне, а 34 % – офицеры и генералы царской армии.

Возникает вполне резонный вопрос: как белые армии могли три года сражаться с Красной Армией при таком неравенстве сил? Дело все в том, что большая часть красных воевала с интервентами, а главное, с националистами.

Так, боевые действия Красной Армии с финнами велись четыре (!) года – с марта 1918 г. по март 1922 г. Боевые действия с поляками велись с марта 1919 г. до октября 1920 г. На Кавказе и в Средней Азии боевые действия закончились в 1921 г.

Сепаратисты сумели поставить под ружье в общем на порядок больше солдат, чем белогвардейцы. Белым генералам удалось собрать под свои знамена менее 15 % царских офицеров, часть юнкеров, студентов, гимназистов. Рабочие, крестьяне и городские обыватели шли к ним очень неохотно. Некоторое исключение представляли казаки и компактные группы населения, не выигравшего от прихода большевиков ни в материальном, ни в моральном отношении, как, например, рабочие Ижевска и Воткинска, рыбаки в дельте Волги и т. п.

А вот лидерам сепаратистов удалось собрать под свои знамена значительную часть инородцев. Лозунги их примитивны, но действенны:

«Даешь независимость от Москвы в государственном, экономическом и конфессиональном отношении», «Москали зъили наше сало и понаихолы сюды. Геть москалей, а их добро станет нашим».

Нечто подобное мы видели в 1991 г.

[Буль Баш]

Потери Красной Армии в Гражданской войне до сих пор точно не определены. Да и вычленить потери в боях с сепаратистами и интервентами крайне сложно, тем более что они зачастую сражались с белыми бок о бок. Однако в любом случае суммарные потери красных в борьбе с националистами и интервентами выше, чем в боях с белыми.

Неизвестны и общие потери сепаратистов, но они значительно превосходят боевые потери белых. Так, только поляки (по польским данным) в 1918–1920 гг. в боях с красными потеряли свыше 100 тыс. человек убитыми и пропавшими без вести, 113 510 человек ранеными и 38 830 человек «без обозначения вида потерь». [Урланис Б.Ц. История военных потерь. СПб.: Полигон; М.: АСТ, 1998.]

Тот же Урланис пишет, что «потери белых на всех фронтах гражданской войны составили примерно 175 тыс. человек».

Итак, основным противником Красной Армии в Гражданской войне были не белые, а сепаратисты и интервенты. Этот факт долго пытались скрыть советские историки, а сейчас и «демократические». Спору нет, сепаратисты не собирались брать Москву, но в случае разгрома Красной Армии от России остался бы еще меньший обрубок, чем в 1991 г.

Так, те же финны посягали на Кольский полуостров, Карелию, часть Архангельской и Вологодской губерний. Польские паны собирались возродить Речь Посполитую «от можа до можа», то есть от Балтики до Черного моря, претендуя на Смоленск, Киев и Одессу. Грузинские социал-сепаратисты претендовали на все Черноморское побережье Кавказа, петлюровцы – на Кубань, и т. п.

И если борьба с белыми была блестяще выиграна Красной Армией, то в борьбе с сепаратистами были достигнуты лишь локальные успехи. Россия лишилась Финляндии, Прибалтики, Привисленского края, Западной Украины, Западной Беларуси, Бессарабии, большей части Армении, включая города Карс и Ардаган.

Советские историки старательно обходили тот факт, что ни Ленин, ни другие большевики до революции и в первые месяцы правления советской власти не собирались создавать союз республик, а предпочитали в лучшем случае федерацию.

Создание советских республик в ходе Гражданской войны – это определенная уступка сепаратистам. Видимо, она была оправданна на том этапе. Другой вопрос, что после смерти Ленина большевики чрезвычайно увлеклись идеей создания союзных республик с внешними атрибутами независимых государств. У них была возможность разделить эти республики. Например, из Грузии сделать Карталию, Сванетию, Имеретию, Абхазию, Аджарию, Осетию и т. д. Так было бы обеспечено более свободное развитие культур всех больших и малых народов, а с другой стороны, предотвратило бы развал Российского государства в 1991 г.

Увы, история учит тому, что ничему не учит. Наши новые правители, пришедшие на волне борьбы «за гласность», «правовое государство» и т. п., сейчас все плотнее закрывают двери исторических архивов для независимых исследователей. А школьные и вузовские учебники по истории все более и более расходятся с историческими фактами. Что-то исключается ради борьбы с политическими оппонентами, что-то – ради политкорректности по отношению к церкви, к нацменьшинствам и т. д. В результате еще раз перелатывается старая царская мифология, уже несколько раз перекроенная в советское время.

В 1970-х годах Александр Твардовский написал: «Кто прячет прошлое ревниво, то и с грядущим не в ладу». А от себя лишь добавлю – народ, не желающий знать свою историю без всяких сказок и прикрас, не достоин иметь будущего.

Использован материал: Александр Широкорад. Наша великая мифология. Четыре гражданских войны с XI по XX век. АСТ, АСТ Москва, Хранитель. 2008