История Франции. Русская версия

[ZHAN]

Я ничего не знаю о любви и ненависти Бога к англичанам, как и о том, что он сделает с их душами. Но я твердо знаю, что все они будут изгнаны из Франции, кроме тех, кто здесь погибнет.

Жанна д’Арк, национальная героиня Франции

В то, что деревенской девчонке послышались какие-то божественные голоса, еще можно поверить. Мало ли на свете чудаков, слышащих и видящих что-то такое, чего не слышат и не видят нормальные люди. Галлюцинации – это вообще вещь вполне обыкновенная. В той или иной степени их испытывал или может испытать каждый. Можно даже искусственно привести себя в это состояние. Стоит, например, долго и пристально смотреть на какой-то предмет, и он начинает принимать фантастические формы. Но вот чтобы подобных «доводов» оказалось достаточно, чтобы быть принятой сеньором де Бодрикуром?! Это уже почти невероятно. У знатных рыцарей, скорее всего, были дела и поважней, чем галлюцинации каких-то пастушек из соседних деревень. Но даже если он и нашел возможность принять девчонку, то для того, чтобы поверить в тот факт, что она смогла убедить его снарядить экспедицию в Шинон для встречи с наследником престола, нужно уж очень сильно напрячь свою фантазию.


Конечно же, это все легенда, если не сказать более жестко.

И вот Жанна прибыла в Шинон. Судя по ее поведению в королевском дворце, версия о ее крестьянском происхождении в очередной раз не выдерживает никакой критики. Почему? Да потому, что Жанна оказалась знакома с правилами этикета и весьма непростыми обычаями двора. Плюс разбиралась в политике и была обучена географии.

Вот лишь одно из свидетельств ее первого появления во дворце. В хронике Жана Шартье, историографа Карла VII, сказано:

«Представ перед королем, она сделала подобающие в таких случаях поклоны и реверансы, как будто всю жизнь воспитывалась при дворе».

Деревенская пастушка по всем правилам делает реверансы, ну не смешно ли? Странно, что сторонники традиционной версии истории о Жанне д’Арк не придают подобным фактам никакого значения.

Продолжать перечень явных нестыковок можно до бесконечности. С чего бы это вдруг дофин Карл доверил простой пастушке командование армией? Почему его прославленные маршалы вдруг дружно подчинились какой-то девчонке? И так далее, и тому подобное…

Теперь – о казни Жанны д’Арк. Согласно канонической версии, героиня была схвачена и сожжена на костре 30 мая 1431 года в Руане. Однако почти сразу поползли слухи, что в тот день погибла вовсе не Жанна. Кто же была та безымянная страдалица? Это так и останется тайной. Но о том, что вместо Жанны на костер взошла другая женщина, говорят многие факты. Современников тогда больше всего поразила удивительная поспешность: жертву послали на костер, пренебрегая строгими правилами, принятыми на процессах инквизиции, не испрашивая решения светского суда. Это было серьезным нарушением, ведь церковь сама никогда не выносила смертных приговоров.

Местные жители, присутствующие на казни, не могли разглядеть девушку: мощное оцепление из 800 солдат не подпускало их к эшафоту, а окна ближайших домов власти Руана приказали наглухо закрыть деревянными ставнями. Но даже если бы солдат было и не так много, зрители все равно не смогли бы разглядеть ее лицо – оно было закрыто капюшоном. Хотя обычно осужденные шли на костер с открытыми лицами.

Как видим, на всем этом печальном «мероприятии» лежала печать таинственности и какой-то странной невнятности: процедуры были проведены с явными нарушениями, лица казненной никто не видел, и все происходило с чрезвычайной поспешностью. А когда через 25 лет после казни началась реабилитация Жанны, вдруг выяснилось, что никто из представителей судебной власти вообще не выносил Орлеанской деве никакого приговора. К тому же ни один из участников суда не смог с точностью рассказать о том, как проходили процесс и казнь: одни сообщили, что ничего не видели, другие – что ничего не помнят, а третьи – что покинули Руан задолго до казни.

И даже сама дата казни оказалась не вполне точной: современники и историки называли не только 30 мая, но и 14 июня, и 6 июля, а иногда и февраль 1432 года…

Вывод из всего этого можно сделать только один: на рыночной площади в Руане была казнена не Жанна, а подставное лицо. И этого не должны были заметить не только многочисленные зрители, но и те, кто казнь осуществлял.

Авторитетный историк Ален Деко так и пишет:

«В тот день в Руане сожгли женщину. Однако нет никаких доказательств того, что этой женщиной была Жанна».

Сюрвивисты предполагают, что за несколько часов до исполнения приговора Жанна, содержавшаяся в замке Буврёй, была тайно вывезена оттуда через подземный ход. Тот подземный ход был «тайным местом», где герцог Бэдфорд встречался с Жанной, о чем ясно сказано в судебном протоколе по этому делу: «И упомянутый герцог Бэдфорд не раз являлся в сие тайное место, дабы повидаться с осужденной Жанной».

Но возможно ли было осуществить побег из замка Буврёй без чьего-либо содействия? Разумеется, нет. Но ведь и не все главные действующие лица этой истории были заинтересованы в гибели Жанны.

Мог ли, например, французский король Карл VII бросить в беде свою благодетельницу и, по версии батардистов, родную сестру. Ведь Жанна дала ему все: земли, доходы, славу победителя «британского льва» в Столетней войне. Благодаря ей, он стал «королем Франции Божьей милостью» и объединил разделенное на два враждующих лагеря королевство. Безусловно, он «устал от Жанны и ее постоянных требований все больших и больших действий». Безусловно, ему хотелось удалить ее с политической сцены и проучить за своенравие. Но позволить сжечь на костре?! Маловероятно.

Ряд историков, в том числе и Робер Амбелен, уверены: Карл VII пытался помочь попавшей в плен Жанне. Якобы обнаружены документы, из которых видно, что делались попытки отбить Жанну вооруженным путем, но они потерпели неудачу. И оставалось только одно: помочь ей бежать. Но при этом для простых французов Жанна, чья популярность после победы под Орлеаном достигла невиданных масштабов, должна была исчезнуть навсегда.

В казни Жанны не был заинтересован и граф Уорвик, английский наместник Руана. Его зять, знаменитый полководец Джон Тэлбот, был в это время пленником французского короля, а Карл VII грозил жестокой местью, если Жанна погибнет. Поэтому вполне понятны забота графа Уорвика о здоровье плененной Жанны (известно, что он прислал ей двух своих докторов) и его заступничество за нее перед охранниками, когда она подверглась их нападкам. Кстати, вскоре после «казни» Жанны Джон Тэлбот был освобожден из плена, причем, вопреки обычаям, никакого официального выкупа за его освобождение выплачено не было.

Так что есть основания предположить, что спасение Жанны – результат тайной сделки двух королей. Ведь если Жанна была единоутробной сестрой Карла VII, как утверждают батардисты, то тогда малолетний английский король Генрих VI (сын Екатерины Французской) был ее племянником. Мог ли он в этом случае уж очень настаивать на сожжении своей тетушки?

Относительно позиции англичан интересен следующий факт: 13 мая 1431 года в Руане граф Уорвик устроил пышный пир. На нем присутствовал некто Пьер де Монтон, посланец герцога Амадея Савойского. Чтобы стало понятно, насколько важно было присутствие в Руане этого господина, поясним: Амадей Савойский был мужем Марии Бургундской, родной сестры Анны Бургундской, которая, в свою очередь, была женой герцога Бэдфорда, регента-опекуна при малолетнем короле Генрихе VI. Стало быть, Амадей Савойский был деверем герцога Бэдфорда.

Если Жанна д’Арк действительно была дочерью Людовика Орлеанского и Изабеллы Баварской, то она являлась кузиной Анны Бэдфордской. Тем самым через брачные связи она была и кузиной Амадея Савойского. Весьма сложная конструкция, но она указывает на то, что этот пир в Руане был своего рода семейным советом, на котором решалась судьба одной из знатных родственниц. Имя Пьера де Монтона также многое разъяснит нам в дальнейшей судьбе Жанны.

После тайного похищения Жанну доставили в удаленный савойский замок Монроттье. Этот замок был выбран не случайно, ведь он принадлежал… Пьеру де Монтону. Тому самому, что присутствовал на пиру у графа Уорвика. Ему, как нетрудно догадаться, и было поручено тайное похищение Жанны из Руана, доставка ее в Монроттье и организация надежной охраны.

О том, что конкретно делала Жанна после своего освобождения и до 1436 года, практически ничего не известно. Одно очевидно: пять лет она не имела никаких связей с внешним миром, ведь занявшему трон Карлу VII нужно было время, чтобы его подданные успели подзабыть о своей героине.

Лишь в 1436 году Жанна объявилась в Арлоне, небольшом городке на границе современной Бельгии с Люксембургом, и этот факт зафиксирован во многих источниках. Здесь она была принята герцогиней Елизаветой Люксембургской, очень богатой и влиятельной дамой, которая никогда не стала бы встречаться с девушкой, благородное происхождение которой вызывало сомнение.

Потом Жанна некоторое время общалась с графом Ульрихом Варнембургским. В частности, она ездила вместе с ним в Кёльн.

Интересные сведения о новом появлении Жанны можно найти в старинной «Хронике настоятеля монастыря Сен-Тибо-де-Мец», где указывается:

«В 1436 году сир Филипп Марку был старшим городским советником города Меца. В этом же году, 20 мая, Жанна-Дева, которая была во Франции, прибыла в Ля-Гранж-оз-Орм, недалеко от Сен-Прива. Она туда приехала, чтобы переговорить с несколькими знатными сеньорами Меца. <…> И в этот же день туда прибыли ее два брата. Один из них был рыцарем и звался мессир Пьер, а другой, Жан Малыш, – оруженосцем. Они думали, что она была сожжена. Но когда увидели ее, они признали в ней сестру, и она тоже их узнала».

Известно, что ее признали и сир Николя Лув, который подарил ей боевого коня и пару шпор, а также сеньор Обер Буле и сир Николь Груан, подаривший ей меч. Николя Лув – один из самых уважаемых жителей Меца. Он был рыцарем Карла VII и принимал участие в его коронации в Реймсе. Вряд ли такой человек принял бы участие в мистификации, признав Жанной-Девой самозванку. Ошибаться он тоже не мог, в рыцарский сан он был возведен именно благодаря ее ходатайству.

Обер Буле и Николь Груан тоже достойные люди. Первый из них – глава Совета старшин в Меце, второй – губернатор. Зачем им участвовать в мошенничестве, из-за которого они могли бы получить только крупные неприятности? Ответ очевиден: мошенничества не было.

А 7 ноября 1436 года Жанна вышла замуж за рыцаря Робера дез Армуаз и после пышной свадьбы стала именоваться Жанной дез Армуаз. Впоследствии были найдены брачный контракт и дарственный акт, согласно которому Робер дез Армуаз передавал часть владений своей жене Жанне, которая в тексте была неоднократно названа «Девой Франции». На этих документах стоят подписи друзей Робера дез Армуаз, в свое время хорошо знавших Жанну д’Арк.

В Орлеане Жанна вновь появилась в июле 1439 года, то есть через восемь лет после своей «казни». Госпожу дез Армуаз встретила восторженная толпа горожан, среди которых было немало людей, отлично помнивших свою героиню еще со времен знаменитой осады города. Исторические хроники не оставляют сомнений в том, что орлеанцы безоговорочно приняли Жанну дез Армуаз за Орлеанскую деву. Более того, в счетной книге прямо указывается, что 1 августа 1439 года Жанне была подарена крупная сумма денег с формулировкой «за благо, оказанное ею городу во время осады».

Историк Марсель Гэ отмечает, что в Орлеане новость о появлении Жанны «произвела эффект разорвавшейся бомбы».

А вот историк Жерар Пем нашел в списке городских расходов отметку об уплате двум лицам за содержание и лечение Изабеллы Роме с 7 июля по 31 августа 1439 года. Там же имеется запись об уплате пенсии, установленной городом Изабелле Роме за сентябрь, октябрь и ноябрь 1439 года. Это свидетельствует о том, что женщина, с рождения воспитывавшая Жанну, находилась в Орлеане в то время когда там торжественно принимали Жанну дез Армуаз. Трудно представить причины, по которым ей потребовалось бы участвовать в обмане, если бы таковой имел место.

И еще – после визита госпожи дез Армуаз в Орлеан, то есть с августа 1439 года, город прекратил ежегодные обедни за упокой души той, которую считали сожженной на костре в Руане.

Окрыленная орлеанским триумфом, в 1440 году Жанна отправилась в Париж. Это, видимо, была попытка полной общенациональной «реставрации» героини Жанны д’Арк. Цель поездки очевидна: Жанна мечтала занять причитающееся ей законное место подле брата-короля.

Но нужна ли была такая «реставрация» Карлу VII? С его точки зрения, Жанна давно выполнила свою миссию, и ее появление в Париже для него было нежелательным. Парижский парламент, а в то время это было только судебное учреждение, получив указание короля, предпринял меры, чтобы не допустить восторженного приема Жанны, как это было в Орлеане. По пути в столицу ее задержали и под охраной доставили в парламент. И одного разговора «с пристрастием» оказалось достаточно, чтобы Жанна поняла: идея триумфального въезда в Париж была не самой удачной.

Как того и потребовал парламент, Жанна объявила себя самозванкой. Что ей еще оставалось делать? А после признания «самозванства» ее… Нет не сурово наказали, а освободили и спокойно отправили домой.

После этого имя Жанны почти не встречается в документах той эпохи. Сюрвивисты говорят, что она вернулась к частной жизни. А вот Роже Сензиг и Марсель Гэ даже называют точную дату смерти Жанны – 4 мая 1449 года.

В 1456 году Жанна д’Арк была реабилитирована, а в 1920 году – причислена римско-католической церковью к лику святых.

Как бы все ни обстояло на самом деле, свое главное предназначение Жанна выполнила: во французах пробудился патриотизм. И кем бы ни была эта девушка – крестьянкой или отпрыском королевского рода, еретичкой или святой, – единственным непреложным фактом является только одно: она вписала великолепную страницу в историю Франции.

Жанна д’Арк – неисчерпаемая личность, о которой всего не будет сказано никогда.

Режин Перну, французский историк

Карл VII был женат на Марии Анжуйской, дочери Людовика II Анжуйского. Она родила ему 15 детей, в том числе и будущего короля Людовика XI. А еще он отметился внебрачной связью с Аньес Сорель, с, по мнению многих, самой красивой женщиной XV века.

[ZHAN]

Одни летописцы утверждают, что она родилась в городке Фруамантель в Пикардии, на родине отца, другие называют местом ее рождения городок Фроманто в Турени. По одним данным, она родилась в 1409 году, по другим, что более вероятно, в 1422 году. Ее отец Жан Сорель был советником графа де Клермона, и он весьма выгодно женился на Катрин де Маньеле, наследнице поместья де Верней.

После смерти отца Аньес забрала к себе ее тетка, мадам де Маньеле, но ее собственная дочь Антуанетта взревновала и не пожелала делить нежность матери с непрошенной кузиной. В результате в пятнадцатилетнем возрасте Аньес была отправлена в Нанси, где поступила на службу в качестве фрейлины при дворе Изабеллы Лотаргинской, королевы Сицилии и жены короля Рене Анжуйского, на сестре которого, Марии Анжуйской, был женат французский король Карл VII.

Когда Рене Анжуйский, сражаясь за обладание Лотарингией, наследницей которой была его жена, был разбит графом де Водемоном и надолго попал в плен, Изабелла устремилась ко двору своего венценосного родственника Карла VII, требуя у него защиты и поддержки. Аньес Сорель ничего не оставалось, как последовать за герцогиней Изабеллой. Однако та вскоре уехала в Италию, оставив Аньес под опекой своей свекрови королевы Иоланды, [Иоланда Арагонская, младшая дочь короля Арагона, была женой герцога Людовика Анжуйского, от которого у нее родилось пятеро детей, в том числе дочь Мария, ставшая супругой короля Карла VII, и сын Рене, ставший мужем Изабеллы Лотарингской] которая одновременно с этим была тещей короля Карла VII. Шел 1443 год…

По одной из версий, королева Иоланда, заметившая цепкий ум и необычную красоту двадцатилетней Аньес, задумала использовать ее в своих целях, в частности, для влияния на слабовольного зятя. Эта мудрая женщина просто обожала так использовать своих фрейлин, которых она повсюду «расставляла» любовницами и шпионками, не гнушаясь при этом и услугами шпионов-мужчин, которыми у нее были монахи-францисканцы. Поэтому, весьма вероятно, что именно по протекции королевы Иоланды Аньес была представлена ко двору короля Франции. Но в любом случае, это произошло до конца 1443 года, ибо 14 декабря королева Иоланда умерла.

Так началась связь Аньес Сорель с французским королем. В это время Карлу VII было «немного за сорок», Аньес же была почти вдвое младше его.

В первый же вечер король отважился заявить о своих нежных чувствах, но Аньес убежала от него с испуганным видом.

Карл был настолько поглощен своим чувством, что не мог больше думать ни о чем другом, как только о том, чтобы услаждать Аньес, пока та всецело не будет принадлежать ему. И вот однажды утром самые наблюдательные из придворных поняли: красавица Аньес уже не проводит ночи в одиночестве.

Через несколько недель о любовной связи короля и дамы из Фроманто знал уже весь двор. Одна лишь королева, как это обычно и бывает, пребывала в неведении. Но вскоре и Мария Анжуйская начала замечать, что что-то неладно, и установила наблюдение за своим супругом. Карл был очень осторожен. Летописец Жан Шартье сообщает, что никто никогда не видел Аньес целующейся с королем; при этом никто уже не сомневался, что между ними существовали интимные отношения. А в 1445 году красавица уже была беременна…

Таким образом, получается, что «историческая карьера Аньес Сорель делится на два самостоятельных периода: один – до, а другой – после 1444 года. По этому второму периоду документов и информации предостаточно. А вот по первому – есть и, наверное, навсегда останется много неясностей».

Как бы то ни было, в день, когда должен был появиться на свет младенец, королева Мария, заметив самодовольную улыбку на лице короля, уже больше ни в чем не сомневалась. Но она не стала скандалить, а решила поступить мудро и попыталась наладить дружеские отношения с любовницей мужа. Они даже вместе гуляли, слушали музыку, а за обедом вели светскую беседу, что очень радовало Карла VII, для которого никогда не было большего удовольствия, чем видеть полное согласие, царившее вокруг.

В 1445 году у Аньес родился первый ребенок от короля. Это была девочка, которую король, вспомнив на минуту о жене, достаточно цинично предложил назвать Марией. После этого целых пять лет молодая красавица властвовала над королем.

Отметим, что влияние Аньес Сорель на Карла VII было безграничным. Не было такой ее просьбы, которую он не выполнил бы. С ее именем были связаны, как минимум, три-четыре новшества при французском дворе. Прежде всего, она первая, среди некоронованных особ, стала носить бриллианты. Ее наряды были великолепны, и она считалась одной из лучших клиенток крупного негоцианта и королевского казначея Жака Кёра: он поставлял ей мех куницы и восточные шелка. Все вокруг говорили об экстравагантности фаворитки, которая, отказавшись от просторных туник, скрывавших формы, стала надевать длинные платья, плотно облегавшие тело. Более того, она лично ввела в моду длинный шлейф, который церковь в своей извечной борьбе с женским началом тут же окрестила «хвостом дьявола». А еще, говорят, что впервые забеременев и опасаясь, что венценосному любовнику этот факт не понравится, она, чтобы скрыть свое «интересное положение», не нашла ничего лучшего, чем на очередном королевском приеме приподнять свою юбку спереди, зажав ее в руке. Король отнесся к беременности фаворитки благосклонно, а эта уловка Аньес Сорель породила новую моду: под юбки стали подкладывать набитые пряжей пышные подушечки, создавая «эффект беременности».

Многие особо ревнивые современники утверждали, что Аньес Сорель – женщина легкого поведения. Но одно не подлежит сомнению – именно Аньес Сорель стала первой в истории Франции официальной фавориткой Его Величества. Дело в том, что до нее короли как-то стеснялись своих внебрачных связей и старались особенно не афишировать их. Здесь же ситуация коренным образом изменилась: король не желал больше таиться и наградил Аньес чем-то вроде почетного титула официальной фаворитки. Титул этот звучал, как «Дам де Ботэ» (по-французски – Dame de Beauté), то есть «Дама Красоты» или «Прекрасная Дама», что вполне соответствовало внешности его обладательницы. С таким титулом положение любовницы стало гораздо более прочным, и даже законная супруга короля Мария Анжуйская сочла, что с ней лучше поддерживать дружеские отношения.

Король и часа не мог прожить без своей прекрасной подруги и совсем забросил государственные дела. Пожаловав дворянство матери своих внебрачных детей, [помимо Марии Аньес родила королю еще трех дочерей: Шарлотту (в 1446 году), Жанну (в 1448 году) и еще одну девочку, умершую младенцем (в 1450 году), и всех их, кроме, естественно, последней, король безоговорочно узаконил, и они носили королевское родовое имя Валуа] король подарил ей небольшой замок, возвышавшийся над излучиной Марны недалеко от Парижа, на опушке Венсеннского леса. Кроме того, Аньес получила и другие владения, в частности замок Иссуден в Берри и поместье Вернон в Нормандии.

Увы! Все эти королевские щедроты и особенно привольная жизнь, проходившая в постоянных празднествах и в «нежных забавах», в конце концов, вызвали ропот в народе, жившем в то время в нищете. Поэтому, когда в апреле 1448 года Аньес приехала в Париж, народ не слишком тепло ее встретил. Последовали упреки и даже оскорбления. В результате в Париже она была принята так дурно, что вынуждена была оставить город и поклялась никогда больше не показываться в нем.

Во Франции широко распространены легенды, представляющие Аньес патриоткой, вместе с Жанной д’Арк способствовавшей освобождению страны от англичан. Авторы подобных легенд приписывают ее влиянию поворот короля от светских удовольствий к воинским подвигам. Эти предания, в частности, отражены в поэме Вольтера «Орлеанская девственница». А впервые поднял Аньес Сорель на этот почетный пьедестал в своей «Истории Франции», вышедшей в 1576 году, Бернар де Жирар.

Аньес Сорель стала первым образцом великодушия и благотворного влияния, оставшись примером для всех своих последовательниц.

Ги Шоссинан-Ногаре, французский историк

И в самом деле, наделенная не только красотой, но и тонкой ранимой душой красавица горячо желала понять, почему народ так нетерпим к ней. И тут только ей открылось, в какой нищете живут французы, на глазах которых разворачивались не только великие деяния Жанны д’Арк, но и все бедствия Столетней войны. Поняв это, Аньес поспешила напомнить королю о его долге и обязанностях.

Через некоторое время после этой беседы Карл VII реорганизовал войска и в 1449 году, нарушив перемирие с Англией, вновь начал военные действия. В руках у врага к тому времени оставалось еще немало мощных крепостей и многолюдных городов, но король, движимый любовью к своей «Dame de Beauté», за несколько месяцев положил конец Столетней войне, вернув все захваченные земли Франции. Аньес, называвшая его раньше насмешливо Карлом Безразличным, стала его величать Карлом Победоносным.

Как видим, Аньес смогла пробудить Карла от «нравственной спячки» и дать ему почувствовать обязанности в отношении к самому себе и к своему народу. И военные успехи еще более увеличили его любовь к Аньес, а она никогда не употребляла во зло свою власть над ним.

Как считают многие историки, редко кто подражал такому примеру, и Аньес Сорель осталась исключением в королевских кругах. Со своей стороны, Шатобриан утверждал, что правление фавориток стало одним из бедствий французской старой монархии, но при этом и он добавлял: «Из всех любовниц только Аньес Сорель принесла пользу королю и родине».

Апофеозом Аньес стало ее водворение в королевской резиденции в Лоше. Попытавшийся вступиться за королеву дофин Людовик был грубо изгнан отцом, фаворитка же стала участвовать во всех королевских церемониях и пиршествах. Король выделил ей там особую башню и несколько камердинеров.

Увы! Судьба распорядилась так, что фаворитке не довелось увидеть венца своих усилий. По дороге к своему возлюбленному, отправившемуся воевать в Нормандию, она умерла. Умерла внезапно и, надо сказать, при весьма загадочных обстоятельствах.

Король в то время находился в аббатстве де Жюмьеж в Нормандии. Столетняя война заканчивалась. Готовясь к штурму Арфлёра, который еще оставался в руках врага, король выглядел очень расстроенным, и можно было подумать, что он не уверен в успешном исходе сражения. На самом деле он думал об Аньес, которая находилась в Лоше и у которой вот-вот должны были начаться роды…

Карл VII с нетерпением ждал появления на свет своего четвертого внебрачного ребенка. Конечно, он хотел, чтобы это был сын. Это желание не преследовало никаких политических целей, ибо Карл, у которого было пять законнорожденных детей от брака с Марией Анжуйской, уже имел наследника, дофина Людовика, и будущее династии было предрешено. Хотя, кто знает… В любом случае, желание получить мальчика в те времена было обычным желанием любого мужчины, не говоря уж о безумно влюбленном мужчине.

В один из январских дней, когда он медленно прогуливался, в очередной раз думая об Аньес и о ребенке, который вскоре должен был появиться на свет, он увидел бегущего к нему монаха аббатства. Тот сообщил, что привезли мадемуазель Сорель в очень тяжелом состоянии.

Зачем она приехала? Некоторые историки утверждают, что она хотела поддержать короля и сообщить ему о готовящемся заговоре. Но вскоре у нее начались первые родовые схватки, а через некоторое время она скончалась.

Позднее в «Истории аббатства де Жюмьеж» было написано: «Почти шесть недель король Карл VII находился в Жюмьеже, когда Аньес Сорель испытала приступ смертельной дизентерии, от которой она умерла на ферме дю Мениль, принадлежащей аббатству, в четверг, в девятый день февраля 1450 года, в шесть часов вечера».

Опечаленный король приказал соорудить две великолепных мраморных гробницы: в одной из них (в Жюмьеже) было похоронено сердце Аньес, в другой (в Лоше) – ее тело. Но очень скоро место в сердце короля заняла кузина покойной Антуанетта де Меньеле. Эта очень красивая женщина почти сразу же понравилась королю. Проявив благоразумие, он решил узаконить присутствие при его дворе этой очаровательной особы и женил на ней одного из близких своих друзей, который закрыл глаза на неверность супруги.

Отныне для Карла VII наступила вторая молодость. Безумно влюбившись в Антуанетту, он увлекал ее под разными предлогами по четыре-пять раз в день в свою спальню, и ни у кого не вызывала сомнений цель их встреч…

А тем временем поползли разговоры о том, что Аньес Сорель была отравлена.

И вот после смерти Аньес прошло восемнадцать месяцев, и уже стали стихать разговоры, вызванные ее внезапной кончиной, когда Жанна де Вандом, придворная дама, за которой числился большой долг Жаку Кёру, вдруг подтвердила под присягой, что именно он, королевский министр финансов, отравил Аньес Сорель. Карла VII эти слова очень взволновали, и он немедленно назначил расследование. Через неделю Жака Кёра арестовали, и он предстал перед судом.

[ZHAN]

Этот арест, удививший все королевство, был на руку многим. Ведь министр финансов был не только кредитором короля; он выдавал довольно крупные ссуды большинству знатных вельмож, приближенных ко двору, и некоторые из них уже решили, что его осуждение позволит им быстрее уладить свои дела. Да и судьи поняли, что если они приговорят его к пожизненному заключению, им будет признательно множество господ.

Процесс начался, естественно, с того, что Жаку Кёру предъявили обвинение в отравлении Аньес Сорель. Но доказательства, представленные мадам де Вандом, сразу показались несостоятельными даже самым заклятым врагам министра финансов.

И министр финансов, один из самых главных приближенных короля и один из самых близких и верных друзей Аньес, был брошен в тюрьму. На него было наложено публичное покаяние в грехах, огромный денежный штраф, до полной выплаты которого он должен был оставаться в тюрьме, а также конфискация всего имущества.

Приговор вступил в силу 5 июня 1453 года, публичное покаяние было принесено в Пуатье, и последующие два года Жак Кёр просидел в тюрьме.

К счастью, в 1455 году Жак Кёр совершил побег из тюрьмы, и, сумел добраться до Прованса и далее до Рима. Там он был достойно и радушно встречен папой Николаем V, который как раз в то время собирал войско против турок. После смерти Николая папа Каликст VI продолжил сбор войск и назначил Жака Кёра командующим собранной флотилии. Однако уже в Хиосе Жак Кёр заболел и там же умер в ноябре 1456 года. Уже после его смерти Карл VII пожалел его семью, и часть конфискованного имущества была возвращена обратно наследникам Жака Кёра.

Аньес дошла до наших дней в ореоле тайн. <…> И самой волнительной тайной являются причины ее смерти!..

Поль Лежён, французская писательница, историк

Был ли Жак Кёр виновен в смерти Аньес Сорель? Безусловно, нет. По той простой причине, что она не была отравлена. Долгое время неопровержимым доказательством этого служил хотя бы тот факт, что ее дочери удалось прожить целых полгода. Кстати, среди медиков, обративших внимание на симптомы болезни, описанные делавшим вскрытие доктором, очень долго бытовало мнение, что красавица из красавиц скончалась в результате дизентерии, а ослабление организма, связанное с тяготами изнурительного путешествия из Лоша в Жюмьеж, помешало ей одержать верх над своей болезнью. Таким образом, Аньес Сорель скончалась естественной смертью, желая спасти своего любовника. Вполне нормальная, благородная и вполне удобная для всех версия.

Казалось бы, все. На этом можно ставить точку. Но в истории, как известно, точка очень быстро может превратиться в запятую…

Так и произошло в 2004 году, когда французским ученым все же удалось снять завесу тайны с обстоятельств смерти Аньес Сорель. Во всяком случае, теперь причины ее смерти стали совершенно ясными. Для этого группе экспертов под руководством Филиппа Шарлье, патологоанатома из госпиталя университета города Лилля, пришлось провести эксгумацию тела знаменитой француженки. Эта операция прошла в городке Сент-Урс-де-Лош, где в местной церкви покоилось тело бывшей фаворитки короля. Церемония прошла в присутствии многочисленных именитых потомков Аньес Сорель.

28 сентября 2004 года гробницу Аньес Сорель вскрыли, и в распоряжении исследователей оказались ее волосы, семь зубов, череп и фрагменты кожи. Около полугода их изучали двадцать два специалиста в восемнадцати лабораториях: в Лилле, Страсбурге, Париже и Реймсе. Уникальный эксперимент возглавлял сам Филипп Шарлье.

Анализ со всей очевидностью показал наличие в останках Аньес Сорель большого количества ртути, которую издревле использовали в качестве яда. Филипп Шарлье заявил, что именно ртуть стала причиной смерти, сразившей эту женщину.

Итак, народная молва вроде бы подтвердилась: Аньес Сорель унесла не дизентерия, а яд. А вот с последующими утверждениями ученые были осторожны: кто докажет, был ли это несчастный случай или убийство? Известно же, что примитивная медицина той эпохи использовала значительные количества ртути при производстве лекарств, и у Аньес был повод к ним прибегнуть.

Очевидно, что Жак Кёр не был врагом Аньес Сорель и не имел никакой заинтересованности в ее смерти. Если у нее и были убийцы, то это были совершенно другие люди, и они явно были из ближайшего окружения короля. Будущий король Людовик XI, без сомнения, выглядит идеальным обвиняемым. Но дофин не мог быть непосредственным убийцей, он мог быть только заказчиком убийства.

Среди тех, кто находился в это время в тесном контакте с Аньес Сорель, фигурирует доктор Карла VII Робер Пуатвен. Вот уж кто точно умел готовить яды и пользоваться ими. Но почему именно Робер Пуатвен? Возможно, он посчитал, что эта самозванка начала играть слишком большую роль в решениях короля и судьбах Франции.

Итак, доктор-убийца? Заманчивая версия, но к ней следует подходить со всей осторожностью…

Столетняя война закончилась. После нее Франция осталась изувеченной и опустошенной.

Уильям Стирнс Дэвис американский историк

[ZHAN]

Конец правления Карла VII был омрачен возрастающей враждебностью между ним и его наследником, Людовиком. Тот требовал большей власти и организовывал заговоры в попытках навредить полномочиям своего отца. Карлу пришлось отправить сына в изгнание.

В 1458 году Карл серьезно заболел и призвал Людовика из изгнания, но тот отказался вернуться. Под давлением болезни рассудок Карла совсем помутился, у него образовалась опухоль, не дававшая возможности принимать пищу, и 22 июля 1461 года он умер от голода.

После этого его сын стал королем под именем Людовик XI. Он ввел в обиход коварство и вероломство. Его правление было ознаменовано политическими интригами не самого благовидного рода, целью которых было объединение раздробленной Франции и ликвидация самостоятельности крупных феодалов. В этом Людовику XI сопутствовала удача, и он по праву считается основателем абсолютной монархии во Франции.

Людовик XI умер в 1483 году. «

Плохой человек, но хороший король – вот довольно точная характеристика его политики и поступков».

[Дэвис, Уильям Стирнс. История Франции. С древнейших времен до Версальского договора. Москва, 2018.]

Карл VII в конце своего правления и Людовик XI были очень умелыми королями, и их страна пожинала плоды их мастерства. Но с 1483 по 1589 г. все стало иначе. Можно без преувеличения сказать, никто из монархов, которые правили Францией в этот период, не заслуживает большего, чем одна короткая фраза, а большинство из них достойны лишь осуждения как слабые люди или тираны. Королевство платило полную цену за бездарность каждого короля, и такие несчастья, разумеется, одна из характерных черт самодержавия.

Уильям Стирнс Дэвис американский историк

Франция при нем залечила свои раны после Столетней войны в том смысле, что сожженные деревни и города были отстроены заново, но ее культурное развитие затормозилось. И у страны появился новый мощный противник – Испания. Она не угрожала открыто уничтожить Францию, как это делала Англия, но стала вмешиваться в ее дела, а это значило следующее – будущее Франции туманно, пока не ослабнет испано-габсбургская угроза.

[ZHAN]

Карл VIII Любезный (Charles VIII l’Affable) занял трон отца, Людовика XI, в 1483 году, возрасте тринадцати лет.

В 1493 году он явился в Италию во главе прекрасно снаряженной армии. Его позвал туда герцог Миланский, узурпировавший власть. В начале похода Карл со своей сильной армией легко захватил Неаполь, но вскоре обнаружил, что государства Северной Италии вооружаются против него. И он вернулся назад, во Францию – еще быстрее, чем двигался вперед.

Он умер в результате несчастного случая: входя в слишком низкую дверь, он ударился головой о косяк, получил сотрясение мозга, впал в кому и скончался спустя девять часов.

Так как все трое сыновей Карла и его жены Анны Бретонской умерли во младенчестве, а более близких родственников по мужской линии не было, то ему наследовал Людовик XII, герцог Орлеанский, правнук Карла V.

Следующий король, Людовик XII, был гораздо более достойным человеком, но во внешней политике был не умнее Карла VIII. Как правитель собственной страны «он был одним из лучших монархов за всю историю Франции. Налоги были уменьшены, были приняты меры, чтобы увеличить благополучие низших слоев общества, причем это было сделано искренне». [Дэвис, Уильям Стирнс. История Франции. С древнейших времен до Версальского договора. Москва, 2018.]

Франция при Людовике XII была так богата, что другие короли завидовали ему. К сожалению, всю справедливо заслуженную славу этот король потерял из-за своей глупой итальянской политики. «Все царствование этого короля было рядом предательств и интриг, союзов, новых союзов против прежних союзников, войн, перемирий и снова войн с целью завладеть землями в Италии, особенно герцогством Миланским».

Людовик воевал с Римским папой, с Фердинандом Испанским, с императором Максимилианом и под конец – с королем Англии Генрихом VIII, который заключил союз с Испанией. Во всех этих войнах он потерпел неудачу, причем не из-за слабости своих армий, а из-за невезения и бездарности своих полководцев. Какое-то время он владел Миланом, Генуей и Неаполем, но потом был вытеснен оттуда.

В 1503 году Людовик был разбит в битве при Церигноле в Апулии и на реке Горильяно в Центральной Италии, и после этого он был вынужден отказаться от своих завоевательских планов. Когда он умер, у Франции так же не было владений в Италии, как не было после несчастливого Карла VIII. Военные предприятия Людовика поглотили огромную сумму денег и стоили жизни десяткам тысяч французов, а его враги, в первую очередь Испания, стали еще сильнее, чем когда-либо раньше.

Лучше пусть придворные смеются над моей скупостью, чем народ плачет из-за моей расточительности.

Людовик XII король Франции

[ZHAN]

Слабому и хрупкому Людовику XII в 1515 году наследовал его зять и племянник Франциск I – здоровяк по «бретонскому образцу». Франциску был 21 год – хорошее время для начала правления. И думается, он очень хотел доказать всем, что он не просто сын графа Карла Ангулемского (двоюродного брата короля Людовика XII) и муж принцессы (его первой женой была Клод Французская, дочь Людовика XII), а настоящий король. Первое, что он сделал, – объявил, что продолжит войны в Италии.

Вслед за победой при Мариньяно он овладел Миланом и Генуей. В 1521 году он начал войну с императора Карлом V Габсбургом, был разбит при Павии и попал в плен. Потом он купил себе свободу, подписав очень невыгодный для Франции мирный договор, согласно которому он отказался от притязаний на Италию и уступил Бургундию, которую, впрочем, вскоре вернул себе обратно.

Как видим, его внешняя политика в целом была не лучше, чем у Людовика XII, а вот внутренняя была намного хуже.

Франциск любил показной блеск и потому покровительствовал художникам, архитекторам и поэтам. Во время похода в Италию он вывез с собой оттуда много книг и памятников классического искусства. При Франциске наука и искусство вошли в моду при французском дворе. Он любил украшать свои комнаты статуями и картинами, он вел переписку с оракулом того времени Эразмом Роттердамским, он приглашал во Францию талантливых мастеров, в числе которых был великий Леонардо да Винчи.

Его царствование было ознаменовано расцветом французского Возрождения. При Франциске было построено множество изящных замков и дворцов. Однако этот король мало заботился о благе своих подданных, «он был безнравственным, расточительным, сумасбродным и эгоистичным». [Дэвис, Уильям Стирнс. История Франции. С древнейших времен до Версальского договора. Москва, 2018.]

Франциск I умер 31 марта 1547 года. Когда его тело вскрыли, чтобы узнать, от чего он умер, обнаружили абсцесс в желудке, поврежденные почки, совершенно распавшийся кишечник и уже начавшие разрушаться легкие.

Позже, неизвестно откуда, возникла легенда, по которой Франциск I стал жертвой хитрой мести. Некий врач Луи Гюйон написал, что Франциск I домогался жены одного парижского адвоката, ее муж долго противился этому, но потом позволил жене подчиниться воле короля. Но после этого он стал тайно посещать бордели, подцепил там дурную болезнь, передал ее жене, а та, в свою очередь, наградила ей короля. Якобы после этого Франциск всю оставшуюся жизнь был несчастным, угрюмым и нелюдимым.

[ZHAN]

Второй сын Франциска I от брака с Клод Французской (дочерью Людовика XII), Генрих II, стал королем Франции в 1547 году. При нем в борьбе с Габсбургами начался перелом к лучшему, хотя лично новый король был ничуть не лучше своего родителя.

Пользуясь гражданскими войнами между германским императором и князьями-протестантами, французы захватили три больших приграничных города – Тул, Мец и Верден. Но испанский король Карл V сделал отчаянную попытку вернуть их, и его 60-тысячная армия осадила Мец. Однако наместник Генриха, герцог де Гиз, доблестно и умело оборонялся. За два месяца блокады города по нему было сделано 40 000 выстрелов из орудий (до этого артиллерия еще никогда не выпускала так много снарядов). Но он все же выстоял, а Карл потерял две трети своей армии и был вынужден снять осаду.

В 1556 году Карл V Испанский отрекся от престола в пользу своего сына Филиппа II, а тот женился на Марии Католичке, дочери Генриха VIII, и этим сделал Англию противницей Франции.

В 1558 году герцог де Гиз внезапно атаковал Кале. Малочисленный английский гарнизон совершенно не ждал нападения, и герцог легко захватил этот город – ворота во Францию.

В 1559 году был заключен мир. Испанцы выиграли крупное сражение возле Сен-Кантена, но Филипп хотел освободить себе руки, чтобы раздавить протестантскую религию везде, где та поднимет голову. Поэтому он договорился с Генрихом на удобных для того условиях. Король Франции сохранил за собой Верден, Тул и Мец, в его руках остался и Кале, несмотря на яростный протест униженных англичан.

Генрих II умер почти сразу после заключения этого договора.

Произошло это следующим нелепым образом. В Турнельском дворце в Париже проходил рыцарский турнир в честь празднования свадеб дочери короля Елизаветы с Филиппом II Испанским и сестры короля Маргариты с герцогом Савойским. На второй день вечером (29 июня 1559 года) Генрих вступил в бой с нормандским графом Габриэлем де Монтгомери, сеньором де Лорж, и потерпел поражение. На третий день, когда соревнования уже близились к концу, Генрих II потребовал от графа реванша.

Монтгомери при виде разгоряченного короля отказался. Тем не менее, Генрих не унимался. И вот, пришпорив лошадей, противники помчались друг на друга. И тут произошла неожиданность: тупое и, казалось бы, безопасное копье графа согнулось, упершись после удара в защитное снаряжение, и сломалось пополам. Острый обломок, оставшийся в руках невольного убийцы, проник сквозь щель забрала и смертельно ранил монарха: осколки копья вонзились в лоб короля и попали также в правый глаз, выйдя из уха.

Теряя сознание, Генрих попросил слуг не обвинять Монтгомери в умышленном убийстве, так как виноват во всем он был сам.

Несколько дней спустя, 10 июля 1559 года, Генрих умер от этой раны, несмотря на помощь, оказанную ему лучшими врачами того времени.

При Франциске I и Генрихе II власть монарха во Франции значительно укрепилась. Сама концепция королевской власти обнаружила тенденцию к развитию.

Франсуа Лебрен, французский историк

Кстати, примерно в это время жил и работал знаменитый француз Мишель де Нострдам, более известный как Нострадамус – астролог, врач и алхимик, прославившийся своими пророчествами. В 1558 году он обратился к королю Генриху II, называя его повелителем мира и обещая раскрыть историю человечества на столетия вперед. Неизвестно, успел ли король, погибший на рыцарском турнире в 1559 году, ознакомиться с письмом Нострадамуса. После гибели Генриха II предсказатель встречался с королевой Екатериной Медичи. Потом его на несколько дней взяли под домашний арест, требуя описать судьбу короля Карла IX. Ответ Нострадамуса не сохранился. В 1564 году Екатерина Медичи и Карл IX навестили предсказателя в Салоне, а потом назначили его королевским медиком и астрологом. Однако 2 июля 1566 года Нострадамус умер от осложнений подагры. На мраморной плите над его могилой высечена надпись: «Здесь покоятся кости знаменитого Мишеля Нострадамуса, единственного из всех смертных, который оказался достоин запечатлеть своим почти божественным пером, благодаря влиянию звезд, будущие события всего мира».

[ZHAN]

Cупругой Генриха II была Екатерина Медичи, родившаяся в 1519 году в красивом семейном дворце Медичи во Флоренции. Но через два месяца она уже была сиротой: ее мать, еще совсем молодая принцесса из рода Бурбонов Maдлен де ля Тур д’Овернь, умерла от послеродовой горячки; а ее отец, герцог Лоренцо д’Урбино, внук Лоренцо Великолепного и племянник папы Льва X, умер чуть позже: от случайного выстрела аркебузы, сифилиса или чахотки – никто толком не знает от чего.

Таким образом, маленькая герцогиня, резко лишившаяся родителей, стала одной из последних представительниц легендарного семейства, без сомнения, самого богатого в Европе, а также самого образованного, самого просвещенного, руководившего судьбой Флоренции в течение двух с лишним веков.

Да что там Флоренции! Представители рода Медичи играли важную роль в политической и экономической жизни всей средневековой Италии. Главными представителями рода были Козимо-старший, крупнейший богач Флоренции, который в 1434 году фактически стал полновластным правителем Флоренции, и Лоренцо Великолепный, тиран Флоренции, правивший с 1469 года. Брат Пьетро Медичи, сын Лоренцо Великолепного, с 1513 года был римским папой Львом Х, а Джулио Медичи, племянник Лоренцо Великолепного, в 1523 году стал римским папой Клементом VII. По боковой линии Медичи были великими герцогами Тосканскими, связанными с испанскими Габсбургами.

Поэтому не удивительно, что малышка была воспитана в Ватикане, где ее дяди уже давно сменяли друг друга на посту главы католической церкви.

Но тут ко всем ее проблемам добавилось и другое бедствие – война. Священный город был взят и разграблен наемниками главы Священной Римской империи Карла Пятого. Надо было бежать, и ее спрятали в одном монастыре во Флоренции. Но и тут ей не было покоя: эпидемия чумы вынудила ее покинуть город, тем более что против рода Медичи тут началось восстание республиканцев.

Таким образом, Екатерина прожила годы своего детства в постоянном страхе и в недоверии. В моменты затишья, очень любопытная по природе, обладающая очень живым разумом, она изучила латинский и греческий языки, говоря по-французски, интересовалась естественными науками, физикой, астрономией со склонностью к астрологии, которая широко практиковалась в ее семье. Она также унаследовала артистическую чувствительность своих предков, увлекалась живописью, музыкой, поэзией, танцами.

Екатерина еще не достигла половой зрелости, а ее дядя, папа Клемент VII, развернул вокруг нее множество проектов по организации ее бракосочетания. Наконец, он решился на союз, который, как ему казалось, был способен уравновесить шаткую политическую обстановку. Чтобы одержать победу над своим врагом Карлом Пятым, он подумал о необходимости сближения с королем Франции. Так 9 июня 1531 года в возрасте двенадцати лет Екатерина стала невестой Генриха, второго сына короля Франциска I, при этом ее мнением даже не поинтересовались.

1 сентября 1533 года Екатерина покинула Флоренцию, свой родной город, чтобы торжественно отправиться в Марсель под эскортом двадцати семи судов, загруженных бархатом и парчой. К этому можно добавить, что, согласно контракту, она везла в своем роскошном багаже приданое в 130 000 экю золотом, целое сокровище из драгоценностей, а также несколько итальянских городов: Пизу, Ливорно, Реджио, Модену.

Италию маленькая флорентинка покидала навсегда, и вскоре она встретилась в Марселе с тем, кто собирался стать ее мужем. Он показался ей красивым, хотя и был «застенчивым и мнительным». Что же до Генриха, то он меланхолически взирал на эту девочку и не мог скрыть гримасы разочарования. Вот, значит, какая она, папская кузина, которую ему прочили в жены целых три года.

28 октября 1533 года в обстановке роскоши, достойной Валуа и Медичи, был заключен брак. Екатерина вышла замуж за молодого человека своего возраста (ему было четырнадцать), робкого и забитого, но уже находившегося под влиянием своей любовницы, знаменитой Дианы де Пуатье.

[ZHAN]

Диана была дочерью барона Жана де Пуатье, сына Марии Валуа, незаконнорожденной дочери Людовика XI. В пятнадцать лет ее выдали замуж за 56-летнего барона Луи де Брезе, сенешаля Нормандии. Угрюмый барон почти не уделял внимания молодой жене, проводя все свое время в военных походах. Диана родила ему двух дочерей и вела обычную жизнь провинциальной дворянки.

Сенешаль – в Западной Европе это была одна из высших придворных должностей. Во Франции сенешаль (Sénéchal) первоначально был стольником, чьи обязанности сводились к наблюдению за подачей блюд во время обедов и пиров. Со временем, однако, он превратился в одного из высших сановников, заведовавшего внутренним распорядком при дворе. Сенешали не только управляли придворными церемониями и слугами, но и вершили суд. Под их началом находились также королевские армии домена (владения), в то время как король командовал войском всего королевства.

Еще в детстве она лишилась матери, а потом и ее отец был осужден на смерть за участие в заговоре. Пытаясь спасти отца, Диана тогда бросилась в Лувр к королю Франциску I, «известному ловеласу, который при первой же встрече оценил красавицу: высокая, стройная, с полными губами и пышной гривой каштановых волос». [Эрлихман В.В. Диана, охотница на королей // Вокруг света. № 5. 2006.]

Вскоре сенешаль де Брезе скончался, и молодая вдова покинула его мрачный замок Анэ, перебравшись по приглашению короля в Лувр. Но официальной фавориткой короля она так и не стала, ибо это место заняла молоденькая Анна де Писслё, герцогиня д’Этамп, прочно завладевшая сердцем Франциска. Диана скучала, но при этом не забывала следить за собой, ведь красота была ее главным оружием в борьбе за «место под солнцем».

И вот ее час настал, когда Франциск I поручил ей миссию «просвещения» своего сына Генриха, бывшего почти на двадцать лет ее младше. Миссию эту Диана приняла слишком близко к сердцу и очень скоро заняла при Генрихе пост одновременно матери, любовницы и доверенного лица.

[ZHAN]

На церемонии бракосочетания Генриха, в присутствии всего королевского двора, папа Клемент VII сам благословил новобрачных.

– Да будет у вас много детей! – пожелал он им от всей души.

После официальной части состоялся обед, а за ним и костюмированный бал. Молодожены быстро покинули мероприятие и удалились в приготовленную для них комнату, где их ждала кровать, больше похожая на произведение искусства, оцененное теми, кто ее видел, в 60 000 экю.

Но если Екатерина уже была влюблена в своего супруга, то Генриху хотелось только одного – спать. Мысленно он уже предвкушал тот миг, когда погрузится в сон, как вдруг кто-то вошел в комнату:

– Ну вот, сын мой, исполните свой долг. И докажите, что вы истинно галантный француз!

Это был король, которого любопытство толкнуло поприсутствовать при первой брачной ночи сына.

Не меньшую заинтересованность проявил и папа Клемент VII. Он решил не покидать Францию, пока не получит точного подтверждения успешности своих замыслов, но, увы, Генрих старался изо всех сил, однако у молодых ничего не получалось, и опасения папы все росли и росли.

Наконец, после тридцати четырех дней напрасных ожиданий, Клемент VII с печалью в сердце уехал. Прежде чем взойти на палубу корабля, он навестил Екатерину и дал ей последний совет:

– Умная женщина никогда не останется без потомства.

В ответ Екатерина лишь тяжело вздохнула. Мало того что она вынуждена была оказаться в постели практически неизвестного ей человека, так она никак не могла одарить окружающих наследником. Долгожданный ребенок никак не желал появляться, несмотря на предсказания астрологов, уверявших, что у нее будет десять детей, а сама она будет королевой Франции.

Если на первое пророчество у нее ушло одиннадцать лет, то второе сбылось гораздо быстрее: 12 aвгуста 1536 года старший брат ее мужа – дофин Франсуа – внезапно умер при таких волнующих обстоятельствах, что его итальянский виночерпий, обвиненный в том, что это именно он подлил яд в его стакан, был приговорен к смерти путем четвертования.

Это оказалось очень кстати для задуманного папой союза, так как Генрих автоматически становился наследником французской короны. Тут же начали ходить упорные слухи о «флорентийке» и таинственных ядах, в которых знали толк в Италии.

Став женой дофина, Екатерина начала вести блестящую жизнь при дворе, где ей удалось завоевать симпатии Франциска I, оценившего ее привлекательность, ум и культуру. Король не уставал восхищаться этой юной особой, которая изучала греческий и латынь, интересовалась астрономией и математикой, сопровождала его на охоте и нисколько не краснела, слушая фривольные анекдоты, которые он так любил рассказывать.

Дофин (Dauphin), полностью – дофин Франции (Dauphin de France) – так с XIV века именовался титул наследника французского престола. Первым дофином Франции был будущий король Карл V, сын Жана II Доброго. В дальнейшем этот титул носили престолонаследники, являвшиеся прямыми потомками правящих королей (сыновьями, внуками, правнуками). Если же наследником был брат, племянник или иной родственник короля, он не носил титула дофина. Этот титул сохранялся до 1791 года, когда после введения во Франции недолговечной конституционной монархии 1791–1792 гг. он был заменен на титул «королевский принц» (Prince Royal).

Улыбающаяся, мягкая, обходительная, она умела привлекать к себе людей. Конечно, Екатерина не отличалась красотой. Более того, один современный историк даже описал ее внешность так: «Полная, смуглая, с жидкими волосами и глазами навыкате, итальянка слегка напоминала жабу». Но зато она была «умной, своевольной и привычной рассчитывать только на себя саму». И она сумела заставить забыть о своем круглом лице и обратить внимание на красивые ножки в кокетливых штанишках: с этой целью она даже придумала особый способ садиться на лошадь. Однако пока Екатерина игриво демонстрировала свои достоинства, ее муж Генрих, которому новый титул придал чуть больше уверенности, продолжал усердно ухаживать за Дианой де Пуатье.

[ZHAN]

Верность дофина тут действительно поражала. Несмотря на свой брак с Екатериной, он продолжал носить цвета Дианы, называл ее своей «дамой» и засыпал страстными поэмами, над которыми корпел порой целыми ночами.

Неожиданно для самой себя Диана де Пуатье, эта строгая вдова, вот уже шесть лет не снимавшая траура и взиравшая на мужчин с полным безразличием, ощутила неодолимое желание мужских ласк. Это привело ее в прекрасное расположение духа и побудило приступить к диалогу уже с новых позиций. Проявляя изощренную ловкость, в окружении придворных, вечно погруженных в интриги и увеселения, она постепенно распалила чувства дофина до самой крайней степени, представая перед ним попеременно кокетливой и по-матерински заботливой, влекущей и любящей.

Бедный юноша лишился сна и аппетита. Печальный и погруженный в меланхолию, он теперь жил, не отрывая взора от своей ненаглядной Дианы.

Ему было девятнадцать, ей около сорока. Но с ее ослепительной красотой не могла сравниться ни одна дама при дворе. Диана и в самом деле обладала красотой «столь абсолютной и не подверженной времени, что за нею терялась, отступая в тень, личность той, которая была ею наделена».

Кончилось все тем, что и сама Диана, пораженная пылкостью дофина, влюбилась в него. Что же касается Генриха, то его эта связь просто преобразила, превратив в восторженного школяра. Именно тогда из детского озорства он собственноручно нарисовал придуманную им монограмму, где «Н», первая буква его имени, и буква «D» из имени Дианы переплетены так оригинально, что кажется, будто видишь «С», инициал Екатерины, соединенный с инициалом Генриха. Вскоре эта монограмма появилась на его личном оружии, потом на всех его замках и даже на королевской мантии.

Короче говоря, молодой Генрих, покорившись умной и опытной любовнице, очень быстро потерял голову и попал под ее полное влияние. Самое смешное, что и король Франциск все заметнее стал подчеркивать свое расположение к фаворитке сына и дошел до того, что стал публично интересоваться ее мнением о государственных делах. И вскоре она уже присутствовала на Королевском совете. Очаровательная Диана всерьез поверила, что она уже стала почти королевой Франции. Все вокруг боялись ее и унижались перед ней.

Отношение Екатерины к самозванке скрыть было невозможно. Как-то раз Диана невинно спросила ее: «Что вы читаете, мадам?» «Историю Франции! – отчеканила Екатерина. – Здесь написано, что делами этого королевства всегда управляли потаскухи!».

Страшного скандала с непоправимыми последствиями удалось избежать исключительно чудом. И самое ужасное для Екатерины заключалось в том, что Диана постоянно советовала Генриху развестись с ней, так как она никак не могла подарить ребенка будущему правителю. Она при каждом удобном случае повторяла:

– Раз она не может способствовать продолжению династии, ваш долг отправить ее в монастырь.

[ZHAN]

Соблазненный такой перспективой, Генрих, объявил Екатерине, что намеревается с ней расстаться. В первый момент она остолбенела от горя, потом, разразившись рыданиями, выбежала из комнаты.

На самом деле причина стерильности пары заключалась не столько в ней, сколько в ее супруге. Когда же тот набрался мужества и отдал себя в руки хирурга, Екатерина в январе 1544 года родила первого ребенка – сына, которого назвали Франсуа.

После этого беременности следовали одна за другой с большой регулярностью: всего у Екатерины родилось десять детей (как и предсказывали астрологи), из которых семь выжили, и среди них оказались три будущих короля и две будущих королевы.

В 1546 году родилась дочь Елизавета, через год – дочь Клод, еще через год – сын Луи (он умер, не прожив и года). Потом в течение пяти лет родилось еще шесть детей, из которых двое последних (дочери Виктория и Жанна) умерли при рождении.

Едва родившись, дети уходили от забот матери, от ее присмотра, так как отец поручал их своей любовнице, которая должна была заниматься их образованием, Екатерина между тем оставалась матерью униженной, постоянно беременной, но внимательной к малейшим событиям в жизни своих чад.

Через три года после рождения его первого сына, 31 марта 1547 года, смерть короля Франциска I изменила судьбу Екатерины: в 28 лет она стала королевой Франции.

Восшествие на престол нового короля изменило привычки двора, и тут же были приняты меры против протестантов. Не забыл новый король и про Диану де Пуатье: она получила все поместья поверженной герцогини д’Этамп и ее драгоценности, включая громадный бриллиант. Ей подарили замок Шенонсо на Луаре.

В довершение всего ее сделали герцогиней Валентинуа (впервые герцогский титул достался женщине не по праву наследования).

Вынужденная терпеть подобные унижения, Екатерина не находила себе места от бессильной злобы. Через много лет она написала своей дочери, знаменитой королеве Марго: «Я радушно принимала мадам де Валентинуа, ибо король вынуждал меня к этому, и при этом я всегда давала ей почувствовать, что поступаю так к величайшему своему сожалению, ибо никогда жена, любящая своего мужа, не любила его шлюху, а иначе ее не назовешь, как бы особам нашего положения ни было тягостно произносить подобные слова».

А Диана становилась все более и более алчной. Вместе со своими сторонниками де Гизами она организовала в 1547 году союз младшего сына Екатерины Медичи Франциска (Франсуа), которому тогда было всего три года, с шестилетней девочкой Марией Стюарт, бывшей с рождения королевой Шотландии и, главным образом, дочерью Марии де Гиз, и все это было сделано без согласования с матерью потенциального дофина.

Военная обстановка стала очень сложной: в августе 1557 года имел место разгром при Сен-Кентене, где англичане, соединившись с испанцами, уничтожили французскую армию.

В это время, оставшись в Париже, Екатерина выступила перед парламентом, и ей удалось получить деньги и добиться рекрутского набора в 60 000 человек, что, как казалось, наконец-то сблизило ее с ее царствующим супругом.

С испанским королем Филиппом II был подписан мир в Като-Камбрези. Как следствие, были предусмотрены браки: сестра Генриха II должна была выйти замуж за герцога Савойского, а старшая дочь Елизавета – за самого короля Испании Филиппа II, у которого только что умерла его вторая жена.

[ZHAN]

А дальше, как мы уже знаем, судьба в очередной раз внезапно изменила жизнь Екатерины Медичи: в ходе злополучного рыцарского турнира погиб ее муж.

После этого Екатерина взяла на себя роль безутешной вдовы, навсегда одевшись во все черное. Однако, горюя, она не забыла немедленно отослать куда подальше свою постыдную соперницу Диану де Пуатье. При этом она потребовала от фаворитки вернуть все подаренные ей королем ценности и владения. И та согласилась. В ответном письме она написала: «Моя скорбь так велика, что никакие притеснения и обиды не смогут отвлечь меня от нее».

Покинутая почти всеми своими друзьями, Диана де Пуатье затворилась в своем замке Анэ. Появляться при дворе ей было запрещено, и с тех пор о ней никто ничего не слышал.

Страница многолетнего унижения была перевернута. Теперь Екатерина не была больше женой-посмешищем, она была первой дамой королевства.

[ZHAN]

Трон тем временем занял старший сын Генриха II и Екатерины Медичи – тот самый, что в свое время женился на юной королеве Марии Стюарт и стал после этого королем-консортом Шотландии.

Консорт – это супруг правящей королевы, сам не являющийся суверенным монархом в своем праве.

В момент смерти своего отца Франциск был болезненным подростком пятнадцати лет, и он был коронован в Реймсе 18 сентября 1559 года. По французским законам он считался совершеннолетним, но у его окружения не возникало сомнений в том, что он не сможет и не захочет править без посторонней помощи.

И действительно, Франциск не стал заниматься государственными делами, перепоручив их дядям Марии Стюарт, братьям де Гизам: герцогу Франсуа и его брату Карлу, изысканному и острому на язык кардиналу Лотарингскому. Его мать Екатерина Медичи тоже имела огромное влияние на сына.

Де Гизы были ревностными католиками. Можно даже сказать – они были ультра-католиками. Они не имели прямых прав на корону, но были честолюбивы и время от времени очень ясно давали понять, что рассчитывают получить высший сан в стране. Благодаря своей племяннице, они обрели безраздельное могущество. Король же почти ни во что не вникал, и все его время проходило в забавах, разъездах по загородным дворцам и поездках на охоту.

По сути, правление Франциска II было чисто символическим: уже 5 декабря 1560 года он умер (в левом ухе у него образовался свищ, и началась гангрена), не дожив до семнадцати лет и не оставив наследников.

[ZHAN]

Вот тогда-то и началось настоящее правление «флорентийки». Новому хозяину трона, ее сыну Карлу, ставшему королем Карлом IX, не было тогда и десяти лет, поэтому Екатерина вновь стала регентшей.

Карл IX, родившийся в 1550 году, был третьим сыном Генриха II и Екатерины. Он «обладал хрупкой нервной системой и страдал туберкулезом. <…> Единственным человеком, к которому он испытывал реальную привязанность, была его любовница Мария Туше». [Phan, Bernard. Rois et reines de France. Paris, 2008.]

В роли регентши Екатерина Медичи многого добилась. В частности, ей удалось сократить государственные расходы и восполнить уже ставший привычным финансовый дефицит. Одного она не смогла – это прекратить войну, которая продолжала бушевать между двумя политико-религиозными кланами.

В марте 1562 года имела место резня в Васси, где приблизительно двадцать протестантов были убиты людьми герцога де Гиза. Эта резня знаменовала собой начало первой из религиозных войн, в которой против католиков выступила гугенотская армия адмирала Гаспара де Колиньи.

Гугеноты (Huguenots) – название французских протестантов (кальвинистов). Происходит от франко-швейцарского слова «eyguenot», обозначавшего члена женевского протестантского союза против герцога Савойского. Слово «eyguenot», в свою очередь, восходит к немецкому «eitgenôz», что значило «собрат», «соратник», «союзник». Сначала слово «гугенот» употреблялось противниками протестантов как насмешка, но впоследствии, когда Реформация стала распространяться во Франции, оно прижилось и среди самих французских протестантов.

Чтобы было понятно, следует отметить, что уже в 1520 году в небольшом городе Мо, что на реке Марне, недалеко от Парижа, существовала группа богословов-радикалов, которые переводили Новый Завет и преподавали вызывавшее тревогу борцов с ересью учение. Правительство вскоре разогнало этих несчастных вольнодумцев. Но величайший из религиозных реформаторов-французов, Жан Кальвин, бежал из Франции и стал трудиться за пределами страны. Он родился в 1509 году в Нуайоне, тихом пикардийском городке, и большую часть жизни он был пастором.

Это, без всякого сомнения, был один из самых мощных умов, рожденных Францией. Его главное сочинение «Наставление в христианской вере» (Institutio religionis christianae), переведенное им же самим с латыни на французский язык, в свое время заставляло людей с радостью умирать на эшафоте и вооружало одно государство против другого.

С 1541 по 1565 год Кальвин жил в Женеве и за это время послал оттуда целую армию учеников, воспитанных в самой агрессивной разновидности протестантизма. И что характерно, они встречали у французов гораздо более теплый прием, чем последователи Мартина Лютера, распространявшие чисто немецкую разновидность протестантизма.

Кто не слеп, тот видит, что землю затопили потоки зла, и что весь мир заражен смертельной чумой. Короче, все рушится, так что нужно либо окончательно отчаяться во всем человеческом, либо установить порядок, способный избавить нас от этих зол, в том числе насильственными средствами.

Жан Кальвин, французский богослов и реформатор церкви

Под влиянием такой мощной силы протестантизм быстро распространялся во Франции при Франциске I и Генрихе II. При этом оба этих короля, особенно Генрих, отнюдь не скупились на дыбы и костры для протестантов.

В конечном итоге многие знатные дворяне перешли в «реформированную религию», а вскоре к ним присоединились даже несколько родственников королевской семьи, в том числе могущественный принц де Конде, а также Гаспар де Колиньи, адмирал Франции. К 1560 году конфликт был близок к кульминации.

Религиозные войны во Франции начались в 1562 году и закончились только в 1598 году. Какие-то особые подробности этих войн совершенно неинтересны. Боевые действия велись беспорядочно – то в одном месте, то в другом, почти во всех частях Франции.

Католики и протестанты терзали друг друга почти сорок лет в ходе конфликта, который справедливо называют «религиозными войнами» <…> Эта война была братоубийственной в двух смыслах – резали в ней друг друга, в помрачении фанатизма и жестокости, христиане и французы.

Франсуа Лебрен, французский историк

Это было время страшной смуты, которое принесло беды и нищету во многие части государства. Протестантская партия, получившая название «гугеноты», обосновалась в южных землях, но у новой религии имелись отдельные оплоты и на севере страны. А еще гугеноты захватили и удерживали Ла-Рошель, крупный морской порт на берегу Бискайского залива, и туда постоянно прибывали подкрепления от английских и голландских протестантов.

Королева-регентша попыталась восстановить мир с гугенотами, подписав 19 марта 1563 года Амбуазский договор, который предоставлял свободу вероисповедания – правда, только для дворянства.

В 1570 году был подписан новый договор, так называемый Сен-Жерменский эдикт, который предоставил протестантам несколько мест убежища, в частности упомянутую крепость Ла-Рошель. По этому случаю королева решилась на брак своей дочери Маргариты с гугенотом Генрихом Наваррским, и все для того, чтобы увеличить шансы примирения и, конечно же, чтобы поддержать в долгосрочной перспективе династию Валуа.

Этот самый Генрих Наваррский был сыном Антуана де Бурбона и Жанны д’Альбре, и он был выше по положению, чем обычные «принцы крови» – родственники королевской семьи. Короче говоря, Генрих Наваррский вполне мог по праву наследования взойти на французский трон, если бы правящая династия Валуа угасла, что было весьма вероятно. Молодой Генрих рос в протестантской вере, что, разумется, вызывало ужас и тревогу у многих набожных католиков.

Следует также отметить, что и внутри своей семьи Екатерина Медичи не могла найти покой и доверие. Ее дети открыто или скрытно враждовали друг с другом: ненависть нового короля Карла IX по отношению к его младшему брату Генриху, более блестящему и более мужественному, любимцу королевы; зависть младшего сына, Франсуа Алансонского, который дошел даже до того, что вступил в заговор с протестантами, чтобы расчистить себе «место под солнцем». Что касается Маргариты, то она одновременно поддерживала и одного, и другого.

Екатерина должна была постоянно быть начеку, причем в своей собственной семье даже в большей степени, чем по отношению к двум враждующим религиозным группировкам. Но разве она не была привычна к подобным битвам и интригам с первых своих флорентийских лет жизни?

Самым серьезным ущербом для королевства, без сомнения, было то, что столкновение между католиками и протестантами имело последствия для внешней политики. Так глава гугенотов де Колиньи принял решение поддержать своими войсками Нидерланды в борьбе против католика Филиппа II; и он попытался втянуть в этот конфликт молодого французского короля, который, испытывая приступы ревности по отношению к своему брату Генриху, мечтал отметиться какими-нибудь военными достижениями. Екатерина, опасавшаяся конфликта со своим мощным соседом, не прекращала контролировать своего неустойчивого и невротического сына, имея, как она думала, достаточно влияния на него, чтобы призвать его к разумным поступкам.

Можно сказать, что интрига была главной пружиной политики Екатерины. Лицемерная, холодная, бессердечная, она не стеснялась в выборе средств для достижения своих целей. Ее не могло остановить даже преступление, если при его помощи она могла избавиться от какого-нибудь опасного для себя врага. Недаром она называла трактат «Государь» Никколо Макиавелли, считавшего политику искусством, которое не зависит от морали и религии, по крайней мере, когда речь идет о средствах, а не о целях, своей библией. Повсюду у нее имелись шпионы. Она зорко следила за всеми мало-мальски выдающимися личностями и перехватывала любую хоть мало-мальски подозрительную частную корреспонденцию.

Во внешней политике Екатерина придерживалась тех же начал, что и во внутренней: смотря по обстоятельствам, она готова была сближаться то с католическими, то с протестантскими державами. Отсутствие твердых принципов и постоянные интриги привели ее, наконец, к злодеяниям Варфоломеевской ночи – к кровавой бойне между католиками и протестантами, о которой будет рассказано ниже.

В августе 1572 года имела место знаменитая свадьба ее дочери Маргариты с Генрихом Наваррским – и это в центре Парижа, вотчины католиков. Это событие косвенно спровоцировало новый виток насилия. Действительно, по этому поводу в столицу приехало около восьмисот дворян-гугенотов, сторонников Генриха Наваррского, что вызвало озабоченность и ярость парижан. В это же самое время умерла мать жениха Жанна д’Альбре, пылкая кальвинистка. И, разумеется, пошли слухи, что смерть эта не была естественной, и это еще более увеличило напряжение между двумя лагерями.

Даже внутри королевской семьи начались обострения. Гаспар де Колиньи подбил Карла IX объявить войну католику королю Испании, и герцог Франсуа Алансонский (младший сын Екатерины) также стал склоняться в сторону партии гугенотов.

[ZHAN]

Неспособная выправить сложившееся критическое положение обычными средствами, Екатерина позволила осуществиться преступному плану де Гизов: в последний день праздников, организованных в честь брака Маргариты, в адмирала де Колиньи был произведен выстрел из аркебузы. Он был лишь легко ранен, но это покушение повлекло за собой вооружение гугенотов, пожелавших арестовать короля.

Екатерина подумала, что одновременно спасти и сына, и королевство можно лишь лишив кое-кого голов. Ночью 24 aвгуста 1572 года забили колокола собора Сен-Жермен-Оксерруа, расположенного недалеко от Лувра, и это стало сигналом к началу активных действий.

Гаспар де Колиньи и другие начальники-гугеноты были убиты, затем массовые убийства пошли во всех кварталах города. Началась так называемая Варфоломеевская ночь, кровавая ночь, поразившая воображение современников и потомков. Одного слова «гугенот» стало достаточно для оправдания убийств, совершаемых из-за личной злопамятности, тяжб, денежных споров, ненависти или просто ради грабежа. Кровопролитие длилось до вторника 26 августа. Домов было разграблено множество, а число убитых простиралось до, как минимум, двух тысяч. Женщины, девушки и дети подвергались сначала зверскому насилованию. Трупы потом в течение нескольких дней свозили на берега Сены и сваливали в воду…

Затем резня распространилась на провинцию, и там, по самой скромной оценке, погибли 8000 протестантов.

Нам пришлось бы написать целую книгу, если бы мы вздумали подробно перечислить все злодейства Варфоломеевской ночи и представить читателю именной список жертв обоего пола и всякого возраста.

Кондратий Биркин (Каратыгин), русский историк

Варфоломеевская ночь – это, без сомнения, одно из самых печальных событий в истории Франции.

«Париж представлял ужасающую картину. Стук оружия, выстрелы, проклятия и угрозы убийц смешивались со стонами жертв, мольбами о пощаде. <…> Не давали пощады ни женщинам, ни детям, ни старым, ни молодым. Кучи трупов валялись по улицам, загромождая ворота домов. Двери, стены, улицы были забрызганы кровью. <…> Гугеноты нигде не находили спасения. Их дома были известны. Накануне сделана была перепись всем гугенотам. Вооруженные толпы врывались в дома и никому не давали пощады. Ларошфуко, друг короля, его любимец, с которым он еще вечером играл в мяч, был убит на пороге своей спальни. Он вышел отворять двери убийцам, считая их посланными от короля. Та же участь постигла Телиньи, Гверши, Комона де ла Форса и многих других. Даже Лувр не представлял охраны для гугенотов».

[Лучицкий И.В. Феодальная аристократия и кальвинисты во Франции. Часть 1. Киев, 1871.]

Варфоломеевская ночь случилась при Карле IХ, и в этой резне едва не погиб Генрих де Бурбон, король Наваррский, ставший впоследствии великим Генрихом IV, и спастись ему помогла его жена, прекрасная Маргарита, сестра короля.

Отметим, что история возложила ответственность за весь этот ужас прежде всего на Екатерину Медичи, и не без оснований. Но есть и другие мнения.

Варфоломеевская ночь была даже для того времени огромным преступлением, но, повторяю, резня в XVI веке – совсем не такое страшное преступление, как резня в XIX-м. Считаем нужным прибавить, что участие в ней, прямое или косвенное, приняла большая часть нации; она ополчилась на гугенотов, потому что смотрела на них как на чужестранцев, как на врагов. Варфоломеевская ночь представляла собой своего рода национальное движение <…> и парижане, истребляя еретиков, были твердо уверены, что они действуют по воле неба.

Проспер Мериме, французский писатель

Есть даже такое суждение, что Варфоломеевская ночь

«была истинным спасением Франции; она нанесла смертельный удар французской аристократии и подготовила почву для демократии».

[Грачиоли (Ткачев Петр Никитич). Эдгар Кинэ. Критико-биографический очерк // Дело. № 9. 1877.]

А пока же вне королевства ликованию католиков не было предела, и папа Григорий XIII пел «Te Deum» благодарности. Однако в Женеве, столице кальвинизма, имело место возмущение. Что касается Елизаветы Английской, то она держалась настороженно, но английское попечительство подожгло в Ла-Рошели старые очаги религиозной ненависти. Екатерина Медичи пыталась ей противостоять: она вела переговоры по поводу возможного брака между правительницей, женщиной без мужчины, и своим молодым сыном Франсуа; но так как эти брачные попытки не находили отзыва по ту сторону Ла-Манша, она в июне 1573 года подписала Ла-Рошельский договор, весьма благоприятный для гугенотов.

Что же касается Карла IX, то этот слабохарактерный и недалекий король, целые дни проводивший на охоте, предпочитал всегда и во всем оставаться в стороне, но в Варфоломеевскую ночь, когда уже запахло кровью, он в возбуждении охотника выскочил на балкон Лувра и принялся стрелять из аркебузы в бегущих по улице гугенотов.

Екатерина Медичи не любила его. Ее любимым сыном был Генрих, и в 1574 году эта неутомимая женщина содействовала избранию его королем Польши. Он, впрочем, не долго оставался в этой далекой стране, так как его старший брат Карл IX (возможно, он мучился сожалениями, а возможно, просто сильно болел) быстро двигался к своему концу и скончался 30 мая 1574 года в возрасте всего двадцати четырех лет. Прежде чем испустить последний вздох он назвал Генриха своим преемником, а свою мать – временным регентом.

[ZHAN]

Eкатерина, без сомнения, огорченная потерей очередного ребенка, не могла скрыть своей гордости от того, как трон Франции переходит к ее дорогому Генриху, коронованному в Реймсе в феврале 1575 года.

Новая передышка в отношениях с гугенотами была достигнута подписанием мира в Больё в 1576 году, но он тут же повлек за собой cоздание Католической Лиги.


Католическая Лига (Ligue Catholique) – католическая партия во Франции, организованная герцогом Генрихом де Гизом. Целями Лиги были борьба с гугенотами и ограничение централизованной королевской власти феодальной знатью. В конце 1576 года первая Лига, бывшая партией католического духовенства и дворянства, фактически распалась. Затем Лига была восстановлена в 1585 году и просуществовала до 1594 года.

Чтобы попытаться в очередной раз объединить страну вокруг королевской власти, Екатерина (ей тогда было больше шестидесяти лет, и по тем временам она была очень пожилой женщиной) предприняла длительную поездку на юг. Выехав из Парижа в aвгусте 1578 года, она возвратилась туда только восемнадцать месяцев спустя, успев успокоить умы в Гиени, в Провансе, в Дофинэ, оставаясь при этом в контакте со своим сыном и своими друзьями посредством бесчисленных писем.

Эта удивительная женщина купила многие замки и небольшие усадьбы, а в столице присоединила к Лувру крыло и галерею. Она предприняла строительство дворца Тюильри, а также своей собственной резиденции, которой стал Суассон. Но эти счастливые моменты были лишь короткими антрактами в ее беспокойной жизни.

Семейные несчастья продолжали обрушиваться на Екатерину. Начнем с того, что в 1575 году, почти сразу после смерти сына Карла IX, умерла ее дочь Клод, бывшая замужем за герцогом Лотарингским. Но политически более серьезной была смерть от туберкулеза непоседливого Франсуа Алансонского, младшего сына Генриха II и Екатерины Медичи, имевшая место 10 июня 1584 года.

Эта смерть нарушила последовательность наследования. Дело в том, что по законам того времени, корона должна была возвратиться к роду Бурбонов, то есть к мужу Маргариты гугеноту Генриху Наваррскому! Но признают ли на троне этого еретика?

Католическая Лига тут же, в июле 1585 года, выпустила Немурский эдикт, запрещавший любые другие вероисповедания, кроме католичества. И Екатерина тут же нашла решение: нет иного средства достичь мира в королевстве, чем переход короля Наваррского в католическую веру. Пока же, задолго до этого «религиозного пируэта», муж Маргариты встал во главе протестантов. И вновь началась гражданская война «трех Генрихов»: Генриха Наваррского, Генриха де Гиза и Генриха III.

Глава Католической Лиги Генрих де Гиз был очень популярен в Париже и стал своего рода «королем столицы», имевшим свои войска и пренебрежительно относившимся к войскам законного правителя. Почувствовав угрозу, Генрих III и его мать удалились на Луару, в замок Блуа. Во время этого неподготовленного путешествия Екатерина простудилась – дело было зимой – и заболела плевритом.

[ZHAN]

Очень тяжело больная Екатерина узнала, что ее столь любимый сын хотел отстранить ее от власти, и что ситуация в стране стала совсем критической после убийства герцога де Гиза и его брата 22 декабря 1588 года, совершенного по приказу короля.

5 января 1589 года Екатерина умерла на руках сына, которого она, без сомнения, очень любила. Умирая, Екатерина сознавала, что оставляет королевство в состоянии гражданской войны и весьма серьезной опасности. Ей не суждено было увидеть, как через несколько месяцев ее сын Генрих III замертво падет под ударами кинжала одного из его противников.

Смерть Екатерины потрясла французов. И сразу же пошли слухи, что королеву отравили. Чтобы развеять подозрения, король приказал сделать вскрытие, которое показало, что у нее поражено легкое, и кровь разлилась в мозг.

[ZHAN]

Hапомним, что с 1559 по 1589 г. королями Франции были по очереди три сына Генриха II. Все они умерли, не произведя на свет сыновей.

«Все трое были эгоистичными любителями роскоши и разврата, неспособными не только мудро править государством, но даже просто быть умными в политике».

[Дэвис, Уильям Стирнс. История Франции. С древнейших времен до Версальского договора. Москва, 2018.]

Чаще, чем они, дела Франции решала их мать Екатерина Медичи, настоящая правительница страны и очень хитрая женщина. Генрих III, вероятно, был худшим из последних правителей, ибо за годы его царствования произошло не меньше восьми войн, которые фактически были гражданскими.

Генрих III был «человек умный, образованный, сознававший свой долг короля». [История Франции (под общей редакцией Ж.Карпантье и Ф.Лебрена). Санкт-Петербург, 2017.]

Однако он печально знаменит тем, что покровительствовал гугенотам и приказал убить 23 декабря 1588 года упомянутого выше Генриха Лотарингского (герцога де Гиза), который в то время был главой Католической Лиги, а также его брата Луи Лотарингского (кардинала де Гиза).

О том, как было совершено это убийство, рассказывают по-разному, так что нельзя разобрать, кто из историков прав.

По одной из версий, король назначил на 22 декабря 1588 года общее заседание своего Совета и пригласил на него герцога де Гиза и его брата-кардинала. Братья де Гизы явились. Зал Совета сообщался узким коридором со спальней короля, где Генрих III спрятал под собственной кроватью шесть человек. Когда герцог и кардинал заняли места в зале Совета, король внезапно позвал первого к себе в спальню. При входе его начальник королевской стражи Лоньяк пронзил его своей шпагой. Тогда шестеро других вылезли из засады и довершили убийство прямо перед глазами короля, который при этом был весь забрызган кровью. Брат герцога, вошедший в спальню вслед за ним, хотел броситься к нему на помощь, но его схватили и отправили в тюрьму. Мать убитого, его сын и ближайшие родственники де Гизов, как находившиеся во дворце, так и бывшие в городе, все тоже были арестованы. А кардинал де Гиз был казнен на второй день после ареста.

Это отвратительное убийство возмутило и всколыхнуло умы многих католиков. Среди них был и 22-летний монах-доминиканец Жак Клеман.

31 июля 1589 года он отправился в Сен-Клу, где обосновался Генрих III. Попросив аудиенцию, он был принят королем на следующий день – в присутствии своего ближайшего окружения, несмотря на настоятельные советы не делать этого. Клеман передал королю бумаги, сообщив, что в них содержатся важные сведения, предназначенные исключительно для личного прочтения монархом. При этих словах охрана отступила от Генриха на несколько шагов. Король углубился в чтение. Неожиданно монах выхватил из-за пазухи кинжал, бросился к королю и вонзил его ему в живот. Все произошло настолько неожиданно, что охранники не успели даже понять, в чем дело. Генрих зашатался и упал. Потом король сумел вытащить окровавленный кинжал и даже попытался нанести им Клеману удар в голову. Монах попробовал выбежать из зала, но его тут же закололи королевские телохранители, которые затем выбросили его труп в окно.

Позднее тело Жака Клемана четвертовали (разорвали четырьмя лошадьми) и сожгли, а его останки бросили в Сену.

Что касается Генриха III, то его сразу же положили на кровать. Прибежавшие врачи вложили его вывалившиеся внутренности обратно и зашили. Вскоре наступило некоторое улучшение, и король воспрянул духом. Но уже через несколько часов он почувствовал, что смерть близка. В присутствии многочисленных свидетелей он объявил своим преемником Генриха де Бурбона, лидера гугенотов, а до того – короля Наварры.

Ночью Генрих III попросился на последнюю исповедь. Он простил всех своих врагов, включая Жака Клемана. 2 августа 1589 года, в три часа ночи, король Франции Генрих III (последний король из династии Валуа) скончался. Он умер в возрасте 38 лет, после пятнадцатилетнего правления страной, которую он, по мнению многих, привел своими пороками «на край пропасти».

[ZHAN]

Смерть Генриха III привела к восшествию на престол гугенота Генриха IV. Этот человек стал основателем французской королевской династии Бурбонов. Он был сыном Антуана де Бурбона, герцога Вандомского и короля Наварры, и Жанны д’Альбре.

Генрих и сам был королем Наварры с 1572 года. Права Генриха IV на трон были подтверждены Генрихом III, который, будучи смертельно ранен, приказал своим сторонникам присягать наваррскому монарху, однако стать королем Франции Генрих Наваррский смог только после длительной борьбы.

Молодость Генриха была в высшей степени бурной и тревожной. Он стал вождем партии гугенотов и провел много лет в непрерывных войнах. Маленькая Наварра не дала ему практически ничего, кроме титула короля. Он был настоящим уроженцем французского юга: гордый, непреклонный, в сражениях храбрый до безрассудства.

Сначала положение Генриха IV казалось почти безнадежным: в его руках была только примерно шестая часть Франции, но при этом не вся остальная территория была на стороне Католической Лиги. Очень многие провинции и могущественные аристократы соблюдали нейтралитет, стараясь уберечь свою территорию от разорения, которое несла с собой война, и ожидая, что будет дальше. Разумеется, Генрих мог рассчитывать на гугенотов, но они составляли, скорее всего, не больше 10 % населения страны.

Но в 1590 году Генриху удалось собрать достаточно большую армию, и он повел ее на восток. Возле Иври, примерно в 50 км от Парижа, он вступил в бой с войсками Лиги. Католических повстанцев было 15 000 человек против 11 000 людей короля, но это его не устрашило. Его сторонники обезумели от ярости, увидев испанских солдат, стоявших в строю под знаменем мятежников (это были вспомогательные войска). «Друзья, держите строй! – приказал король, а потом добавил: – Если вы потеряете из виду свои знамена, белое перо, которое вы видите на моем шлеме, всегда укажет вам путь к чести и славе». Начался кровопролитный бой, и кавалерия Генриха прорвала неприятельские ряды. Солдаты Лиги бросились бежать. Дорога на Париж была открыта, и Генрих подошел к его стенам.

Но взять город не удалось, и тогда, в 1591 году, Генрих осадил Руан. И опять неудачно. В результате будущее короля стало выглядеть очень мрачным. Он побеждал в открытых сражениях, но не мог захватить крупные города. Его армия состояла из наемников и добровольцев-гугенотов, которых очень трудно было удержать вместе. Однако в это время его враги перессорились, и это оказалось весьма кстати.

Генрих никогда не жил в строгом согласии с гугенотской моралью. И вот для нейтрализации своих соперников, 25 июля 1593 года, он принял католицизм. А уже 22 марта 1594 года он вступил в Париж (кстати, по этому поводу Генриху IV приписывается высказывание «Париж стоит мессы»).

В 1595 году римский папа даровал Генриху отпущение, сняв с него отлучение от церкви и провозглашение еретиком. А потом, для прекращения религиозных войн, Генрих IV 13 апреля 1598 года подписал Нантский эдикт, даровавший свободу вероисповедания протестантам. Согласно этому эдикту, гугенотам разрешалось проводить религиозные службы в определенных городах; им было разрешено контролировать и укрепить восемь городов (включая Ла-Рошель и Монтобан); их наделили равными гражданскими правами наравне с католиками.

На этом Религиозные войны закончились, и Генрих IV смог заняться лечением ран, которые они нанесли Франции.

Генрих IV и его первый министр и личный друг Максимильен де Бетюн, герцог де Сюлли прославили себя тем, что они сумели провести в мирное время подлинные и широкомасштабные реформы. Вероятно, лучшим их делом стало то, что они добились от королевских чиновников честности и ввели в королевской администрации новые эффективные методы управления страной. При этом де Сюлли энергично следовал указаниям короля и тратил казну не на содержание двора, а на постройку дорог и каналов. А в первую очередь – на внедрение более совершенных методов ведения сельского хозяйства.

Большой проблемой Генриха было то, что он не имел законного наследника. Его фаворитка Габриэль д’Эстре была недостаточно знатна, чтобы претендовать на корону. Ее внезапная смерть в 1599 году открыла королю широкие перспективы для заключения выгодного брака. Он тут же за немалые отступные добился аннулирования своего официального брака с бездетной Маргаритой де Валуа, более известной как «Королева Марго» (она была дочерью короля Генриха II и Екатерины Медичи). А в апреле 1600 года король в обмен на огромную сумму в 600 000 экю от дома Медичи согласился через своего представителя во Флоренции подписать брачный договор с Марией Медичи, младшей дочерью богатейшего человека Европы – великого герцога Тосканского Франческо Медичи. До этого он Марию никогда не видел. Но это не помешало Генриху сыграть 17 декабря 1600 года с флорентийкой свадьбу, а рождение в следующем году дофина, будущего Людовика XIII, сильно укрепило положение короля.

А в 1610 году случилось несчастье. 14 мая Генрих IV поехал в карете навестить своего старого друга де Сюлли, который тогда был болен. Сопровождали короля герцог д’Эпернон и герцог де Монбазон. День был жаркий, и оконные занавески кареты были подняты. Не успела карета выехать со двора, как на первой же узкой парижской улице ей неожиданно преградили путь какие-то телеги. Когда карета вынуждена была остановиться, к ней подбежал какой-то рослый рыжий детина. Он быстро вскочил на подножку, просунул голову в окно и всадил в грудь Генриха кинжал.

Сидевшие в карете придворные в первую минуту даже ничего не поняли. Король, за секунду до этого читавший какое-то письмо, лишь тихо сказал: «Кажется, я ранен…»

Только когда из горла короля хлынула кровь, все поняли, что произошло. После этого все спутники короля бросились за не успевшим еще скрыться убийцей. Окровавленный кинжал у него кое-как вырвали, но он голыми руками неимоверной силы стал отбиваться, да так ловко, что его никак не могли повалить на землю. Лишь с помощью подоспевшего здоровяка Франсуа де Бассомпьера и двух гвардейцев убийцу сумели одолеть и отконвоировать в близлежащий дворец на допрос.

Герцог де Монбазон остался в карете один с умирающим королем. Он покрыл его своим плащом, задернул занавески кареты и во избежание беспорядков крикнул на всю улицу: «Король всего лишь ранен!»

Генрих в самом деле не умер сразу. Он еще раз пришел в себя, когда его выносили из кареты. Случилось это под лестницей, ведущей к покоям королевы Марии Медичи. Его тотчас попытались оживить вином. Господин де Серизи, лейтенант его гвардейцев, поддерживал ему голову, причем король несколько раз поднимал и опускал веки.

Тело Генриха отнесли в его кабинет и положили на диван. Комната вскоре оказалась переполненной; многим лишь бегло удавалось взглянуть на окровавленную рубаху, восковой лоб, сомкнутые глаза и широко раскрывшийся рот. Людям сказали, что король жив, и, так как никто здесь иначе и помыслить не смел, это бездыханное тело еще некоторое время оставалось королем.

Наконец, тишина в переполненной комнате стала нестерпимой, и кто-то прикрыл королю рот орденским крестом. Это было признание того, что он уже не дышит.

«Короля больше нет с нами», – тихо сказал кто-то.

На допросе убийцу короля так и не смогли заставить заговорить. Все, что удалось, – это узнать его имя: Франсуа Равальяк…

Простые французы, узнав о смерти короля, были просто ошеломлены. Торговцы позакрывали свои лавки, многие люди откровенно плакали прямо на улицах.

Потом полтора месяца гроб с забальзамированным трупом Генриха IV был выставлен в Лувре для прощания. Этого избежать не могли, ибо огромные народные толпы нахлынули в Париж из провинций.

Похороны состоялись в королевской усыпальнице Сен-Дени лишь 1 июля. В день похорон весь Париж высыпал на улицы. Толпа была так велика, что люди буквально убивали друг друга, желая пролезть вперед и взглянуть на траурный кортеж.

Франсуа Равальяк (правильное произношение – Франсуа Равайяк) родился в 1577 году. Он был школьным учителем в Ангулеме, а примерно в 1609 году он вдруг решил, что он предназначен для великих дел. До этого совершенно незнакомый с богословием, он занялся им, много читал, изучал разные трактаты. А потом его стали посещать видения, и он заявил, что ему покровительствует Небо, и его миссия состоит в том, чтобы убедить короля обратить всех гугенотов в католицизм. Король Генрих IV, как уже говорилось, первоначально сам был гугенотом, но перешел в католицизм, чтобы получить французскую корону. И совершенно очевидно, что насильственное обращение гугенотов в «правильную» веру никак не входило в его планы. И тогда Равальяк решил убить короля. Для этого он украл нож у хозяина таверны и 14 мая 1610 года приблизился к королевской карете, выезжавшей из Лувра. Происходило это на улице де ля Ферронри.

Равальяк был казнен 27 мая 1610 года на Гревской площади, на глазах у разъяренной толпы. Он не отрицал своей вины, но даже под пытками не назвал ни одного имени, утверждая, что никто не подстрекал его к покушению на жизнь короля, что все содеянное было им совершено по личному усмотрению, без чьего-либо наущения или приказания. Можно было даже подумать, что это был просто сумасшедший, действовавший один, без сообщников.

Судьи терялись в догадках. Их мысль пошла по привычному пути: не подстрекал ли Равальяка к злодеянию сам дьявол, известный враг рода человеческого?

На эшафоте Равальяка положили на спину и крепко прикрепили цепями все части его тела. Затем к его руке привязали орудие коварного преступления и жгли ее огнем, затем клещами рвали в разных местах тело и лили в раны расплавленный свинец, масло и серу. Потом руки и ноги Равальяка привязали к четырем сильным лошадям. Палачи подрезали осужденному сухожилия и кнутами заставили лошадей тянуть в разные стороны сначала небольшими рывками, а потом изо всех сил, пока эти части не оторвались.

Когда четвертование было закончено, люди всех званий бросились с ножами, шпагами, палками и стали бить, рубить и разрывать то, что еще недавно было Равальяком, на части. Потом эти окровавленные части таскали туда и сюда по улицам, и это не только не было запрещено, но даже было поощряемо.

Лишь когда народ полностью натешился в своем остервенении, все части тела убийцы короля были собраны и сожжены, а прах развеян по ветру.

Многие потом утверждали, что Франсуа Равальяк был просто человеком, банально лишенным рассудка. А вот историк Андре Кастело считает так:

«Подозрение, конечно, в первую очередь падает на Марию Медичи, которой очень хотелось поскорее короноваться, чтобы стать регентшей при малолетнем сыне Людовике и сохранить для него трон».

[Кастело, Андре. Драмы и трагедии истории. Москва, 2008.]

По мнению историка Филиппа Эрланже, главным лицом в заговоре был герцог д’Эпернон, бывший фаворит Генриха III.

А вот уточнение этих двух версий:

«В 1610 году судьи явно не имели особого желания докапываться до истины, а правительство Марии Медичи проявляло еще меньше склонности к проведению всестороннего расследования. Но уже тогда задавали вопрос: не приложили ли руку к устранению короля те, кому это было особенно выгодно? Через несколько лет выяснилось, что некая Жаклин д’Экоман, служившая у маркизы де Вернёй, фаворитки Генриха, <…> пыталась предупредить короля о готовившемся на него покушении. В его организации, помимо маркизы де Вернёй, по утверждению д’Экоман, участвовал также могущественный герцог д’Эпернон, мечтавший о первой роли в государстве».

[Преступники и преступления с древности до наших дней. Энциклопедия. Донецк, 1997.]

Как бы то ни было, Генрих IV был во всех отношениях одним из самых достойных королей среди всех, кто правил Францией. Он мало заботился о своих законных супругах, но при этом

«этот человек представлял собой блестящий пример того, что самого наилучшего может дать гуманистическая культура эпохи Возрождения».

[Phan, Bernard. Rois et reines de France. Paris, 2008.]

[ZHAN]

Смерть Генриха III привела к восшествию на престол гугенота Генриха IV. Этот человек стал основателем французской королевской династии Бурбонов. Он был сыном Антуана де Бурбона, герцога Вандомского и короля Наварры, и Жанны д’Альбре.

Генрих и сам был королем Наварры с 1572 года. Права Генриха IV на трон были подтверждены Генрихом III, который, будучи смертельно ранен, приказал своим сторонникам присягать наваррскому монарху, однако стать королем Франции Генрих Наваррский смог только после длительной борьбы.

Молодость Генриха была в высшей степени бурной и тревожной. Он стал вождем партии гугенотов и провел много лет в непрерывных войнах. Маленькая Наварра не дала ему практически ничего, кроме титула короля. Он был настоящим уроженцем французского юга: гордый, непреклонный, в сражениях храбрый до безрассудства.

Сначала положение Генриха IV казалось почти безнадежным: в его руках была только примерно шестая часть Франции, но при этом не вся остальная территория была на стороне Католической Лиги. Очень многие провинции и могущественные аристократы соблюдали нейтралитет, стараясь уберечь свою территорию от разорения, которое несла с собой война, и ожидая, что будет дальше. Разумеется, Генрих мог рассчитывать на гугенотов, но они составляли, скорее всего, не больше 10 % населения страны.

Но в 1590 году Генриху удалось собрать достаточно большую армию, и он повел ее на восток. Возле Иври, примерно в 50 км от Парижа, он вступил в бой с войсками Лиги. Католических повстанцев было 15 000 человек против 11 000 людей короля, но это его не устрашило. Его сторонники обезумели от ярости, увидев испанских солдат, стоявших в строю под знаменем мятежников (это были вспомогательные войска). «Друзья, держите строй! – приказал король, а потом добавил: – Если вы потеряете из виду свои знамена, белое перо, которое вы видите на моем шлеме, всегда укажет вам путь к чести и славе». Начался кровопролитный бой, и кавалерия Генриха прорвала неприятельские ряды. Солдаты Лиги бросились бежать. Дорога на Париж была открыта, и Генрих подошел к его стенам.

Но взять город не удалось, и тогда, в 1591 году, Генрих осадил Руан. И опять неудачно. В результате будущее короля стало выглядеть очень мрачным. Он побеждал в открытых сражениях, но не мог захватить крупные города. Его армия состояла из наемников и добровольцев-гугенотов, которых очень трудно было удержать вместе. Однако в это время его враги перессорились, и это оказалось весьма кстати.

Генрих никогда не жил в строгом согласии с гугенотской моралью. И вот для нейтрализации своих соперников, 25 июля 1593 года, он принял католицизм. А уже 22 марта 1594 года он вступил в Париж (кстати, по этому поводу Генриху IV приписывается высказывание «Париж стоит мессы»).

В 1595 году римский папа даровал Генриху отпущение, сняв с него отлучение от церкви и провозглашение еретиком. А потом, для прекращения религиозных войн, Генрих IV 13 апреля 1598 года подписал Нантский эдикт, даровавший свободу вероисповедания протестантам. Согласно этому эдикту, гугенотам разрешалось проводить религиозные службы в определенных городах; им было разрешено контролировать и укрепить восемь городов (включая Ла-Рошель и Монтобан); их наделили равными гражданскими правами наравне с католиками.

На этом Религиозные войны закончились, и Генрих IV смог заняться лечением ран, которые они нанесли Франции.

Генрих IV и его первый министр и личный друг Максимильен де Бетюн, герцог де Сюлли прославили себя тем, что они сумели провести в мирное время подлинные и широкомасштабные реформы. Вероятно, лучшим их делом стало то, что они добились от королевских чиновников честности и ввели в королевской администрации новые эффективные методы управления страной. При этом де Сюлли энергично следовал указаниям короля и тратил казну не на содержание двора, а на постройку дорог и каналов. А в первую очередь – на внедрение более совершенных методов ведения сельского хозяйства.

Большой проблемой Генриха было то, что он не имел законного наследника. Его фаворитка Габриэль д’Эстре была недостаточно знатна, чтобы претендовать на корону. Ее внезапная смерть в 1599 году открыла королю широкие перспективы для заключения выгодного брака. Он тут же за немалые отступные добился аннулирования своего официального брака с бездетной Маргаритой де Валуа, более известной как «Королева Марго» (она была дочерью короля Генриха II и Екатерины Медичи). А в апреле 1600 года король в обмен на огромную сумму в 600 000 экю от дома Медичи согласился через своего представителя во Флоренции подписать брачный договор с Марией Медичи, младшей дочерью богатейшего человека Европы – великого герцога Тосканского Франческо Медичи. До этого он Марию никогда не видел. Но это не помешало Генриху сыграть 17 декабря 1600 года с флорентийкой свадьбу, а рождение в следующем году дофина, будущего Людовика XIII, сильно укрепило положение короля.

А в 1610 году случилось несчастье. 14 мая Генрих IV поехал в карете навестить своего старого друга де Сюлли, который тогда был болен. Сопровождали короля герцог д’Эпернон и герцог де Монбазон. День был жаркий, и оконные занавески кареты были подняты. Не успела карета выехать со двора, как на первой же узкой парижской улице ей неожиданно преградили путь какие-то телеги. Когда карета вынуждена была остановиться, к ней подбежал какой-то рослый рыжий детина. Он быстро вскочил на подножку, просунул голову в окно и всадил в грудь Генриха кинжал.

Сидевшие в карете придворные в первую минуту даже ничего не поняли. Король, за секунду до этого читавший какое-то письмо, лишь тихо сказал: «Кажется, я ранен…»

Только когда из горла короля хлынула кровь, все поняли, что произошло. После этого все спутники короля бросились за не успевшим еще скрыться убийцей. Окровавленный кинжал у него кое-как вырвали, но он голыми руками неимоверной силы стал отбиваться, да так ловко, что его никак не могли повалить на землю. Лишь с помощью подоспевшего здоровяка Франсуа де Бассомпьера и двух гвардейцев убийцу сумели одолеть и отконвоировать в близлежащий дворец на допрос.

Герцог де Монбазон остался в карете один с умирающим королем. Он покрыл его своим плащом, задернул занавески кареты и во избежание беспорядков крикнул на всю улицу: «Король всего лишь ранен!»

Генрих в самом деле не умер сразу. Он еще раз пришел в себя, когда его выносили из кареты. Случилось это под лестницей, ведущей к покоям королевы Марии Медичи. Его тотчас попытались оживить вином. Господин де Серизи, лейтенант его гвардейцев, поддерживал ему голову, причем король несколько раз поднимал и опускал веки.

Тело Генриха отнесли в его кабинет и положили на диван. Комната вскоре оказалась переполненной; многим лишь бегло удавалось взглянуть на окровавленную рубаху, восковой лоб, сомкнутые глаза и широко раскрывшийся рот. Людям сказали, что король жив, и, так как никто здесь иначе и помыслить не смел, это бездыханное тело еще некоторое время оставалось королем.

Наконец, тишина в переполненной комнате стала нестерпимой, и кто-то прикрыл королю рот орденским крестом. Это было признание того, что он уже не дышит.

«Короля больше нет с нами», – тихо сказал кто-то.

На допросе убийцу короля так и не смогли заставить заговорить. Все, что удалось, – это узнать его имя: Франсуа Равальяк…

Простые французы, узнав о смерти короля, были просто ошеломлены. Торговцы позакрывали свои лавки, многие люди откровенно плакали прямо на улицах.

Потом полтора месяца гроб с забальзамированным трупом Генриха IV был выставлен в Лувре для прощания. Этого избежать не могли, ибо огромные народные толпы нахлынули в Париж из провинций.

Похороны состоялись в королевской усыпальнице Сен-Дени лишь 1 июля. В день похорон весь Париж высыпал на улицы. Толпа была так велика, что люди буквально убивали друг друга, желая пролезть вперед и взглянуть на траурный кортеж.

Франсуа Равальяк (правильное произношение – Франсуа Равайяк) родился в 1577 году. Он был школьным учителем в Ангулеме, а примерно в 1609 году он вдруг решил, что он предназначен для великих дел. До этого совершенно незнакомый с богословием, он занялся им, много читал, изучал разные трактаты. А потом его стали посещать видения, и он заявил, что ему покровительствует Небо, и его миссия состоит в том, чтобы убедить короля обратить всех гугенотов в католицизм. Король Генрих IV, как уже говорилось, первоначально сам был гугенотом, но перешел в католицизм, чтобы получить французскую корону. И совершенно очевидно, что насильственное обращение гугенотов в «правильную» веру никак не входило в его планы. И тогда Равальяк решил убить короля. Для этого он украл нож у хозяина таверны и 14 мая 1610 года приблизился к королевской карете, выезжавшей из Лувра. Происходило это на улице де ля Ферронри.

Равальяк был казнен 27 мая 1610 года на Гревской площади, на глазах у разъяренной толпы. Он не отрицал своей вины, но даже под пытками не назвал ни одного имени, утверждая, что никто не подстрекал его к покушению на жизнь короля, что все содеянное было им совершено по личному усмотрению, без чьего-либо наущения или приказания. Можно было даже подумать, что это был просто сумасшедший, действовавший один, без сообщников.

Судьи терялись в догадках. Их мысль пошла по привычному пути: не подстрекал ли Равальяка к злодеянию сам дьявол, известный враг рода человеческого?

На эшафоте Равальяка положили на спину и крепко прикрепили цепями все части его тела. Затем к его руке привязали орудие коварного преступления и жгли ее огнем, затем клещами рвали в разных местах тело и лили в раны расплавленный свинец, масло и серу. Потом руки и ноги Равальяка привязали к четырем сильным лошадям. Палачи подрезали осужденному сухожилия и кнутами заставили лошадей тянуть в разные стороны сначала небольшими рывками, а потом изо всех сил, пока эти части не оторвались.

Когда четвертование было закончено, люди всех званий бросились с ножами, шпагами, палками и стали бить, рубить и разрывать то, что еще недавно было Равальяком, на части. Потом эти окровавленные части таскали туда и сюда по улицам, и это не только не было запрещено, но даже было поощряемо.

Лишь когда народ полностью натешился в своем остервенении, все части тела убийцы короля были собраны и сожжены, а прах развеян по ветру.

Многие потом утверждали, что Франсуа Равальяк был просто человеком, банально лишенным рассудка. А вот историк Андре Кастело считает так:

«Подозрение, конечно, в первую очередь падает на Марию Медичи, которой очень хотелось поскорее короноваться, чтобы стать регентшей при малолетнем сыне Людовике и сохранить для него трон».

[Кастело, Андре. Драмы и трагедии истории. Москва, 2008.]

По мнению историка Филиппа Эрланже, главным лицом в заговоре был герцог д’Эпернон, бывший фаворит Генриха III.

А вот уточнение этих двух версий:

«В 1610 году судьи явно не имели особого желания докапываться до истины, а правительство Марии Медичи проявляло еще меньше склонности к проведению всестороннего расследования. Но уже тогда задавали вопрос: не приложили ли руку к устранению короля те, кому это было особенно выгодно? Через несколько лет выяснилось, что некая Жаклин д’Экоман, служившая у маркизы де Вернёй, фаворитки Генриха, <…> пыталась предупредить короля о готовившемся на него покушении. В его организации, помимо маркизы де Вернёй, по утверждению д’Экоман, участвовал также могущественный герцог д’Эпернон, мечтавший о первой роли в государстве».

[Преступники и преступления с древности до наших дней. Энциклопедия. Донецк, 1997.]

Как бы то ни было, Генрих IV был во всех отношениях одним из самых достойных королей среди всех, кто правил Францией. Он мало заботился о своих законных супругах, но при этом

«этот человек представлял собой блестящий пример того, что самого наилучшего может дать гуманистическая культура эпохи Возрождения».

[Phan, Bernard. Rois et reines de France. Paris, 2008.]

[ZHAN]

С детства будущий Людовик XIII Справедливый (Louis XIII le Juste) родился в Фонтенбло 27 сентября 1601 года и, по свидетельству современников, обнаружил массу дурных наклонностей, не свойственных ни его отцу, ни матери. Главными его недостатками, как считается, были душевная черствость и жестокосердие.

Людовик XIII, как все слабохарактерные люди, не отличался великодушием.

Александр Дюма, французский писатель

Удивительно, но в полтора года Людовик уже умел играть на лютне и петь. Этим он начал заниматься еще до того, как его внимание привлекли традиционные для детей того времени деревянная лошадка или волчок. В три года он начал учиться читать, а в четыре – умел писать. В семь лет все вдруг изменилось. Детские игры были оставлены, и началась бесконечная охота, стрельба и азартные игры. Многие историки отмечают, что, играя в дворцовом саду, маленький Людовик любил ловить бабочек, чтобы потом разрывать их на части, а у пойманных птиц он выщипывал перья или ломал крылья. Однажды Генрих IV застал сына за подобной «забавой» и собственноручно высек его.

Людовику было всего восемь лет, когда его отец пал от кинжала фанатика-католика Франсуа Равайяка. Дела правления перешли к матери, Марии Медичи, и ее фавориту, итальянцу Кончино Кончини, известному в истории под именем маршала д’Анкра. Став регентшей при несовершеннолетнем короле, Мария Медичи получила ненадежную, расколотую по разным направлениям страну, еле стоявшую на ногах под тяжестью трех главных проблем: религиозной напряженности, внешней угрозы и недовольства дворян.

Мария Медичи была женщиной «амбициозной и ощущала предназначение к великой судьбе, тем более что некоторые из ее окружения не прекращали напоминать ей об этом. Она всегда презирала своего старшего сына и предпочитала его брата Гастона, практически не занималась юным королем и не дала ему почти ничего из того, за что дети обычно любят своих матерей. Именно поэтому, кстати, единственным человеком, близким Людовику, оставался в течение многих лет Шарль д’Альбер, герцог де Люинь.

Этот человек особенно угождал дофину своими глубокими познаниями в дрессировке собак и выучке соколов для охоты. В результате Людовик до того привязался к нему, что не мог отпустить от себя даже на минуту, и герцог, став коннетаблем Франции, то есть человеком, осуществлявшим верховный надзор над всеми королевскими войсками, начал играть одну из главнейших ролей при его дворе.

В 1614 году Людовик был объявлен совершеннолетним, но и после этого реальная власть осталась в руках Марии Медичи и ее министра-фаворита. И тогда король, не зная как ему избавиться от ненавистного маршала д’Анкра, решился, по совету герцога де Люиня, на его убийство. Исполнение задуманного поручили гвардейскому капитану Николя де л’Опиталю, маркизу де Витри. Утром 24 апреля 1617 года де Витри с несколькими сообщниками встретил фаворита во дворе Лувра и застрелил его в упор из пистолета.

Устранение Кончино Кончини полностью отвечало интересам короля: он видел в этом единственный способ избавления от опеки матери. Устранив Кончини, Людовик сделал услужливого убийцу маркиза де Витри маршалом, а герцога де Люиня – своей правой рукой и хранителем королевской печати. При дворе тут же пошли разговоры о том, стоило ли устранять маршала д’Анкра, чтобы заменить его на точно такого же фаворита, столь же отягощенного всевозможными титулами и материальными благами.

При этом матери король велел передать, что как добрый сын будет уважать ее и впредь, но править государством отныне станет сам. После этого Мария Медичи была сослана в Блуа.

По свидетельству очевидца тех событий и активного участника Фронды герцога Франсуа де Ларошфуко, вдова Генриха IV была упрятана в тюрьму собственным сыном-королем. Она была покинута всеми, бежала из заточения, прибыла в Амстердам, а потом в Кельн, где и умерла в бедности в доме художника Рубенса. Но это произойдет значительно позже, 3 июля 1642 года, а пока же, после физического устранения матери и ее фаворита, Людовик XIII попал под еще большее влияние герцога де Люиня, и внешне стало казаться, что у него нет ни ума, ни достаточного желания для того, чтобы самому заниматься делами и управлением Францией, которая, имея население почти в двадцать миллионов человек, в то время была самым большим государством Европы.

Тот же Франсуа де Ларошфуко характеризует короля так:

«Недомогания, которыми он страдал, усиливали в нем мрачное состояние духа и недостатки его характера: он был хмур, недоверчив, нелюдим; он и хотел, чтобы им руководили, и в то же время с трудом переносил это. У него был мелочный ум, направленный исключительно на копание в пустяках, а его познания в военном деле приличествовали скорее простому офицеру, чем королю».

К этой характеристике стоит добавить, что молодой король был очень капризен и вспыльчив; он сразу хватался за оружие, когда ему казалось, что его авторитету наносится ущерб.

К счастью для французов, в декабре 1621 года герцог де Люинь умер, и его смерть открыла путь к высшей власти Арману-Жану дю Плесси, герцогу де Ришелье. Об этом человеке мы подробно расскажем ниже, а пока лишь отметим, что король тут же попал под влияние своего нового и такого блестящего приближенного. Да и все вокруг, трепеща от ужаса и негодования, в конце концов вынуждены были склониться перед могуществом Ришелье.

В 1624 году Людовик XIII сделал Ришелье своим первым министром. Несмотря на странность их союза, следует отдать им должное: они создали гармоничный и отлично работавший политический инструмент. С одной стороны, с тех пор и до самой своей смерти в 1642 году Ришелье оставался центральной фигурой на политической сцене Франции, а личность монарха, который проявлял серьезный интерес только к военному делу, находилась как бы в тени великого министра. С другой стороны, традиционное изображение Людовика как послушной марионетки в руках Ришелье все же далеко от действительности. Будучи хитрым и осторожным человеком, Ришелье предпринимал все свои самые важные шаги только с одобрения короля.

Действительно, король постоянно с кем-то воевал: то он подавлял своих вассалов, то громил восставших крестьян, то руководил Итальянской кампанией, то оккупировал Лотарингию… Осада Ла-Рошели и разгром гугенотов стали вершиной его успехов в этой области.

Следует особо подчеркнуть, что Ришелье никогда не стремился поучать короля и доминировать над ним. Как результат, с его появлением Людовик XIII сильно изменился. Вместе они составили высокоэффективный политический тандем, вместе работали над десятками проектов, направленных на то, чтобы Франция стала страной еще более великой, процветающей и блистательной.

«Я дарую своим подданным справедливость», – любил говорить Людовик XIII. И французы оценили это, дав королю прозвище Людовик Справедливый. Одно лишь нельзя не признать, сын Генриха IV нередко путал понятия «справедливость» и «суровость». Однако рядом всегда был Ришелье, на которого всегда можно было переложить ответственность за любое излишне жесткое и даже жестокое решение, за любой арест без суда и следствия или казнь. По сути, Ришелье был для Людовика XIII «единственным другом – другом странным, которого не любили, боялись и ненавидели».

В частной жизни Людовик XIII проявлял мало склонности к удовольствиям – природа сделала его набожным и меланхоличным. Подобно многим Бурбонам, он любил ручной труд: сам чинил ружейные замки, мастерски чеканил медали и монеты, разводил в парнике зеленый горошек и посылал продавать его на рынок, умел готовить и обожал придумывать модные фасоны бородок.

Женщины в жизни Людовика XIII никогда не играли большой роли. Более того, согласно утверждению некоторых его биографов, он имел гомосексуальные наклонности, которые сдерживались лишь его набожностью и боязнью греха.

Его жена Анна, дочь короля Испании Филиппа III из династии Габсбургов (их бракосочетание имело место 25 ноября 1615 года), быстро поняла, что брак ее не будет счастливым. И это действительно было так: брак двух четырнадцатилетних подростков, заключенный против их воли и из чисто политических соображений, просто не имеет шансов быть счастливым.

Угрюмый и молчаливый Людовик упорно предпочитал ее обществу занятия с ружьем или лютней. Юная королева, ехавшая в Париж с надеждой на веселую и радостную жизнь, вместо этого нашла скуку, однообразие и печальное одиночество. После неудачной первой брачной ночи король только через четыре года решился опять сблизиться с женой. На этот раз все прошло более успешно, однако несколько беременностей закончилось выкидышами, и Людовик вновь стал открыто пренебрегать королевой.

Некоторое время казалось, что король так и не оставит наследника. Но потом случилось почти что чудо, и в 1638 году Анна Австрийская, к великой радости подданных, произвела на свет дофина Людовика (будущего Людовика XIV). В 1640 году она родила еще одного сына – Филиппа Орлеанского. О том, от кого родились эти дети, существует множество различных версий. Некоторые, например, открыто указывают на кардинала Ришелье, якобы влюбленного в королеву. Не вдаваясь в подробности этой истории, заметим лишь: а кто при дворе не был влюблен в прекрасную испанку? С другой стороны, Ришелье был «слишком поглощен публичными делами, слишком озабочен своим долгом, слишком ревнив к своей власти, чтобы рисковать положением ради любовных интрижек».

Что же касается короля, то через некоторое время после рождения второго сына он стал страдать воспалением желудка и умер 14 мая 1643 года в Лувре в присутствии жены и всего двора. Он был еще сравнительно молодым человеком и ушел из жизни, как истинный христианин, простив всех своих врагов.

Очень своеобразный итог его правлению подводит его биограф Франсуа Блюш. Он пишет:

«Мы все являемся в некотором роде жертвами романтического представления о царствовании Людовика XIII и образе простоватого короля, находящегося под тиранией своего деспотичного кардинала-министра. Однако эти представления ошибочны. <…> Людовику XIII могло недоставать физического обаяния, он мог противоречить самому себе, колебаться, мямлить, лепетать – он не был от этого менее уважаем народом и духовенством, обожаем солдатами и возвышаем знатью. Любой другой мог быть смешон своей чрезмерной стыдливостью, причудами, упрямством, жестокостью, двусмысленными привязанностями и ханжеством; кто угодно, но только не Людовик XIII. Французы не сказать чтобы знали, но чувствовали, что их король велик; что этот капризный ребенок имел твердый характер; что этот жестокий человек был чувствителен; что, будучи нерешительным, он способен был сделать правильный выбор; что этот лишенный харизмы глава государства являлся преданным слугой общества».

[Блюш, Франсуа. Ришелье. Москва, 2006.]

[ZHAN]

К сожалению, образ Армана-Жана дю Плесси, герцога де Ришелье сейчас известен в основном по роману Александра Дюма «Три мушкетера» и по снятым по этому роману фильмам. На самом же деле Ришелье

«был величайшим человеком своего времени, но его облик, пройдя через ловкие руки Дюма, исказился до неузнаваемости, и нам предстала порочная личность с довольно гнусной и подлой физиономией».

[Перес-Реверте, Артуро. Клуб Дюма, или Тень Ришелье // Иностранная литература. № 10. 2001.]

Каким же был настоящий Арман-Жан дю Плесси-Ришелье?

Он родился 9 сентября 1585 года и происходил из обедневшей дворянской семьи. Его отец, Франсуа дю Плесси-Ришелье, был очень достойным человеком. Он служил главным прево при короле Генрихе III, а его жена, Сюзанна де Ла Порт, происходила из семьи адвоката Парижского парламента.

Прево (prévôt, от латинского слова «præpositus» – начальник) – в феодальной Франции так назывался королевский чиновник или ставленник феодала, обладавший на вверенной ему территории судебной, фискальной и военной властью (с XV века прево выполнял лишь судебные функции).

О благородном происхождении будущего кардинала говорит и тот факт, что его крестными отцами стали два маршала Франции, а крестной матерью – его бабка Франсуаза де Ришелье, урожденная де Рошешуар.

Когда Арману-Жану было всего пять лет, его отец умер, оставив жену одну с пятью детьми на руках (Арман-Жан был младшим из них), полуразрушенным поместьем и немалыми долгами. Тяжелые годы детства сказались на характере будущего владыки Франции, и всю последующую жизнь он стремился восстановить утраченную честь семьи, иметь много денег и окружить себя роскошью, которой был лишен в детстве.

Закончив Наваррский колледж в Париже, в апреле 1607 года он принял сан епископа Люсонского. Произошло это при следующих обстоятельствах. За год до этого брат Армана-Жана, бывший епископом Люсонским, ушел в монастырь. Для сохранения семье контроля над епархией Арман-Жан должен был получить духовное звание, но он был слишком молод, чтобы принять сан, и ему требовалось благословение римского папы Павла V. Отправившись в Рим, он поначалу скрыл от папы свой слишком юный возраст, а после церемонии покаялся. На это папа ответил, что справедливо, если молодой человек, обнаруживший мудрость, превосходящую его возраст, будет повышен досрочно.

Церковная карьера в то время была очень престижной и ценилась выше светской. Став в двадцать два года настоятелем монастыря в Люсоне, Арман-Жан на месте некогда процветавшего аббатства нашел лишь руины – печальную память о бесконечных Религиозных войнах. Но молодой епископ не пал духом. Вскоре он стал доктором богословия и депутатом Генеральных штатов от духовенства Пуату. Более того, сан епископа давал возможность появиться при королевском дворе, и Арман-Жан не замедлил воспользоваться этим.

Очень скоро он совершенно очаровал всех своим умом, эрудицией и красноречием. В конце концов и король обратил на него внимание, благодаря его ловкости и хитроумию, проявленным им при налаживании компромиссов между соперничавшими придворными группировками и красноречивой защите церковных привилегий от посягательств светских властей.

После женитьбы Людовика XIII на четырнадцатилетней Анне, дочери короля Испании Филиппа III, епископ Люсонский был назначен духовником молодой королевы и вошел в узкий круг личных советников королевы-регентши Марии Медичи, которая фактически правила Францией, хотя в 1614 году ее сын уже достиг совершеннолетия.

Дальше – больше. В ноябре 1616 года епископ Арман-Жан дю Плесси-Ришелье был назначен на пост государственного секретаря по военным делам и внешней политике, потом вошел в Королевский совет, а потом незаметно стал фактическим главой французского правительства. Этот новый пост требовал от него активного участия в делах, к которым до того он не имел никакого отношения.

Первый год во власти у будущего кардинала де Ришелье совпал с началом войны между Испанией, которой тогда правила династия Габсбургов, и Венецией, с которой Франция состояла в военном союзе. Эта война вызвала во Франции новый виток религиозных распрей.

Как это обычно бывает в подобных случаях, столь стремительное возвышение провинциального епископа не понравилось некоторым влиятельным особам. В апреле 1617 года Арман-Жан дю Плесси-Ришелье был смещен с поста первого министра, и ему пришлось спешно покинуть столицу. Сначала он вернулся в Люсон, но затем был сослан в Авиньон, где в течение двух лет боролся с меланхолией, занимаясь сочинительством и богословием.

Именно здесь в совершенном уединении он написал два труда: «Защита основных положений католической веры» и «Наставления для христиан».

В 1620 году Людовик XIII помирился со своей матерью, с которой он воевал больше года, и вновь приблизил епископа к трону. При этом некоторые историки считают, что своим возвышением Ришелье был обязан лишь королеве-матери. Дело в том, что, находясь в изгнании, он вел активную переписку с враждовавшими Марией Медичи и Людовиком XIII. По сути, «используя свою репутацию дипломата и советника, он вмешался в ссору матери и сына, надеясь уладить дело полюбовно. Он <…> провел переговоры и положил конец короткому конфликту Анжерским договором (10 августа 1620 года)». [Блюш, Франсуа. Ришелье. Москва, 2006.]

Однако не такой была вдовствующая королева, чтобы сразу все забыть. Как и положено любой особе женского пола, тем более столь высокопоставленной, она долго сопротивлялась, прежде чем согласиться на предложенное ей примирение. Одновременно с этим она потребовала от сына назначить умного и деятельного епископа Люсонского кардиналом. Так 5 сентября 1622 года амбициозный Ришелье получил долгожданную кардинальскую шляпу. В это время ему было тридцать семь лет.

Во Франции же дело обстояло так: если кого-то назначили кардиналом, то и в Королевский совет, тогдашнее французское правительство, его непременно надо было включить. В ответ на это кардинал изложил королю свою программу, определив приоритетные направления внутренней и внешней политики.

В августе 1624 года (опять же по настоянию королевы-матери) Арман-Жан дю Плесси-Ришелье стал первым министром короля, и на этом посту ему будет суждено пробыть восемнадцать лет. Несмотря на хрупкое здоровье, новый первый министр достиг своего положения благодаря сочетанию таких качеств, как терпение, хитроумие и бескомпромиссная воля к власти. Эти качества Ришелье никогда не переставал применять для собственного продвижения: в 1631 году он стал герцогом, все это время продолжая увеличивать личное состояние.

Но это не было для него самоцелью. В своей политике кардинал де Ришелье преследовал следующие главные цели: укрепление государства, его централизацию, обеспечение главенства светской власти над церковью и центра над провинциями, ликвидация могущества знати и противодействие испано-австрийской гегемонии в Европе. А еще он очень хотел покончить, наконец, с неугомонными гугенотами.

С каждым годом Людовик XIII все больше и больше привязывался к кардиналу. Кончилось все тем, что одни историки считают «двоевластием», другие – «успешным сосуществованием».

Луи де Рувруа де Сен-Симон, великий поклонник Людовика XIII, сделавшего его отца герцогом, пишет:

«Любое из великих деяний, которые свершались тогда, происходило только после того, как было обсуждено королем с Ришелье в самой глубокой тайне».

А Вольтер, отмечая всемогущество кардинала, делает заключение:

«Ему не хватало только короны».

Королевское же семейство оставалось враждебным к Ришелье. Анна Австрийская терпеть не могла ироничного министра, который лишил ее какого-либо влияния на государственные дела. С другой стороны,

«если красота Анны Австрийской и волновала его, его отношения с ней чаще всего заключались в том, чтобы умаслить ее, в попытках шпионить за ней, в постоянном стремлении отвлечь ее от тоски по испанскому прошлому и сделать большей француженкой. То есть в основном это была политика».

[Блюш, Франсуа. Ришелье. Москва, 2006.]

Даже королева-мать почувствовала, что прежний ее помощник стоит у нее на пути, и вскоре стала самым серьезным его противником.

Об отношениях Ришелье и Марии Медичи стоит, пожалуй, рассказать особо. Сам кардинал писал:

«Я – ее ставленник. Это она возвысила меня, открыла путь к власти, даровала мне аббатства и бенефиции, благодаря которым из бедности я шагнул в богатство. Она убеждена, что всем я обязан ей, что она вправе требовать от меня абсолютного повиновения, и что у меня не может быть иной воли, кроме ее собственной. Она не в состоянии понять, что с того самого дня, когда она поставила меня у штурвала корабля, я стал ответствен только перед Господом Богом и королем. <…> Душой и умом она тяготеет исключительно к католической политике. Для нее безразлично, что Франция была бы унижена. Она не может примириться с тем, что, сражаясь с протестантизмом внутри страны, я в то же время поддерживаю союз с ним за ее пределами. <…> У нее претензии женщины и матери: я помешал ей передать Монсеньору [Гастону Орлеанскому], который, увы, возможно, унаследует трон, право на управление Бургундией и Шампанью. Я не могу допустить, чтобы охрана наших границ попала в столь слабые руки. Она считает меня врагом ее дочерей на том основании, что одну из них я выдал замуж за протестантского государя [Карла I Английского], а с мужьями двух других – королем Испании и герцогом Савойским – нахожусь в состоянии войны. Все разделяет нас, и это навсегда. Будущее зависит только от воли короля».

[Фисэль, Элен. Жизнь Марии Медичи. Москва, 2012.]

В двух последних фразах заключен главный смысл происходившего. С одной, впрочем, оговоркой: всю свою жизнь кардинал будет заботиться о том, чтобы его собственная воля выглядела, как та самая королевская воля, «от которой зависит будущее».

[ZHAN]

При этом число врагов кардинала росло с каждым днем. Ришелье отвечал на все бросаемые ему вызовы мастерски, то есть он жестоко их подавлял.

Да и во всех других своих начинаниях кардинал всегда добивался полного успеха. В 1628 году, в частности, у гугенотов была отнята крепость Ла-Рошель, много десятилетий считавшаяся оплотом их могущества. Таким образом, был навсегда положен конец сепаратистским устремлениям протестантского меньшинства и его мечтам о создании собственной, независимой от короля республики.

Свидетель этих событий Франсуа де Ларошфуко пишет:

«Все, кто не покорялись его желаниям, навлекали на себя его ненависть, а чтобы возвысить своих ставленников и сгубить врагов, любые средства были для него хороши».

И действительно, в борьбе со своими врагами кардинал не брезговал ничем: доносы, шпионство, грубые подлоги, неслыханное прежде коварство – все шло в ход. Множество блестящих представителей французской аристократии кончили в те годы жизнь на эшафоте, и все их мольбы перед королем о помиловании остались без ответа. В числе погибших можно назвать маршала Жана-Батиста д’Орнано (умер в тюрьме в 1626 году), Александра де Бурбона, шевалье де Вандома (умер в тюрьме в 1629 году), маршала Луи де Марийяка (обезглавлен в 1632 году), его брата, Мишеля де Марийяка, советника парламента (умер в тюрьме в 1632 году) и многих других.

Это дало повод все тому же Франсуа де Ларошфуко сделать вывод:

«Столько пролитой крови и столько исковерканных судеб сделали правление кардинала Ришелье ненавистным для всех».

Биограф Ришелье Франсуа Блюш категорически не согласен с такой трактовкой и объясняет подобное отношение к кардиналу следующим образом:

«Воспоминание о государственных узниках тянет за собой вопрос о взаимном влиянии и ответственности короля и кардинала, кардинала и короля. Были ведь и королевские узники, осужденные (и ожидавшие помилования) или сосланные, но в глазах современников все они были жертвами ужасного Ришелье».

Холодный, расчетливый, весьма часто суровый до жестокости, подчинявший чувство рассудку, кардинал Ришелье крепко держал в своих руках бразды правления, с замечательной дальновидностью замечал грозившую ему опасность и предупреждал ее при самом появлении.

За время нахождения у власти он провел ряд административных реформ, активно боролся с привилегиями знати, к которой сам же и принадлежал, реорганизовал почтовую службу. Он активизировал строительство флота, что усилило военные позиции Франции на море и способствовало развитию колониальной экспансии.

Он держал в своих руках двор и французскую столицу. Он покончил с полномасштабной гражданской войной. Он содействовал развитию культуры, по его инициативе прошла реконструкция Сорбонны и был написал первый королевский эдикт о создании Французской академии.

В своих «Мемуарах» Франсуа де Ларошфуко пишет о кардинале де Ришелье:

«У него был широкий и проницательный ум, нрав – крутой и трудный; он был щедр и смел в своих замыслах».

Если вспомнить популярный роман Дюма, то там кардинал де Ришелье выглядит чуть ли не врагом короля. Конечно, прославленный кардинал им не был и по большому счету сделал для блага Франции гораздо больше, чем многие из ее официально провозглашенных монархов. Налицо опять достаточно вольное обращение Дюма с историей.

Все его пороки были пороками, с легкостью заслоненными его великой судьбой, поскольку они являлись пороками, которые могут лишь служить орудием великих добродетелей.

Жан-Франсуа Поль де Гонди, кардинал де Рец

Но кардинал был не только героем французского масштаба, он оказал сильнейшее влияние на ход европейской истории.

Осенью 1642 года в Бурбон-Ланси, Ришелье посетил целебные воды ибо здоровье его, подточенное многолетним нервным напряжением, таяло на глазах. Даже будучи совсем больным, он до последнего вздоха по несколько часов в день диктовал приказы армиям, дипломатические инструкции, распоряжения губернаторам различных провинций. 28 ноября наступило резкое ухудшение. Врачи поставили еще один диагноз – гнойный плеврит. Кровопускание не дало результата, а лишь до предела ослабило больного. Кардинал начал терять сознание, но, придя в себя, еще пытался работать.

2 декабря умирающего навестил Людовик XIII. Они попрощались навсегда, а после этого Ришелье назвал своим единственным преемником Джулио Мазарини.

Людовик XIII пообещал выполнить все просьбы умирающего и покинул его, а Ришелье благочестиво скончался ранним утром 4 декабря 1642 года. Он был похоронен в церкви на территории Сорбонны, в память о поддержке, оказанной им этому университету.

Трудно любить Ришелье, так как он не был добрым и часто лицемерил; но невозможно не восхищаться им, ибо он желал величия Франции и даровал ей это величие.

Эрнест Лависс, французский историк

Кто бы что ни говорил, кардинал де Ришелье был выдающимся государственным деятелем. И его часто сравнивают с императором Наполеоном I. Но, на наш взгляд, Ришелье стоял гораздо выше Наполеона. Да, он тоже был деспот, но деспотизм Ришелье принял более благородные черты. Ему не удалось до конца подавить могущество надменной французской аристократии, но он существенно обрезал ее привилегии.

Однако главное заключается в другом: Ришелье никогда не позволял своим личным интересам и интересам своего сословия заслонить высшие интересы Отечества. Звучит высокопарно, но он был великим патриотом и великим реформатором. Он искренне говорил:

«У меня никогда не было других врагов, кроме врагов государства».

Он был одним из умнейших и образованнейших людей своего времени, а посему очень обидно, что у того же Дюма он изображен неким злобным интриганом, которого к тому же все постоянно дурачат.

Это, кстати, весьма характерный пример того, что в истории властвует не факт, а интерпретатор факта. Это еще один типичный пример того, что, чем талантливее интерпретатор, тем порой даже хуже.

Что бы ни писал Дюма, Ришелье оставил Францию в состоянии роста величия и процветания. Отдельные куски страны были собраны его гением в единое централизованное государство. Франция стала владычецей Эльзаса, Лотарингии, перевалов в Альпах и Руссильона. При нем французы утвердились в Гвиане и в Вест-Индии, вернули себе Канаду, завели колонии в Африке. Флот Франции стали уважать, а ее армиями начали, наконец, командовать способные генералы. Промышленность, торговля, искусства – все заметно прогрессировало.

А потом пришел к власти Людовик XIV, и он не просто унаследовал достижения Ришелье, он еще больше расширил это наследство.

Но это все будет позднее, ведь королем тот, кто теперь известен под именем Людовика XIV, стал четырехлетним мальчиком. И реально править во Франции после смерти Людовика XIII начала Анна Австрийская, провозглашенная регентшей. Мечты ее юности исполнились, и она теперь была совершенно свободна… Впрочем, рядом с ней уже находился Джулио Мазарини, тень кардинала де Ришелье, про которого последний частенько говорил, что если бы ему нужно было обмануть дьявола, он прибегнул бы именно к его талантам.

[ZHAN]

Кардинал Джулио Мазарини был достойным продолжателем дела кардинала де Ришелье, и именно он воспитал Людовика XIV как вошедшего в историю государственного деятеля. Это дало основание очень многим историкам считать, что «значение личности и деятельности Мазарини трудно переоценить», что «мир Мазарини – это его эпоха, а он сам – ее олицетворение» и т. д. и т. п.


Будущий кардинал, урожденный Джулио-Раймондо Маццарино, родился 14 июля 1602 года в Италии. Его отец, сицилийский дворянин Пьетро Маццарино, родившийся в Палермо, человек достаточно состоятельный, служил могущественному княжескому роду Колонна, а мать, Гортензия, урожденная Буффалини, происходила из довольно известного дома Читта-ди-Кастелло. Всего у них родилось шестеро детей, и Джулио был старшим из них.

Мазарини имел огромное влияние на королеву. Более гибкий, чем Ришелье, но столь же одаренный, наделенный таким же государственным чутьем и такой же алчностью, Мазарини продолжил ту же политику.

Франсуа Лебрен, французский историк

Он получил очень хорошее образование и стал доктором права, служил в папской армии и дослужился до чина капитана, после чего, по рекомендации князя Колонна, перешел на службу в Ватикан.

Приятное обхождение с людьми, тонкая дипломатическая игра и умелое видение сути проблем принесли ему известность в близких к папскому престолу кругах. В результате уже в 1624 году его назначили секретарем римского посольства в Милане, принадлежавшем в ту пору Испании.

Важным этапом для последующей карьеры молодого и энергичного Мазарини стал спор по поводу «Мантуанского наследства». Дело в том, что 26 декабря 1627 года умер Винченцо II Гонзага, герцог Мантуанский. Его наследство должно было перейти к представителю боковой ветви Гонзага, французскому герцогу Шарлю де Неверу. Однако Испания поддержала претензии представителя другой боковой ветви Гонзага: Карла-Эммануила I, герцога Савойского, врага Франции, отрезавшего от наследства в свою пользу часть Монферратского маркизата. Император Священной Римской империи Фердинанд II Габсбург тоже принял участие в разделе наследства. Над Французским королевством начали сгущаться тучи…

Для примирения враждующих сторон папа Урбан VIII послал в район боевых действий Мазарини. Это был шанс отличиться. Войдя в доверие к тем и другим и непрерывно курсируя между армиями противников, которым он зачитывал папские буллы, молодой дипломат сумел уговорить кардинала де Ришелье и испанского генерала Спинолу, вице-короля в Милане, принять удобоваримое соглашение. Именно тогда Мазарини впервые встретился с Ришелье, и тот запомнил его.

10 мая 1630 года в Гренобле состоялось совещание с участием Людовика XIII и Ришелье, на котором решался вопрос о дальнейших действиях. Сюда же прибыли посол герцога Савойского и Мазарини, ставший к тому времени папским легатом (то есть послом). Их предложения сводились к тому, чтобы побудить Францию отказаться от поддержки прав герцога Шарля де Невера на Мантую и вывести войска из Сузы, Пиньероля и Казале. В обмен Испания и Священная Римская империя брали на себя обязательство вывести свои войска из района военных действий.

Данное предложение ни в коей мере не могло устроить французскую сторону, и Мазарини отправился в Вену, увозя с собой отказ Франции.

В середине лета 1630 года Людовик XIII и его первый министр вернулись к идее мирного урегулирования конфликта. В лагерь короля был приглашен Мазарини, и ему было заявлено, что у Людовика XIII нет в Северной Италии иных целей, кроме как обеспечить права «своего» герцога Мантуанского. А если Вена и Мадрид согласятся уважать эти права, то король Франции выведет свои войска из этого района.

Мирные переговоры начались в германском городе Регенсбурге. От имени Франции их вели отец Жозеф и опытный дипломат Пьер Брюлар. Посредничал на переговорах все тот же Мазарини, курсировавший между Регенсбургом, Веной и Лионом, где находился Людовик XIII и куда часто наезжал из действующей армии кардинал де Ришелье.

В Лионе, кстати сказать, Мазарини был представлен Людовику XIII, после чего более двух часов беседовал с кардиналом де Ришелье. Последний остался доволен разговором с итальянцем и уже тогда попытался переманить Мазарини на свою сторону.

8 сентября 1630 года участники переговоров заключили перемирие до 15 октября. Но когда срок перемирия истек, кардинал де Ришелье вновь отдал войскам приказ возобновить военные действия. К 26 октября войска французского маршала де Ла Форса достигли Казале, столицы Монферратского маркизата и самой серьезной крепости Северной Италии, где мужественно держался французский гарнизон, осажденный испанцами. Уже началась ожесточенная перестрелка, как неожиданно появился всадник, размахивавший свитком. Он во все горло кричал:

– Мир! Мир! Прекратить огонь!

Это был Мазарини, доставивший маршалу де Ла Форсу согласие генерала Гонсало де Кордова снять осаду крепости без всяких условий. Так Джулио Мазарини содействовал тому, что французы и испанцы перестали убивать друг друга, и всю последующую жизнь его называли рыцарем за этот отчаянный поступок.

Когда стрельба стихла, Мазарини сообщил маршалу де Ла Форсу о подписании мирного договора в Регенсбурге, и тот на свой страх и риск согласился принять предложение испанского генерала. Уведомленный о принятом решении кардинал де Ришелье одобрил его.

Война завершилась, и вновь за дело взялись дипломаты. В результате вслед за уточненным Регенсбургским договором был подписан ряд соглашений, которые принесли Франции очевидный внешнеполитический успех: за герцогом де Невером признавались права на Мантую и Монферратский маркизат, а Франция оставляла за собой Пиньероль и ведущую к нему военную дорогу – важный для Франции плацдарм на пути в Италию.

Как видим, Джулио Мазарини сыграл важную роль в мирном исходе этого конфликта в Северной Италии. С этого времени кардинал де Ришелье стал пристально наблюдать за честолюбивым итальянцем, проникаясь к нему все большей симпатией.

Заметим, что одним из первых внимание кардинала на Мазарини обратил французский дипломат Абель Сервьен, маркиз де Сабле и де Буа-Дофэн, который писал кардиналу, что этот Мазарини – «самый достойный и самый умелый слуга из всех, когда-либо бывавших у Его Святейшества».

Папа Урбан VIII остался очень доволен дипломатическими успехами Мазарини. Позже в своих «Мемуарах» он написал: «Мой инстинкт подсказал мне, что передо мной гений».

В 1633 году «гений» был назначен на должность папского вице-легата в Авиньоне. А в 1634 году Урбан VIII послал Мазарини нунцием (то есть высшим дипломатическим представителем) в Париж, чтобы предотвратить очередное столкновение между Францией и Испанией.

Молодой дипломат был очарован Францией, кардиналом де Ришелье и королевским двором, однако он не забывал и о своей прямой обязанности – установить мир между Францией и Испанией. Но противостоять всесильному кардиналу было бессмысленно, поэтому Мазарини не удалось удержать Францию от войны, в которую она вступила в 1635 году. Эта война вошла в историю как Тридцатилетняя, так как длилась она с 1618 по 1648 г.

На этот раз миссия Мазарини не увенчалась успехом, но папский нунций сумел приобрести благоволение сразу и французского короля Людовика XIII, и его великого первого министра, и отца Жозефа. А очень скоро молодой итальянец уже был самым близким человеком фактического властелина Франции. В результате в 1639 году Мазарини принял французское подданство и 5 января 1640 года прибыл в Париж.

Во французской столице Мазарини сделал головокружительную карьеру. Он стал доверенным лицом Ришелье, а 16 декабря 1641 года он с подачи Ришелье был утвержден кардиналом Франции. А через год тяжелобольной Ришелье во время встречи с Людовиком XIII фактически назвал Мазарини своим преемником.

Ришелье умер, а уже на следующий день Людовик XIII ввел Мазарини в Королевский совет. Потом прошло всего пять месяцев, и 14 мая 1643 года умер Людовик XIII, оставив власть до совершеннолетия сына, которому не было еще и пяти лет, Регентскому совету, в состав которого вошел и Мазарини. Однако Анна Австрийская при поддержке Парижского парламента нарушила волю покойного супруга и стала единоличной регентшей.

Все знали о долголетней вражде между королевой и Ришелье. Двор был уверен в падении его приспешника. Но Анна «против всякого ожидания доверила управление именно Мазарини. <…> и пошли слухи. На этот раз ее обвинили в том, что она поддалась шарму итальянца».

Умевший быть обаятельным Мазарини действительно сумел покорить сердце гордой королевы, и она назначила его первым министром Франции. Фактически власть в стране перешла в его руки. В ответ принцы крови и титулованная знать тут же возненавидели «безродного фаворита».

Вступив в новую должность, Мазарини продолжил политику укрепления французского абсолютизма. Его козырями были любезное обращение, предупредительность, щедрость и неутомимое трудолюбие. К тому же крупная победа французских войск над испанцами при Рокруа, одержанная 19 мая 1643 года (испанцы потеряли 14 000 человек и 24 орудия), привела в восторг французов, и поэты тут же стали прославлять нового правителя.

Регентша и ее первый министр Мазарини управляли Францией так хорошо, что их правление было провозглашено новым золотым веком. Но это продлилось недолго, и вскоре дали себя почувствовать аппетиты знати. Начались раздоры, и парламент не замедлил выступить заодно с непокорными принцами.

Проблема заключалась в том, что с началом регентства королевы Анны в столицу возвратились все изгнанные при кардинале де Ришелье аристократы. Они очень надеялись вернуть все свои награды и восстановить былые привилегии. Не достигнув желаемого, они тут же перешли в оппозицию к первому министру, которому уже в 1643 году пришлось подавить мятеж феодальной знати, вошедший в историю как заговор «Влиятельных».

Возглавлял этот заговор Франсуа де Бурбон-Вандом, герцог де Бофор, внук покойного короля Генриха IV. В свое время он выступал против Ришелье и вынужден был долгое время скрываться в Англии. Теперь, вернувшись, он вновь взялся за свое.

План де Бофора заключался в том, чтобы не только устранить Мазарини, но и изменить всю французскую политику, как внешнюю, так и внутреннюю: положить конец абсолютизму, сформированному Ришелье и продолженному Мазарини, вернуться к старым формам правления, примирить Францию с Австрией.

А вот Франсуа де Ларошфуко считает, что главной целью заговорщиков было все же «свалить кардинала Мазарини, который со все возраставшим успехом завладевал душой государыни».

Как бы то ни было, этот великолепный заговор оказался не более чем секретом Полишинеля, и все знали о замыслах заговорщиков. В результате всех сослали, кроме де Бофора, которого бросили в тюрьму Венсеннского замка.

Следует признать, что Мазарини действительно пользовался полной поддержкой Анны Австрийской. И более того… Некоторые мемуаристы и историки даже полагают, что они состояли в отношениях куда более интересных, что королева и ее фаворит вступили в тайный брак.

Как бы то ни было, королева-регентша очень серьезно помогла своему фавориту выдержать испытания политической борьбы. При ее поддержке кардинал одержал победу над своими противниками. Впрочем, гораздо более вероятно, что он победил, благодаря таким своим личным качествам, как хладнокровие и умение всегда и во всем найти компромисс.

По поводу личных качеств Мазарини Франсуа де Ларошфуко пишет:

«Как его хорошие, так и дурные качества в достаточной мере известны, и о них достаточно писали и при его жизни, и после смерти, чтобы избавить меня от нужды останавливаться на них; скажу лишь о тех качествах кардинала, которые отметил в случаях, когда мне приходилось о чем-нибудь с ним договариваться. Ум его был обширен, трудолюбив, остер и исполнен коварства, характер – гибок; даже можно сказать, что у него его вовсе не было и что в зависимости от своей выгоды он умел надевать на себя любую личину. Он умел обходить притязания тех, кто домогался от него милостей, заставляя надеяться на еще большие, и нередко по слабости жаловал им то, чего никогда не собирался предоставить. Он не заглядывал вдаль даже в своих самых значительных планах, и в противоположность кардиналу де Ришелье, у которого был смелый ум и робкое сердце, сердце кардинала Мазарини было более смелым, чем ум. Он скрывал свое честолюбие и свою алчность, притворяясь непритязательным; он заявлял, что ему ничего не нужно и что, поскольку вся его родня осталась в Италии, ему хочется видеть во всех приверженцах королевы своих близких родичей, и он добивается для себя как устойчивого, так и высокого положения лишь для того, чтобы осыпать их благами».

[Ларошфуко, Франсуа де. Мемуары, максимы. Ленинград, 1971.]

[ZHAN]

А тем временем, несмотря на ряд побед над испанцами, Тридцатилетняя война ввела Францию в полосу экономического и финансового кризиса. Обстоятельства требовали от Мазарини принятия самых жестких и, естественно, непопулярных мер. Наибольшее недовольство вызвало введение новых налогов.

Как итог, нужно было как можно скорее заключать мир с Габсбургами.

И он был заключен в октябре 1648 года. Этот мир вошел в историю как Вестфальский, и он стал «блестящей дипломатической победой Франции Мазарини». По договору Франция получила Эльзас и Лотарингию (кроме Страсбурга) и оставила за собой три ранее приобретенных епископства – Мец, Туль и Верден. Была закреплена политическая раздробленность Германии, а обе ветви Габсбургов – испанская и австрийская – оказались существенно ослабленными.

Как видим, «Мазарини умел работать». Эта фраза, кстати, принадлежит Людовику XIV, и он привел ее в своих «Мемуарах», написанных уже после смерти кардинала.

А ведь работать ему приходилось порой в самых стесненных обстоятельствах, не позволявших долго думать, заключать и взвешивать все «за» и «против». В частности, к скорейшему заключению Вестфальского мира Мазарини побуждали и внутриполитические обстоятельства. Дело в том, что в том же 1648 году во Франции началась гражданская война, известная как Фронда.

Против Мазарини выступили и купцы, и ремесленники, страдавшие от налогов, и знать, пытавшаяся восстановить прежние феодальные привилегии, уничтоженные еще кардиналом де Ришелье. Более того, смута втянула в свою орбиту и крестьян, которые стали нападать на дворянские имения. Летом 1648 года борьба обострилась до предела, а в августе все улицы Парижа были перекрыты баррикадами. Поговаривали даже о готовящемся штурме Лувра.

Фронда (Fronde – буквально «праща») – обозначение ряда антиправительственных смут (восстаний), имевших место во Франции в 1648–1653 гг. Также это название парламентской партии в Париже, которая, во время малолетства Людовика XIV и регентства Анны Австрийской, оказывала противодействие политике кардинала Мазарини. Традиционно делится на два этапа: «парламентская Фронда» (1648–1649 гг.) и «Фронда принцев» (1650–1653 гг.).

Ненависть к Мазарини достигла предела. И что было делать кардиналу? Для начала Мазарини, а вместе с ним и королева с сыном тайком покинули столицу и удалились в загородный дворец Рюэль.

В марте 1649 года правительственные войска под командованием принца де Конде осадили мятежный Париж. Руководители восстания капитулировали, и двор счел возможным возвратиться в столицу. Однако очень скоро Анна Австрийская и Мазарини почувствовали, что попали в зависимости от надменного принца крови, который и не думал скрывать своего стремления захватить власть. В 1650 году Луи де Бурбон-Конде был арестован.

По мнению историков, это была самая грубая ошибка за весь период его министерства. Известие об этом моментально спровоцировало новые восстания и привело лишь к еще большему сплочению врагов кардинала.

6 февраля 1651 года Мазарини, переодетый в костюм простого дворянина, опять бежал из Парижа, а вскоре ему даже пришлось покинуть французскую территорию и обосноваться в Германии, в городке Брюле, около Кёльна. На некоторое время принц де Конде и его приверженцы стали хозяевами положения в столице.

Но, даже находясь в изгнании, Мазарини постоянно переписывался с королевой, и быстро взрослевший король Людовик XIV постоянно находился под его влиянием. Говорили, что искусный дипломат и мастер интриги Мазарини так же руководил делами из Кёльна, как и из Лувра.

21 октября молодой король торжественно въехал в Париж, и это событие считается концом Фронды.

В 1653 году Мазарини, ставший еще сильнее, чем прежде, тоже возвратился в Париж, где уже до самой своей кончины занимал пост первого министра.

Франции эта гражданская война стоила очень дорого. Внешняя торговля страны была дезорганизована, ее флот – фактически уничтожен. В ряде департаментов, где особенно свирепствовали голод и эпидемии, население значительно сократилось, а рождаемость упала.

Многие из этих проблем были решены еще при жизни Мазарини. Он сделал политические выводы из событий периода Фронды. Он пришел к выводу, что в государственных интересах необходимо удовлетворить некоторые требования оппозиции, к которым, прежде всего, следовало отнести осуждение произвола сборщиков налогов, облегчение положения крестьян в деревне, и с этой целью увеличение налогов с промышленников и торговцев, отмену продажи должностей, создание Государственного совета, в котором были бы представлены все сословия французского общества, и т. д.

И все же, как отмечают многие его биографы, кардинал уделял основное внимание не столько внутренней, сколько внешней политике страны. Именно дипломатия была его любимым занятием. Мазарини в совершенстве владел искусством переговоров, но при этом он предпочитал тишь кабинетов и избегал показываться на публике. Для публичного политика – это, конечно, большой минус. Безусловно, очень многие личные качества кардинала позволяли ему последовательно проводить в жизнь программу кардинала де Ришелье. Но при этом этот «ловкий пройдоха» (определение папы Урбана VIII) не пользовался популярностью у французов, которые легко прощали «своему» Ришелье то, что и не думали прощать «коварному итальянцу».

Среди дипломатических побед Мазарини следует особо отметить Пиренейский мир 1659 года, завершивший войну между Францией и Испанией. И по этому договору французская территория значительно расширилась, хотя французы вернули Испании захваченные ими в ходе военных действий районы Каталонии, Франш-Конте и крепости в Нидерландах. К Франции отошли часть Фландрии с несколькими крепостями, основная территория графства Артуа, графство Руссильон. Новая франко-испанская граница стала теперь проходить по Пиренеям. Испанцы отказались от притязаний на захваченные французами Эльзас и Брейзах на правом берегу Рейна, подтвердили права Людовика XIV на королевство Наварру. В ответ на это Мазарини подписался под обязательством не оказывать помощи Португалии, находившейся в то время в состоянии войны с Испанией.

Особенность Пиренейского мира состояла еще и в том, что он предусматривал брак Людовика XIV с испанской инфантой Марией-Терезией, дочерью короля Филиппа IV из династии Габсбургов.

В 1660 году Мазарини исполнилось 58 лет, и после стольких потрясений, стольких забот и усилий здоровье его пошатнулось. Поэтому он все чаще проводил время в своих покоях, среди изумительных ковров, картин лучших мастеров и коллекции редких книг.

Дворец его был полон сокровищ, собранных за долгие годы, и искусство теперь стало его единственной страстью. Мазарини коллекционировал книги и старинные рукописи, любил музыку и театр. Он открыл академию художеств, устроил итальянскую оперу.

В начале 1661 года Мазарини обессилел настолько, что вынужден был покинуть Париж. 7 февраля его перевезли в пригородный Венсеннский замок. А 9 марта 1661 года Мазарини не стало.

Все свое громадное состояние он завещал Людовику XIV, но тот не согласился его принять. Зато он получил от Мазарини спокойную и могущественную Францию, вступившую в эпоху бурного расцвета. Пиренейский мир с Испанией и военный союз с Англией утвердили политическую гегемонию Франции на континенте. Могущество Австрии было подорвано.

Благодаря Мазарини, у Франции в Европе больше не было соперников, с которыми следовало бы считаться; французский двор стал самым блестящим в Европе; французского короля все боялись, а французский язык сделался официальным языком международной дипломатии.

[ZHAN]

Король Людовик XIV де Бурбон, известный также как «король-солнце», родился в воскресенье, 5 сентября 1638 года, в новом дворце Сен-Жермен-ан-Лэ. Оставив в стороне всевозможные споры на эту тему, скажем, что его родителями были Людовик XIII и Анна Австрийская. Поскольку брак Людовика XIII с прекрасной испанкой был на протяжении 22 лет бездетным, рождение этого ребенка современники восприняли как дар небес, и ему словно на роду было написано стать баловнем судьбы. Простой народ, которому, в отличие от историков, недосуг было вдаваться в детали этого события, увидел в счастливом рождении знак Божьей милости и называл новорожденного дофина «Богоданным» (Louis-Dieudonné).

Мы располагаем очень скудной информацией о раннем детстве наследника престола. Едва ли он помнил своего отца, Людовика XIII, которого потерял в пятилетнем возрасте.

После смерти отца Людовик XIV вступил на престол малолетним ребенком и управление государством перешло в руки его матери и преемника кардинала де Ришелье Джулио Мазарини, которому Анна Австрийская передала верховный надзор за воспитанием молодого короля. При этом вдовствующая королева лишь только считалась правительницей Франции, но фактически всеми делами, как уже говорилось, вершил ее фаворит Мазарини.

Согласно закону, французские короли провозглашались совершеннолетними в 13 лет. В случае с Людовиком официальная церемония состоялась 7 сентября 1651 года, во время заседания Парижского парламента, в котором принимали участие придворные и многочисленные высокие гости. В коротком выступлении юный король сказал:

– Господа, я пришел в парламент, чтобы заявить вам, что я, по закону моего государства, сам и в свои руки беру правление. Я надеюсь на милость Божью, на то, что я буду это делать со страхом Божьим и по справедливости.

Франция в те времена вела измотавшую всех войну с Испанией, и примирение между королевскими домами Бурбонов и испанских Габсбургов должно было увенчаться браком Людовика XIV с испанской инфантой Марией-Терезией Австрийской, дочерью короля Испании Филиппа IV. Как говорится, «во благо Господа и в интересах королевства».

Заключение этого брака происходило на испанской стороне 3 июня 1660 года и через несколько дней на французской территории в Сен-Жан-де-Лис. 26 августа состоялся торжественный въезд новобрачных в Париж.

Политика Людовика XIV была с самого начала ориентирована на утверждение Франции в Европе, и король следовал линии, начертанной его отцом и двумя кардиналами-министрами.

Люсьен Бели, французский историк

Отметим, что этот брак оказался последним деянием всесильного кардинала Мазарини, и после этого Людовик приступил к самостоятельному управлению государством.

Очень немногие в то время были знакомы с настоящим характером Людовика. Этот юный король, которому исполнилось только 22 года, до той поры обращал на себя внимание лишь склонностью к щегольству и любовными интригами. Всем казалось, что он создан исключительно для праздности и удовольствий. Но потребовалось совсем немного времени, чтобы убедиться в обратном. В детстве Людовик получил неважное образование – его едва научили читать и писать. Однако от природы он был одарен здравым смыслом, прекрасной способностью вникать в суть вещей и твердой решимостью поддерживать свое королевское достоинство. По словам тогдашнего венецианского посланника, «сама природа постаралась сделать Людовика XIV таким человеком, которому суждено было по его личным качествам стать королем нации».

Интересам государства принадлежит приоритет. Имея в виду государство, действуют для себя самого. Благополучие одного составляет славу другого.

Людовик XIV, король Франции

Людовик XIV был очень хорош собой. Во всех его телодвижениях проглядывало нечто мужественное или геройское. К тому же он обладал очень важным для короля умением выражаться кратко, но четко и ясно, то есть говорить не более и не менее того, что было нужно именно в данный момент.

У короля была великолепная память. В общении с придворными, министрами и дипломатами он выглядел всегда очень сдержанным и демонстрировал удивительную вежливость, в которой в зависимости от ранга, возраста и заслуг его визави различалось множество оттенков.

Царствуют посредством труда и для труда, а желать одного без другого было бы неблагодарностью и неуважением относительно Господа.

Людовик XIV, король Франции

Правил Людовик XIV с необычным профессионализмом. Для него личная слава была тесно связана с благополучием государства. Но интересы государства всегда были выше интересов короля.

Тех, кто желал царствовать без труда, Людовик XIV нещадно уничтожал. В частности, в 1661 году он приказал арестовать самого влиятельного финансиста Франции Николя Фуке, а на его место назначил генеральным контролером финансов Жана-Батиста Кольбера.

Вообще следует отметить, что Людовик XIV обладал настоящим даром подбирать себе талантливых и способных сотрудников. При этом он любил говорить:

– Каждый раз, когда я даю кому-нибудь хорошую должность, я создаю девяносто девять недовольных и одного неблагодарного.

Но в случае с Кольбером этот один стоил тысячи недовольных.

Ни при одном прежнем правителе Франция не вела такого количества широкомасштабных завоевательных войн, как при Людовике XIV.

В 1667 году, после того, как умер испанский король Филипп IV, а Людовик объявил претензии на часть испанского наследства и попытался завоевать Бельгию, французская армия овладела Армантьером, Шарлеруа, Бергом, Фюрном и всей южной частью приморской Фландрии. Осажденный Лилль сдался в августе месяце. Людовик XIV показал в этой войне личную храбрость и всех воодушевлял своим присутствием.

Чтобы остановить наступательное движение французов, Нидерланды в 1668 году объединилась с Швецией и Англией. В ответ Людовик двинул войска в Бургундию и Франш-Конте. Закончилось все заключением 2 мая 1668 года Аахенского мира, однако этот мир стал лишь небольшой передышкой перед большой войной с Нидерландами.

Она началась в июне 1672 года с внезапного вторжения французских войск. Чтобы остановить нашествие врага, правитель Нидерландов Вильгельм Оранский приказал открыть шлюзы плотин и залил всю страну водой. Вскоре на сторону Нидерландов встали император Священной Римской империи Леопольд I, протестантские немецкие князья, король Датский и король Испанский. Эта коалиция получила название Великого Союза.

Военные действия велись частью в Бельгии, частью на берегах Рейна. В 1673 году французы взяли Маастрихт (при осаде этого города, между прочим, погиб не литературный, а настоящий д’Артаньян), в 1674 году полностью овладели Франш-Конте.

Маршал Анри де Ла Тур д’Овернь, виконт де Тюренн, командовавший французской армией, одержал победы при Зинцхейме и Турнхейме и захватил весь Эльзас.

В последующие годы успехи французов продолжились. Были взяты Конде, Валансьенн, Бушен и Комбре. В то же самое время французский флот одержал несколько побед над испанцами и стал господствовать на Средиземном море.

Глубоко проникнутый ощущением королевского достоинства и тех прав и обязанностей, которые это достоинство предполагает, Людовик XIV в самом деле воспринимал себя как «наместника Бога на земле».

Франсуа Лебрен, французский историк

Однако, как это обычно и бывает, продолжение войны оказалось очень разорительно для Франции. Дошедшее до крайней нищеты население начало поднимать восстания против чрезмерных налогов.

В результате в 1678 году было подписано Нимвегенское мирное соглашение, согласно которому Франш-Конте, Кассель, Ипр, Камбре, Бушень и некоторые другие города Бельгии, а также Эльзас и Лотарингия остались за Францией.

Этот мир знаменовал собой апогей могущества Людовика XIV. Его армия была самой многочисленной, лучше всего организованной и руководимой. Его дипломатия господствовала над всеми европейскими дворами. Французская нация своими достижениями в искусстве и науках, в промышленности и торговле достигла невиданных высот. Версальский двор (а это именно Людовик XIV перенес королевскую резиденцию в Версаль) стал предметом зависти почти всех государей, старавшихся подражать «королю-солнцу». По сути, Версаль в то время стал центром всей великосветской жизни Европы.

Даже наиболее известный мемуарист того времени герцог де Сен-Симон, весьма враждебно относившийся к королю, не мог отрицать ту важную роль, которую сыграл Людовик XIV. Он признавал, что Людовик хорошо владел «ремеслом короля».

Людовик уничтожил и искоренил всякую другую силу или власть во Франции, кроме тех, которые исходили от него: ссылка на закон, на право считалась преступлением.

Луи де Рувруа, герцог де Сен-Симон

Конечно, личность Людовика XIV не стоит мифологизировать. Да, он развил в себе дисциплину поведения, соизмеряя свои желания со здравым смыслом. Но в основе его действий лежал самодержавный эгоизм, замаскированный неким природным артистизмом, который придавал господству столь изысканные формы, что абсолютная власть казалась не такой уж и нетерпимой. По сути, врожденное трудолюбие короля служило прикрытием для самого беззастенчивого себялюбия. И действительно, ни один французский король до этого не отличался такой чудовищной гордостью и эгоизмом, ни один европейский монарх так явно не превозносил себя над окружающими, как это делал Людовик XIV.

Этот культ «короля-солнца» должен был неминуемо привести к постепенному упадку монархии.

Что касается личной жизни Людовика XIV, то она протекала весьма бурно. Его связь с Луизой де Лавальер продолжалась с 1661 по 1667 г. За это время фаворитка родила королю четверых детей, из которых выжили двое: дочь, появившаяся на свет в 1666 году, стала мадемуазель де Блуа и вышла замуж за принца де Конти, а сын (он был на год младше) – стал графом де Вермандуа.

После нее новым увлечением короля стала маркиза де Монтеспан, которая и по внешности, и по характеру была полной противоположностью Луизе де Лавальер.

Связь короля с маркизой де Монтеспан продолжалась шестнадцать лет, и она, по сути, была некоронованной королевой Франции. И «король-солнце» узаконил шестерых бастардов от мадам де Монтеспан.

Потом у короля была мадам де Ментенон, состоявшая до этого гувернанткой при его побочных детях.

Но не будем забывать, что у короля была еще и жена, королева Мария-Терезия, и она в период с 1661 по 1672 г. тоже подарила ему шестерых детей (трех мальчиков и трех девочек), из которых трое умерли, не прожив и года, а двое – в возрасте до пяти лет.

В 1683 году королева умерла. Ей было всего 53 года, и в начале болезни она испытывала лишь легкое недомогание. Но медицины в те времена практически не было, и первый врач короля приказал пустить больной кровь. Один из его помощников предупредил, что это может быть опасным, но «светило» настояло на своем. Через несколько часов после этого кровопускания Мария-Терезия скончалась.

Людовик XIV был потрясен смертью жены. В это трудно поверить, но он любил ее, да и она всегда вполне лояльно относилась к фавориткам мужа. После смерти Марии-Терезии что-то надломилось в сознании короля: он вдруг преисполнился религиозного страха и стал панически бояться небесного наказания за земные грехи. Изменилась и обстановка в Версале: придворные стали вести себя более сдержанно и осторожно. Впрочем, нравы остались прежними, просто, опасаясь недовольства короля, все стали трусливо скрывать то, что еще совсем недавно демонстрировалось открыто и нагло.

Все возрастающая набожность короля нашла активную поддержку со стороны маркизы де Ментенон, и в том же 1683 году Людовик XIV соединился с ней тайным браком. Бракосочетание состоялось в небольшой часовне в Версале. На скромной церемонии присутствовали лишь военный министр маркиз де Лувуа, архиепископ де Шамваллон и первый лакей его величества Бонтан.

Вскоре для маркизы де Ментенон отвели комнаты в Версальском дворце прямо напротив апартаментов короля. С этого момента она приобрела безграничное влияние на короля. Она не просто давала ему советы, как раньше, теперь она руководила им. Это выглядит невероятно, но это факт, и историк Мариус Топен по этому поводу пишет:

«Мадам де Ментенон была женщиной не только суровой и жесткой: все в ней подчинялось приличиям и расчету. Ее набожность была не пылкой, порывистой, как у Лавальер, а сдержанной, обдуманной. Ее щепетильность всегда была выгодной для ее материальных интересов. Не лживая, но очень осторожная; не вероломная, но всегда готовая если не пожертвовать друзьями, то, по крайней мере, покинуть их; скорее создающая видимость добра, чем творящая добро. Без воображения, без иллюзий, эта женщина превосходила других скорее рассудком, чем сердцем. Она была вооружена против всех соблазнов. Страх скомпрометировать свое доброе имя защищал ее от всех опасностей».

[Topin, Marius. L’homme au masque de fer. Paris, 1870.]

[ZHAN]

Герцог де Сен-Симон, упорно подвергавший критике Людовика XIV и его близких, считал мадам де Ментенон женщиной «амбициозной, ненасытной и скрытной», стремившейся все захватить в свои руки: дела государства и церкви, выбор генералов и адмиралов, назначения епископов, послов и придворных. В своих «Мемуарах» герцог называет мадам де Ментенон интриганкой, любыми средствами добивавшейся влияния не только на короля, но и на его брата, на наследника престола, на других членов королевской семьи.

Безусловно, мнение де Сен-Симона крайне резко. Однако следует признать, что если не сам король, то фактически все его министры зависели от мадам де Ментенон.

Она была женщиной очень умной и «предпочитала оказывать влияние, оставаясь в тени». Но и она постепенно начала сдавать свои позиции.

А войны тем временем не прекращались, и результатом этих бесконечных войн Людовика XIV стало экономическое разорение и нищета Франции. Да и домашняя жизнь короля представляла собой весьма печальную картину. Начнем с того, что 27 мая 1707 года умерла мадам де Монтеспан. Людовик XIV, узнав о смерти своей бывшей фаворитки, с полным равнодушием произнес:

– Она умерла для меня слишком давно, чтобы я оплакивал ее сегодня.

Потом, 13 апреля 1711 года, умер от злокачественной оспы дофин Людовик, сын короля и королевы Марии-Терезии. Потом последовало еще несколько смертей близких Людовику людей, и он сделался совсем печален и угрюм. Нарушая все законы этикета, он стал поздно вставать; принимал посетителей и ел он, лежа в постели; часами сидел, погрузившись в свои большие кресла… Несмотря на все старания мадам де Ментенон и врачей, ничего не менялось, и это было явным признаком приближающегося конца.

Первые признаки неизлечимой болезни обнаружились у короля в августе 1715 года. 24-го числа на левой ноге у него показались какие-то пятна. Стало очевидно, что дни «короля-солнца» сочтены.

30 августа началась агония, а 1 сентября 1715 года Людовик XIV испустил последний вздох.

Людовик XIV умер в возрасте семидесяти семи лет и правил семьдесят два года. Во Франции было много уже седых людей, у которых никогда не было другого короля. Когда он скончался, казалось, что исчезла часть вселенной, существовавшая с самого начала мира.

Уильям Стирнс Дэвис, американский историк

Перед смертью король сказал своим придворным:

«Я ухожу, но государство будет существовать всегда. Надеюсь, что вы выполните свой долг, и что вы будете иногда вспоминать обо мне».

По мнению многих, Людовик XIV был, возможно, самым знаменитым французским правителем. Он вошел в историю и как король-тиран, и как король-строитель, и как король-просветитель, и многие монархи потом безуспешно стремились подражать ему.

[ZHAN]

Родился Жан-Батист Кольбер в 1619 году в Реймсе, в семье купца и имел предков-купцов в четырех поколениях. Именно по этой причине к нему впоследствии плохо, в лучшем случае – снисходительно, относились придворные. Его родителями были Николя Кольбер и Марианна Пюссо, причем отец утверждал, что его семейство происходит из одного древнего шотландского рода, однако никаких доказательств этого он предоставить не мог.

Учили Жана-Батиста монахи-иезуиты. Особыми способностями мальчик не блистал, но зато рано начал работать в торговле, потом – в банке, а потом – в Париже, у нотариуса Жана Шаплена. И счастье улыбнулось ему: он попал в бюро государственного советника по военным делам Мишеля Летеллье. Прошло еще немного времени, и по рекомендации патрона молодой человек стал служить у самого кардинала Мазарини, расшатанные денежные дела которого он быстро привел в полный порядок. После этого, в 1651 году, Мазарини назначил его своим управляющим.

Правда, как раз в это время кардинал находился в изгнании в Германии, и его оставшемуся в Париже управителю пришлось испытать недоброжелательство фрондеров, казалось, окончательно победивших. Но уже в следующем году Мазарини вернулся, с парижской Фрондой было покончено, и Кольбер смог полностью применить свои деловые способности.

Кольбер сумел скоро заслужить милость Мазарини и стать для него необходимым. Чиновник знал все его счета, хотя кардинал никогда ни слова не говорил ему о них. Этот секрет очень крепко связывал их друг с другом.

Александр Дюма, французский писатель

Кольбер с такой ревностью и изобретательностью отстаивал интересы своего нового патрона, что тот перед самой смертью порекомендовал его Людовику XIV, а тот, в свою очередь, назначил Кольбера интендантом финансов.

В новой должности Кольбер сумел раскопать ряд злоупотреблений главного интенданта финансов Николя Фуке и в 1661 году стал его фактическим, хотя и не номинальным преемником.

Когда агенты Кольбера начали расследовать дела Фуке, выяснилось, что на главном интенданте «висят» нецелевые расходы почти в восемьдесят миллионов ливров, причем как минимум двадцать из них Фуке попросту присвоил. Фуке был «непревзойденным взяточником, беззастенчиво грабил казну, но так, чтобы она не была пустой и постоянно пополнялась. Это был настоящий талант!» [Ивонина Л.И. Мазарини. Москва, 2007.]

Конечно же, Кольбер известил Людовика XIV о «неожиданно вскрывшихся фактах злоупотреблений». Король был в бешенстве, но последней каплей в чаше его терпения стало то, что Фуке отпраздновал новоселье в своем новом дворце, строительство которого, по данным Кольбера, обошлось в восемнадцать миллионов.

Для Николя Фуке, виконта де Мелюн и де Во, маркиза де Белль-Иль все было кончено. 5 сентября 1661 года он был арестован и отправлен в тюрьму Венсеннского замка, а оттуда – в Бастилию.

Как ни странно, Кольбер был назначен государственным министром лишь восемь лет спустя. Впрочем, он и без этого продвигался по служебной лестнице чрезвычайно быстро. Назначения сыпались на него одно за другим: главный интендант искусств и мануфактур, государственный секретарь по вопросам флота и торговли и т. д. и т. п.


Кольбер работал по пятнадцать часов ежедневно, не обращая ни малейшего внимания на придворный мир и мнение света. Не зная никаких увлечений, он, однако, обладал широким кругозором, привык ставить себе большие цели, был упрям и суров до жестокости.

Кольбер был тринадцатью годами старше Людовика XIV. <…> Человек среднего роста, скорее худой, чем полный, с глубоко сидящими глазами, плоским лицом. <…> Взгляд у него был строгий, даже суровый. С подчиненными он был горд, перед вельможами держался с достоинством человека добродетельного. Всегда надменный, даже тогда, когда, будучи один, смотрел на себя в зеркало. Вот отличительные черты внешности Кольбера. Что же до его ума, то все расхваливали его глубокое умение составлять счета и его искусство получать доходы там, где могли быть одни убытки.

Александр Дюма, французский писатель

Политическое влияние Кольбера быстро росло. Не выслушав его мнения, Людовик XIV не назначал высокопоставленных чиновников: губернаторов провинций и колониальных администраторов, интендантов и послов. Кольбер вполне осознавал свою власть, и вся его фигура дышала спокойствием и уверенностью.

Кольбер стал очень богатым человеком (говорят, что его состояние равнялось десяти миллионам ливров), однако его обогащение не выходило за рамки законности. Но не только власть и деньги составляли силу министра.

Пожалуй, главное состояло в том, что Кольбер за время своего служения королю основал влиятельнейший фамильный министерский клан, слившийся со знатнейшими семьями королевства.

Происходило это так. 13 декабря 1648 года он женился на Марии Шаррон, дочери члена Королевского совета, и от этого брака у них родилось четверо детей. Одна из его дочерей, Мария-Анна, вышла замуж за представителя высшей французской аристократии: за Луи де Рошешуара, герцога де Мортемара, а он был родственником фаворитки короля маркизы де Монтеспан. Старший же сын, тоже Жан-Батист Кольбер, стал маркизом де Сеньеле, высокопоставленным государственным чиновником и дипломатом, второй сын, Жюль-Арман, – архиепископом Руана. Братья влиятельного министра также не были обделены судьбой: один из них стал послом, а затем госсекретарем по иностранным делам, второй – генерал-лейтенантом, третий – епископом Монпелье.

Пристраивая своих родственников, Кольбер давал им шанс «честно» выдвинуться и разбогатеть.

Бесспорно, Кольбер был выдающимся государственным деятелем своей эпохи. Сменив Николя Фуке на посту главы финансового ведомства, он занялся, прежде всего, поисками новых источников доходов и уменьшения государственного долга.

Как финансист, он стремился расширить круг налогоплательщиков, увеличить поступления от королевских владений, лишить привилегий многочисленных дворян-самозванцев.

Все хозяйство страны было разъедено коррупцией. Воровали у государства все, но больше всего самозванцы, присвоившие себе дворянское звание. И министр объявил войну расхитителям. Чрезвычайный суд стал чуть ли не ежедневно рассматривать дела о финансовых злоупотреблениях, совершенных на протяжении нескольких десятилетий. В тюрьме оказались многие интенданты, финансисты, налоговые чиновники и т. п. Одного из них даже повесили в Париже прямо перед Бастилией. Такая же судьба постигла и сборщика налогов в Орлеане.

Кольбер не знал ни малейшего снисхождения. Если надо, он умел быть жестким и мстительным. В подтверждение этому можно сказать, что в общей сложности понесли наказание более пятисот человек. Некоторые из них внесли в казну по два-три миллиона ливров. В итоге собрали «богатый урожай»: в 1662 и 1663 годах было отобрано более семидесяти миллионов ливров, а к 1669 году казне было возвращено сто десять миллионов ливров – сумма, равная доходам государства за полтора года. Часть этих денег – минимум 15–16 % – получили «доносчики», разоблачившие нечестно нажитые состояния.

В 1664 году Кольбер провел переаттестацию дворянства. Эта акция имела существенное финансовое значение, ибо дворяне не платили прямых налогов. Кольберу нужно было вернуть в прежнее состояние налогоплательщиков незаконно проникших в ряды дворянского сословия богатых простолюдинов. По различным оценкам, было «вычищено» от 10 до 20 % семей, правда, часто это были семьи не нуворишей, а обедневшие стародворянские фамилии, которые по какой-либо причине не смогли подтвердить свои права единственно принимавшимися в расчет письменными документами. Как бы то ни было, признанные самозванцами внесли в казну около двух миллионов ливров штрафов. Кроме того, они стали налогоплательщиками, что также благоприятно сказалось на состоянии государственной казны.

Правилом Кольбера было – за счет богатых облегчить повинности бедных. Вследствие этого он считал справедливыми косвенные налоги, платимые всеми подданными, между тем как прямое обложение касалось лишь непривилегированных.

В 1664 году Кольберу удалось провести отмену внутренних таможен между северными и южными провинциями.

Во внешней торговле его главной целью были увеличение вывоза, уменьшение ввоза, и в результате этого – увеличение притока денег в страну. Для этого в 1667 году он ввел новый таможенный тариф, повысивший пошлины на иностранные товары. По инициативе Кольбера были организованы монопольные торговые компании для внешней торговли, главным образом для колониальной (Вест-Индская, Ост-Индская, Левантийская, Сенегальская и другие).

Все виды промышленности были организованы Кольбером в строгие корпорации, в которых род приготовления товаров устанавливался строгими регламентами при строгих взысканиях нарушителям. Отсутствие в XVII веке настоящей промышленной статистики, правда, не позволяет точно судить о развитии промышленности при Кольбере. Исключением, пожалуй, является судостроение, благодаря беспрецедентному подъему которого Франция вошла в тройку ведущих военно-морских держав и даже обогнала по количеству и тоннажу военных кораблей Англию (число французских военных кораблей выросло с 12 в 1660 году до 194 в 1671 году). Это было очень важно и для успехов морской торговли: сильный военно-морской флот был способен обеспечить надежное конвоирование, успешно бороться с пиратами и т. п.

Педантическая регламентация во всех сферах жизни сильно ожесточила французов против Кольбера. В соседних странах стали печататься памфлеты против него, но направлению политики его они не в состоянии были помешать. Действуя от имени короля, Кольбер, несмотря на свое плебейское происхождение, легко мог сломить и противодействие аристократии, где оно еще давало себя чувствовать.

Однако главными расхитителями государственных средств, по мнению Кольбера, был сам Людовик XIV и его семья. Они буквально «пожирали» несметные богатства. На строительство одних только королевских дворцов с 1661 по 1710 год были потрачены сотни миллионов ливров, в том числе в Версале и его окрестностях – 117 миллионов, в Фонтенбло – 2,8 миллиона, в Лувре и Тюильри – 10,6 миллиона и т. д.

А конюшни его величества? Они обошлись казне более чем в три миллиона ливров. А пятьсот слуг королевы? На их содержание казна ежегодно выплачивала 466 000 ливров. А дорогие подарки, стоившие непостижимых денег, а редчайшие драгоценности, а роскошные праздники, пиры и приемы, а пожизненные пенсии придворным и военным…

Увы, финансовая дисциплина была незнакома его величеству.

Тем не менее Кольбер пытался придать оформлению государственных расходов хотя бы видимость законности. Счет подписывал государственный секретарь, по ведомству которого тратились деньги. Затем требовалась виза генерального контролера финансов, определявшего фонд, за чей счет давались ассигнования. Если речь шла о выплате более чем трехсот ливров, Людовик делал пометку: «Хорошо» и ставил свою подпись. При оплате тайных расходов он писал: «Мне известно использование этой суммы».

Король часто лично проверял сведения о доходах и расходах, хотя специалистом в этой области считал только Кольбера. В мае 1673 года он говорил своему министру, что в вопросах финансов он одобряет все, что тот делает, так как все делается хорошо.

Хотя Людовик XIV и считался самым богатым монархом в Европе, Кольберу приходилось буквально залатывать одну дыру за другой. Несколько лет ему удавалось сводить концы с концами. Но бесконечные войны, ведомые королем, пожирали все.

Неутомимый Кольбер не щадил себя. С 1666 по 1683 год по его инициативе было принято более сорока регламентов и инструкций. Их жесткость, а порой и жестокость вызывала возражения и протесты.

Людовик XIV поощрял писателей, художников и ученых, назначал им пенсии, обеспечивал их заказами. При помощи Кольбера он основал Академии, придававшие нужную ему единую направленность развитию литературы, искусства, наук.

Франсуа Лебрен, французский историк

Но разорительные войны уничтожили все плоды его трудов, и ему пришлось под конец жизни признать несовместимость экономической системы и методов правления Людовика XIV. Сломленный этой неудачей, он попал в немилость у короля.

Кольбер умер 6 сентября 1683 года в возрасте шестидесяти четырех лет.

Казалось, что смерть верного Кольбера не особенно взволновала монарха. Лишь значительно позже он оценит всю тяжесть потери. Когда Кольбера не стало, на страну обрушился финансовый дефицит. Известно, например, что уже в год его смерти для равновесия бюджета не хватало шести миллионов ливров.

Простой народ, ожесточенный тяжкими налогами и ненавидевший Кольбера, напал на похоронное шествие, и солдатам пришлось защищать его гроб от народной злобы. Зато среди придворных раздался вздох облегчения, теперь наконец-то вновь пришло время привычных злоупотреблений и бесконтрольности.

[ZHAN]

Королем Людовик XV стал 1 сентября 1715 года, то есть в пятилетнем возрасте. Он был правнуком Людовика XIV и с рождения носил титул герцога Анжуйского.

Сначала он был лишь четвертым в очереди на престол. Однако в 1711 году скончался дед мальчика – единственный законный сын Людовика XIV. В начале 1712 года от кори один за другим умерли родители Людовика, герцогиня и герцог Бургундские, а затем и его старший брат герцог Бретонский.

Сам Людовик выжил лишь благодаря настойчивости его воспитательницы герцогини де Вантадур, не давшей докторам применить к нему сильные кровопускания, погубившие старшего брата.

В 1714 году погиб, не оставив наследников, дядя Людовика герцог Беррийский. Ожидалось, что он будет регентом при племяннике. И так получилось, что после смерти прадеда, Людовика XIV, юный Людовик вступил на престол под опекой регента Филиппа Орлеанского, племянника покойного короля.

1 октября 1723 года Людовик был объявлен совершеннолетним, но власть продолжала оставаться в руках Филиппа Орлеанского, а после смерти последнего перешла к герцогу де Бурбону. Ввиду слабого здоровья Людовика и опасения, чтобы в случае его бездетной смерти его дядя испанский король Филипп V не изъявил притязания на французский престол, герцог де Бурбон поспешил женить короля на Марии Лещинской, дочери бывшего короля Польши Станислава.

В 1726 году король объявил, что берет бразды правления в свои руки, но на самом деле власть перешла к кардиналу де Флёри, который руководил страной до своей смерти в январе 1743 года, стараясь заглушить в Людовике XV всякое желание заниматься политикой.

Флёри двадцать лет руководил делами королевства с осторожностью и сдержанностью, используя испытанные методы кольбертизма, стараясь сохранить мир с зарубежными странами, порядок и благосостояние внутри страны.

Франсуа Лебрен, французский историк

Правление Андре-Эркюля де Флёри, служившего орудием в руках духовенства, может быть характеризовано так: внутри страны – освобождение духовенства от уплаты повинностей и налогов, преследование протестантов, попытки упорядочить финансы и внести большую экономию в расходах; вне страны – тщательное устранение всего, что могло бы повести к кровавым столкновениям, и, несмотря на это, ведение двух разорительных войн – за польское наследство и за австрийское.

Первая доставила Франции хотя бы Лотарингию; вторая, начавшись в 1741 году при благоприятных условиях, некоторое время велась с переменным успехом. Англия тогда приняла сторону австрийской императрицы Марии-Терезии. Английские войска высадились в Нидерландах, где с ними соединилась 16-тысячная армия ганноверцев и гессенцев. Сначала, 27 июня 1743 года, французы проиграли сражение при Деттингене-на-Майне. Потом, 22 февраля 1744 года, британский флот уничтожил французский при Тулоне, но зато 11 мая 1745 года французы реабилитировались в сражении при Фонтенуа.

В этом сражении имел место эпизод, многократно описанный в различных источниках. Сначала Чарльз Хэй, командир 1-го гвардейского английского полка, крикнул:

– Господа французы! Стреляйте первыми!

На это граф Жозеф д’Отрош ответил:

– Господа, мы никогда не стреляем первыми, стреляйте сами!

Потери в этом сражении были высокими для обеих сторон: у французов около 7000 убитых и раненых, у союзников – от 10 000 до 12 000. После битвы Людовик XV, пораженный количеством убитых и раненых, сказал одному из офицеров: «Пусть за ранеными французами ухаживают, как за моими детьми». Его спросили, а что делать с ранеными англичанами, на что король ответил: «Пусть с ними поступают, как с нашими, они больше не наши враги». А потом он сказал, обращаясь к своему сыну: «Смотрите, сын мой, как победа дорого стоит, и как она мучительна». [Nouveau dictionnaire historique. Tome II. Lyon, 1805.]

А закончилась эта война Аахенским миром, по которому Франция, Англия и Испания остались при тех владениях, которые у них были до войны.

В Войне за австрийское наследство Людовик участвовал одно время лично, но в Меце он опасно заболел. Франция, сильно встревоженная его болезнью, радостно приветствовала его выздоровление и прозвала его Возлюбленным (Le Bien Aimé).

Кардинал Флёри умер в начале войны, и король, вновь заявив о своем намерении самостоятельно управлять государством, никого не назначил первым министром. Ввиду неспособности Людовика заниматься делами, это привело к полной анархии: каждый из министров управлял своим министерством независимо от товарищей и внушал государю самые противоречивые решения. Сам король вел жизнь азиатского деспота, сначала подчиняясь то той, то другой из своих любовниц. А с 1745 года он всецело попал под влияние маркизы де Помпадур.


Парижское население более враждебно относилось к королю. В 1757 году неким Дамьеном было совершено покушение на жизнь Людовика XV.

Бедственное состояние страны навело генерального контролера Жана-Батиста де Машо д’Арнувиля на мысль о реформе в финансовой системе: он предложил ввести подоходный налог в размере 5 % (vingtième) на все сословия государства, в том числе и на духовенство, и стеснить право духовенства покупать недвижимые имущества ввиду того, что владения церкви освобождались от уплаты всякого рода повинностей. Духовенство единодушно восстало в защиту своих исконных прав и постаралось устроить диверсию – возбудить фанатизм населения преследованиями янсенистов и протестантов.

Янсенизм – это религиозное движение в католической церкви в XVII–XVIII веках, осужденное со временем как ересь. Оно подчеркивало испорченную природу человека вследствие первородного греха, а следовательно – предопределение и абсолютную необходимость для спасения божественной благодати. Свободе выбора человеком убеждений и поступков янсенисты не придавали решающего значения. Основателем этого учения был Янсений (Cornelius Otto Jansenius), голландский епископ, родившийся в 1585 году.

В конце концов, Машо д’Арнувиль пал; проект его остался без исполнения.

В 1756 году вспыхнула Семилетняя война, в которой Людовик XV стал на сторону Австрии, традиционной противницы Франции, и после целого ряда позорных поражений и потери почти миллиона солдат вынужден был заключить в 1763 году Парижский мир, лишивший Францию многих ее колоний в пользу Англии, которая сумела воспользоваться неудачами своей соперницы, чтобы уничтожить ее морское значение и разрушить ее флот. Франция же скатилась на уровень третьестепенной державы.

Маркиза де Помпадур, сменявшая по своему усмотрению полководцев и министров, поставила во главе управления герцога де Шуазеля, умевшего ей угождать. Он устроил семейный договор между всеми государями Бурбонского дома и убедил короля издать указ об изгнании иезуитов.

Финансовое положение страны было ужасное, дефицит громадный. Для покрытия его требовались новые налоги, но Парижский парламент в 1763 году отказался зарегистровать их. Король принудил его к этому посредством «Lit de justice».

Ложе справедливости (Lit de justice) – так называлось торжественное заседание французского (парижского) парламента, в присутствии короля и пэров обязывавшее парламент вносить все королевские постановления в свой реестр и лишавшее их возможности протеста. Название это произошло от того, что над королевским троном в углу зала нависал балдахин, что придавало трону сходство с ложем.

Провинциальные парламенты последовали примеру парижского: Людовик XV в 1766 году устроил второе «Lit de justice» и объявил парламенты простыми судебными учреждениями, которые должны считать за честь повиноваться королю. Парламенты, однако, продолжали оказывать сопротивление.

Новая любовница короля, мадам дю Барри, заступившая место Помпадур после смерти последней в 1764 году, провела на место Шуазеля, защитника парламентов, герцога д’Эгийона, их ярого противника.

В 1771 году, в ночь с 19 на 20 января, ко всем членам парламента были посланы солдаты с требованием ответить немедленно (да или нет) на вопрос: желают ли они повиноваться приказам короля. Большинство ответило отрицательно. На другой день им было объявлено, что король лишает их должностей и изгоняет, несмотря на то, что должности их были куплены ими, а сами они считались несменяемыми.

Вместо парламентов были установлены новые судебные учреждения, но адвокаты отказались защищать перед ними дела, а народ с глубоким негодованием отнесся к насильственным действиям правительства. Людовик XV не обращал внимания на народное недовольство: запершись у себя, он занимался исключительно своими любовницами и охотой, а когда ему указывали на опасность, угрожавшую престолу, и на бедствия народа, он отвечал: «Монархия продержится еще, пока мы живы».

Этот король умер 10 мая 1774 года от оспы, заразившись ею от очередной молодой девушки.

Людовик XV оставался развратником до конца жизни. Когда он опасно заболевал, то горячо каялся в грехах <…> но, выздоровев, возвращался к старым привычкам.

Уильям Стирнс Дэвис, американский историк